– Я хочу пустить твои булавки на корм рыбам, – отозвался Гарри. – Твои волосы должны свободно струиться вокруг тебя. Тогда ты будешь походить на русалку.
Он выдернул из ее туго уложенной прически все шпильки, и обжигающая прохлада разлилась по коже ее головы; ощущение было новым, совершенно непривычным. Вода ласкала и обнимала Элизабет, она словно растворилась в потоке, сделалась морским существом. Рассмеявшись, Элизабет нырнула и описала под водой круг; тяжелые намокшие распущенные пряди тянули ее в глубину. Вынырнув и отфыркиваясь, она огляделась по сторонам в поисках Гарри – с черными волосами, плотно облепившими голову, он походил на гладкого, блестящего в темноте тюленя.
– Я терпеть не могла окунаться с головой, – сказала Элизабет. – Что это на меня нашло?
– Русалки только так и поступают. Тебе понравилось?
– Еще бы! Я плескалась, словно рыба.
– Фи, какая проза! Не нравится быть русалкой – стань дельфином. Оставаться рыбой я тебе не позволю.
Элизабет покачала головой из стороны в сторону, любуясь своими волосами. В неясном мерцании они выглядели таинственно и загадочно, отливая не медью, а бронзой. Неужели они принадлежат ей? Да и сама она – кто такая? Неужели прежняя Элизабет? Она нырнула еще раз и дотронулась до песчаного дна. Пальцы ее нащупали что-то скользкое и твердое. Появившись на поверхности в фонтане сверкающих брызг, она окликнула Гарри:
– Посмотри – я нашла сокровище!
Гарри подплыл поближе:
– Это великолепное сокровище, моя милая Бесс. Должно быть, это драгоценный камень из твоей короны.
Он обвязал гальку двумя прядями ее волос. Потом обнял ладонями лицо – взгляды их встретились.
– Бесс, дорогая моя, ты невероятно красива. Я люблю тебя. Я люблю тебя вот такой – свободной, раскованной, немножко не в себе от лунного света.
– Мне тоже нравится быть такой. Мне и вправду хочется стать дельфином. Или русалкой…
Гарри разомкнул объятия и отплыл в сторону:
– Сними с себя одежду, Бесс! Она только мешает ощущать прохладу всеми порами.
– Гарри!
– Я буду держаться поодаль. Я тоже сейчас разденусь. Мы, наверное, в последний раз купаемся ночью вместе. Надо, чтобы это запомнилось… вот, смотри! – Он вскинул над трепещущей зыбью обнаженные руки.
– Гарри, ты повергаешь меня в шок!
– Ничуть. По-моему, ты знаешь меня куда лучше. Не смущайся, Бесс. Ты напоминаешь мне ту глупую девочку, которая не желала ходить по песку босиком. Будешь выжидать год, чтобы последовать моему примеру? Тогда не стать тебе дельфином, разве что камбалой…
– Отплыви еще дальше!
Гарри повиновался. Элизабет завернула край своей купальной блузы. От шелковистого прикосновения воды к ребрам у нее захватило дух. Обнаженное тело чутко отозвалось на волнующее колебание морской стихии. Ощущение собственной плоти было для Элизабет настоящим открытием. Она сорвала с себя блузу. Легкая волна набежала на голые груди, и это доставило ей непередаваемое удовольствие.
Голос Гарри донесся откуда-то издалека:
– Ну как, королева-русалка, я был прав?
– О да, да, это просто чудесно!
Теперь она пыталась стащить с себя непослушные, прилипающие к ногам панталоны.
– Что ты там бултыхаешься, уж не тонешь ли? Смотри, разбудишь самого Нептуна.
– Это злосчастные панталоны тянут меня на дно, они такие тяжелые.
– Я тебе помогу.
Гарри с шумом исчез под водой. Предостерегающие крики Элизабет не возымели действия. Вокруг нее вскипели на поверхности серебристые пузырьки, панталоны соскользнули с ног, и океан омыл все ее существо, от макушки до пят. Переполненная восторгом, Элизабет высоко вскинула голову. Русалки, наверное, чувствуют себя именно так, подумалось ей.
Гарри вынырнул наружу.
– Ты же обещал держаться поодаль!
Элизабет не видела его в темноте, но знала, что он где-то здесь, совсем рядом.
– Обещал, но… – Руки Гарри привычно легли на ее плечи, нежно и успокаивающе. – Ничего страшного ведь нет, правда?
– Страшного нет, однако лучше не надо.
– Нет, надо. Именно это и надо. Тебе это понравится. Тебе нравится прикосновение моря, нравится прикосновение Гарри. Ты забыла Шекспира, дорогая? Разве не помнишь, как мы читали вместе «Генриха Пятого»? «Прикосновение Генриха в ночи» – вот оно самое и есть.
Элизабет невольно рассмеялась, и чувство неловкости, которое она испытывала, разом пропало. Руки Гарри обвивали ее вместе с течением, вызывая во всем теле приливы блаженной истомы. Все было точно во сне – безмолвная ночь, плеск воды, касания рук Гарри. Элизабет ощущала себя наядой в своем природном царстве.
Когда ей сделалось зябко, Гарри вынес ее на берег, закутал в одеяло и уложил в укрытии за высокими дюнами на приготовленное ночное ложе.
– Бесс, сейчас я тебя поцелую!
Губы едва коснулись губ, но по жилам Элизабет пробежал огонь.
– Гарри! – выдохнула она.
Шепча ее имя, Гарри покрывал поцелуями ее уши, виски, веки, лицо, и наконец рты их слились в долгом поцелуе. Элизабет высвободила руки из складок одеяла и обвила ими шею Гарри.
– Я люблю тебя, Бесс!
– И я люблю тебя, Гарри. Поцелуй меня еще…
Голова у Элизабет шла кругом. Гарри развернул одеяло и натянул его сверху на них обоих. Элизабет всем существом отдалась опьяняющим ласкам… Позже, когда легкие облака на горизонте зарозовели по краям от восходящего солнца, Гарри преподал ей первый урок любви – любви, соединяющей любящих в одно нераздельное целое. Элизабет парила и плыла в упоительной неге, словно ее омывало море непередаваемого счастья. Все воспоминания о прошлом исчезли бесследно. В объятиях Гарри она родилась для новой жизни…
По небу протянулись нежно-розовые полосы, окрасив восток румянцем. Гарри принес с заднего двора дома чистые купальные костюмы, они были вывешены там для просушки.
– Мы рано проснулись и побежали искупаться до завтрака, – сообщил он Элизабет.
Одевшись, они бросились навстречу прибою, взявшись за руки и смеясь, точь-в-точь как непослушные дети. Волна накрыла их с головой, потом отступила, и они, крепко обнявшись, слились в горячем поцелуе. Над морем сверкало и переливалось всеми цветами радуги только что взошедшее солнце.
Когда Элизабет и Гарри переступили порог дома, Люси варила на кухне кофе. Люси было достаточно одного взгляда на них, чтобы понять: беспокоиться ей больше не о чем.
58
– Любовь, – сказал Гарри, – самое возвышенное и в то же время самое смешное, на что способен человек. Если воспринимать ее слишком торжественно, она сделается скучной. Поразмысли над этим, моя королева. Локтем или коленом можно причинить боль возлюбленной. Не говоря уже о моем великолепном носе, которым я рискую повредить тебе глаза всякий раз, как целую тебя.