Бог знает, о чем он грустит, подумала Элизабет. О смерти Эмили Джо писал как о благополучном избавлении. Последние ее месяцы были мучительной агонией; Джо никогда не покидал ее. Страдал он не менее жены – от своей неспособности облегчить ей муки. Он свозил Викторию в Баден-Баден на воды и в Париж – обновить гардероб. Отцу хотелось развеять ее меланхолию. Девочка чувствовала себя несчастной в пансионе; смерть матери глубоко потрясла ее. Джо боялся за ее душевное здоровье. Казалось, ничто не пробьет скорлупку молчания, в которую она заключила себя.
– С тобой тоже было такое однажды, Лиззи, когда ты была маленькой девочкой. Но я всегда знал, как тебя рассмешить. А с Викторией я ничего не могу поделать.
Я привез ее домой, в Чарлстон. Здесь она была счастлива, здесь ее школьные подруги. Надеюсь, возвращение исцелит ее.
– Но занятия в школе начались месяц назад, Джо. Примет ли ее миссис Смит с таким опозданием.
– Девочка пойдет в школу после Рождества. Пока я нанял для нее гувернантку. Она не должна отстать в занятиях.
Элизабет взволнованно покачала головой:
– Ничего удивительного, Джо. Девочка многие месяцы разлучена со своими ровесниками. Ты для нее, конечно, близкий человек, но в пятнадцать лет появляются ухажеры. Послушай-ка меня. В следующую субботу День Благодарения. Стюарт и Генриетта устраивают в Барони большое барбекю,[8] с жареными креветками, после утренней охоты. В девять утра ты и Виктория заедете за мной, и мы отправимся туда вместе. И не позволяй ей надевать парижские платья. Ну да она в таких вещах сообразительней, чем ты. Пусть портниха сошьет ей что-нибудь по чарлстонским фасонам. Если она будет упираться, намекни ей, что младшему Стюарту семнадцать лет и он чертовски красив.
– Стюарт не позволил мне приготовить павлина, несмотря на то что у нас их более трех дюжин, – сказала с нервным смешком Генриетта. – Ты ведь знаешь его. Авраам Линкольн сделал День Благодарения праздником, но Стюарт этот праздник не признает. Я заколола пять лучших поросят. Стюарт-младший говорит, что это самая подходящая еда, потому что Линкольн был свиньей.
– Это глупо, – сказала Элизабет. – Я бы не позволила ему так поступать. Ради Бога, война закончилась тридцать лет назад.
– Но не для Стюарта. И так же он воспитал мальчиков. Но я его не виню. Янки отняли у нас все, Элизабет. Я удивляюсь, как ты смогла это забыть.
Элизабет удалось сохранить спокойствие. Между ней и братом была огромная разница. Доказывать было бесполезно. Стюарт был так напорист, что сумел сообщить свои симпатии и антипатии всему своему семейству. И все же он остается джентльменом. Виктория не услышит ничего обидного, несмотря на то что ее мать из Нью-Йорка.
Девочка казалась очень милой и была совершенно счастлива. Ее светло-русые волосы были убраны в сетку из шерстяных лент, что было явно не по возрасту. Однако темно-голубое кашемировое платье было сшито просто, и белый воротник и манжеты были льняными, а не кружевными. Щеки девушки слегка разрумянились, хотя утром она была ужасно бледна. Глоток воздуха пошел ей на пользу. И подвижность. Все юные девицы сновали взад-вперед от кухни к длинным столам на лужайке, нося тарелки, салфетки и столовое серебро. Элизабет спокойно сидела в кресле, радуясь, что она старая леди, которой только и остается что наблюдать. Она с улыбкой повернулась к Джо.
– Ты, должно быть, чувствуешь себя мусульманином в гареме, – сказала она.
Мужчины еще не вернулись с охоты. Джо и четыре престарелых джентльмена бросались в глаза посреди более чем сорока дам различного возраста.
– Я чувствую себя превосходно, – сказал он. – Ты сделала чудеса с Викторией.
– Не говори глупостей. Я тут ни при чем. Между прочим, спать я легла поздно из-за тебя. Трэдд и Гарри уехали около пяти, чтобы добраться сюда пораньше. Я не могла спорить, потому что мне тоже надо было ехать сюда. Ты сделал со мной чудо.
Джо отвел глаза. Он боялся, что она заметит его чувства. К своему неизбывному стыду, Джо думал о ней даже в последние месяцы жизни Эмили, несмотря на то что не отходил от постели больной. Конечно, он верил, что возвращение в Чарлстон благотворно повлияет на Викторию, но вернулся бы, даже не веря в это. Он любил свою дочь, но Лиззи Трэдд он любил сильней. В течение долгих месяцев за границей он тосковал по Чарлстону и по Элизабет. Время траура закончится через полгода. Тогда он предложит ей выйти за него замуж. И она сама даст ему ответ, а не опекающий ее брат. И если Элизабет ответит «нет», он будет спрашивать вновь и вновь, пока она не скажет «да». Он сможет не беспокоиться, ведь двадцать лет уже прошли в ожидании.
– А вот и они! – воскликнула Элизабет.
Джо взглянул на нее, и сердце его сжалось. Она была так взволнована! Должно быть, к кому-то она неравнодушна, подумал Джо.
Охотники пересекали поросшую сорной травой лужайку, шумно радуясь своим успехам. Позади негритята попарно несли восемь оленьих туш, привязанных к шестам за копыта. Один из охотников спешился и направился к Элизабет. Он был бледен от гнева.
Джо не знал его, однако сразу понял, кто это такой. Даже не глядя на Элизабет, он почувствовал ее тревогу. Глаза его привычно сузились. «Смешной парень, – подумал он, – совсем еще юнец. Хотя, возможно, я ошибаюсь».
– Бесс, пойдем со мной, а не то я убью кого-нибудь. Пойдем, пока во мне не взыграла ирландская кровь.
Элизабет встала и взяла его за руку.
– Разумеется, – сказала она быстро. – Но сначала познакомься с моим другом, Джо Симмонсом. Джо, это Гарри Фицпатрик.
Джо поднялся, чтобы пожать новому знакомому руку. Оба обменялись приветствиями, и Гарри увел Элизабет к реке.
Элизабет почти бежала, чтобы поспеть за ним. У пристани оба остановились. Она так запыхалась, что едва могла говорить.
– Что случилось, Гарри? Я никогда не видела тебя таким сердитым.
– Ничего, кроме старого южного гостеприимства. Господи Иисусе! Пресвятая Дева! Почему ты считаешь, что это должно доставить мне удовольствие? Мы добрались сюда на рассвете и встретили твоего братца, западного сквайра и судью, за глотком виски, которым он угощал своих друзей в окружении охотничьих собак. В жизни я не встречал ничего более отвратительного. Разогревать кровь, а затем вламываться в лес, чтобы убивать этих восхитительных животных. Да пусть бы они перестреляли друг друга и оставили оленей в покое. По крайней мере, олень исполнен достоинства, чего не скажешь об охотниках.
Элизабет коснулась рукой его щеки:
– Скорее всего, нет. Но тебе ли не знать, до чего может дойти сборище мужчин. Ты мне сам рассказывал, как в Калифорнии передрались и перестреляли друг друга в пьяной перепалке. А ведь это похуже, чем убивать оленей.