Они катались на велосипедах по беговой дорожке, пускали бумажные кораблики с цветами по ленивому ручейку, пересекавшему сад, посреди которого был овальный пруд. Пока Элизабет перебегала через мостик, Гарри отгонял лебедей, размахивая руками и громко обличая их изменническое восстание против ее королевского величества, собственностью которой они, лебеди, являлись. В ответ на неодобрительное шипение, он продекламировал «Горацио на мосту».
Гарри часто готовил ужин для Элизабет и Трэдда, щедрой приправой служили бесконечные повествования. Спагетти подавались под Марко Поло, буйабес[6] сочетался с пропавшим без вести дофином, овсяные лепешки шли под рассказ о Марии, королеве Шотландии, – тупой, по его словам, занудой, которая нимало не заслуживала снисхождения, оказанного ей кузиной Елизаветой. Гарри выстрогал деревянные палочки и обучил их есть по-китайски рис с креветками.
Втроем они совершили совместные прогулки по городу, и Гарри сообщал разнообразные исторические подробности, заимствованные им из старинных книг, которые унаследовала Элизабет. Он указывал на контуры крыш и линии строений – им в жизни не приходило в голову обратить на это внимание – и восторженно рассуждал об архитектурной одаренности первых чарлстонцев, умевших создавать уединенный уют внутри небольшого пространства за могучими стенами.
Если Элизабет случалось засидеться над счетами, Гарри, как и прежде, усердно массировал ей шею и плечи, чтобы снять мышечную усталость, и слизывал языком чернильные пятна с ее пальцев. Когда пришла телеграмма с известием о кончине Эмили Симмонс, Элизабет выплакала свои слезы на груди у Гарри, а он поцеловал ее горло – прогнать боль навсегда.
Элизабет не смогла расстаться с Гарри на лето. Невзирая на возражения Кэтрин, она предоставила ему комнату в летнем доме. Люси Энсон согласилась занять свою прежнюю комнату и выступать в роли дуэньи. Для этого ей пришлось отказаться от приглашения родственников провести лето, как обычно, в их охотничьем домике в Дымных Горах. Элизабет лучилась счастьем, однако состояние это было слишком хрупким. Люси понимала, что подруга нуждается в ее поддержке. Перед неотразимым обаянием Гарри не мог устоять никто в Чарлстоне, однако репутация Элизабет находилась под угрозой. К тому же она была настолько очарована им, что общественное мнение ее решительно не интересовало.
Гарри не был безразличен и Люси. Она тоже вскоре начала замечать, что без него в комнате становится темнее и что сама она в его присутствии делается более сведущей, более остроумной. Гарри заражал всякого жизнелюбием и неутомимой любознательностью. Обычно они проводили время – и очень весело – вчетвером. Люси и Элизабет тоже были ученицами. Все они собирали раковины для последующего изучения. Все писали письма и бросали их в запечатанных бутылках в волны прилива. Все читали запоем и горячо спорили о сравнительных достоинствах Марка Твена, Диккенса и Золя как выразителей национального характера.
Но бывало и так, что Элизабет и Гарри оставались одни. Люси не вмешивалась, но испытывала беспокойство: Элизабет теряла всякую осмотрительность. Теперь она плавала без купальных туфель, потом стала и по берегу ходить босиком. Вскоре была отброшена и шляпа: Гарри нравились загар и веснушки. У него была привычка купаться ночью; Элизабет присоединилась к нему, восхищенная зрелищем фосфоресцирующих полос, которые оставляли на темной воде ее руки. Когда же Элизабет провела всю ночь в дюнах наедине с Гарри, Люси почувствовала себя обязанной обратиться к подруге со словами увещевания, но встретила отпор.
– Послушай, Люси, – возмущенно парировала Элизабет. – Я не девочка, чтобы меня распекать. Я не делаю ничего плохого.
– Но ведь ты знаешь, видимость часто принимают за сущность, и люди припишут тебе Бог весть какие грехи. Я рада за тебя, что у тебя есть Гарри. Ты слишком вызывающе держишься. Делай что вздумается, только не так открыто. Вспомни о благоразумии.
– О каком благоразумии ты говоришь, Люси? Мне нечего и незачем прятать. Гарри джентльмен. Он не позволяет себе никакой фамильярности. Только однажды он поцеловал меня в шею, но это было как в детской игре: дай-ка я тебя поцелую – и бобо пройдет. Ему и в голову не приходит лезть с поцелуями – и всякие такие глупости. Именно поэтому я и верю, когда он признается, что любит меня. Он не причиняет мне ничего неприятного.
Люси была потрясена. Кем же был Лукас Купер, если Элизабет вспоминает о супружестве с ним как о чем-то неприятном? Гарри, она не сомневалась, отнюдь не принадлежал к бесполым существам – энергия мужественности била в нем ключом. Неужто он идеалист-романтик, как Пинкни? Нет, не может быть, Люси тотчас же отбросила эту мысль. К женитьбе на Элизабет у Гарри нет никаких препятствий. Что за игру он затеял? Люси стала приглядываться к нему более внимательно.
Гарри часто прикасался к Элизабет. Брал за руку, когда они бежали к воде. Тянул за локон во время шутливых пререканий. Растирал ей шею, если она ощущала усталость. Танцевал с ней под граммофон. Лежал рядом в гамаке, читая вслух новую пьесу, присланную ему приятелем из Парижа. Подарок, по его утверждению, был не без подвоха: героя пьесы, Сирано де Бержерака, природа также наградила феноменальным носом. Люси слабо владела французским и на слух не понимала ни единого слова. Однако в напевном голосе Гарри не слышалось и тени иронии, речь его звучала признанием в любви. Любви, которой не понимала Элизабет. Люси чувствовала себя вторгшейся в чужую, неведомую тайну. Она уже готова была отказаться от вмешательства, но ее слишком волновала судьба Элизабет.
Однажды, когда Элизабет потребовалось отправиться по карлингтонским делам в город, Люси попросила Гарри остаться с ней – починить на веранде сломанную раму.
– Трэдд вполне справится с ролью провожатого, – добавила она.
Гарри удивленно поднял брови, но ничего не возразил.
Наедине с Гарри Люси не знала, с чего начать, и смешно суетилась, передвигая столы и стулья, взбивая подушки на диване и прочее.
– Если вы вознамерились довести меня до умопомрачения, – заговорил Гарри, – то очень скоро добьетесь успеха. Выкладывайте, мисс Люси, смело – все, что у вас на душе. Экивоки тут не помогут.
– Вы собираетесь жениться на Элизабет? – с трудом выдавила она из себя, пристально изучая выцветшую полосатую обивку.
– Нет.
Люси метнула на Гарри недоуменный взгляд:
– Господи! Тогда с какой же стати вы морочите ей голову? Влюбляете в себя, чтобы погубить?
Подвижное лицо Гарри исказилось от усилия, с каким он подбирал слова для ответа.