— …сильно на тётю Иру не ругайтесь! Её тоже ведь понять можно, — пробасил Кос с улыбкой, которой всегда от батиных друзей-астрофизиков отделывался. — Охломон её каждый день, что ли, женится? Вот и трясётся!..
— Слышь, сейчас за «охломона» получишь! — кинул Пчёла, отвернувшись от снимка.
Папа, наконец, хлопнувший Сашу по плечу, засмеялся. Кос в ответ вскинул руки в жесте мнимой капитуляции и, все так же смеясь, оббежал вокруг Белова, будто за ним думал спрятаться, проголосил:
— Ага, и будет у тебя свидетель с фингалом! Надо это тебе? Как ты внукам будешь объяснять, почему дядя Космос на свадьбе выглядел так, будто его толпой метелили?!..
— Спокойно, Пчёла, — так же вскинул руки Саня, Витю ловя за локти. — Обойдёмся без кровопролития!
Пчёлкин усмехнулся, переводя дыхание. По итогу пальцем погрозил:
— Тебе повезло, что я женюсь сегодня.
— И, правда, Слава Богу! — Кос со всё такими же взброшенными вверх ладонями в напускной осторожности попятился от Вити. Уселся в кресло прямо напротив балкона, не вытаскивая из-под себя подола тёмно-зеленого пиджака.
Отец потянул друг на друга разные концы жилетки и, приняв, наконец, что она не сойдётся, из-под очков нахмурился. Витя в который раз поправил манжеты рубашки, что, вероятно, смяться могли от постоянных поправлений.
Тогда Павел Викторович, решив что-то, вздохнул, сказал:
— Ладно, ребята. Разговаривайте… Через часик поедем уже.
— Раньше, — сказал Белов Пчёлкину — старшему или младшему, это было вторично. Кос густыми бровями дёрнул, и Саня, поняв немой вопрос, пояснил:
— Мне за Анькой и барышнями нашими ещё надо с Максом заехать. Да и вы особо не задерживайтесь, хрен знает, что на дорогах будет. Ещё в пробке встрянете, если поздно выедете — вот точно будет, что потом внукам рассказать!..
Павел Викторович вышел из гостиной, на пороге задержавшись лишь для того, чтоб с Валерой за руку поздороваться. А потом он двери чуть прикрыл; из-за запахнутых створок, через две стены послышалось:
— Ну, Ир, чего ты!.. Сколько уж рыдать можно? А на церемонии чего будешь делать? Потоп устроишь?..
Витя усмехнулся; эх, мама-мама… Папа-то прав.
Белый сел на диван, широко раскидывая колени, когда Валера опустился на подлокотник. Пчёла остался стоять посреди гостиной, окно открыл.
Сквозняк был одновременно громче и тише мыслей, которые к Вите пытались пробиться, как через слой льда. Меньше, чем через час, двинут уже на ВДНХ… А там — ещё час, наполненный, встречей гостей, утягивающих его в череду бесконечных разговоров ни о чем и обо всем сразу, спрашивающих про невесту, сыплющими поздравлениями, на которых Пчёле кроме банального «спасибо» нечем будет ответить.
Его передёрнуло, словно через горло пытались вытащить аорту. Самый отвратительный период — ожидание. Ничто так не бесило, не тянулось, как время до церемонии, до момента, когда Саня введёт Аню в зал бракосочетания, в руки её жениху передаст, до момента, когда скажет то самое «согласен».
У бывшей Князевой, вроде как, платье должно было быть длинным, но не в пол. Ольга проговорилась Сашке, а тот, ехидничая, пару дней назад об этом Вите поведал. Пчёла быстро ему приказал завалиться, чем Белова рассмешил вплоть до улыбки, больше напоминающей оскал, но сам ещё минут десять не мог выкинуть мысли о всевозможных фасонах, в которых не разбирался совсем.
Витя дёрнул щекой, чувствуя знакомый, но к тому моменту исправно поднадоевший жар, и заново открыл балкон. Никто из братьев не возразил.
В гостиной стало тихо. Сквозняк, пролезающий в щель между полом и дверьми комнаты, шумом своим заглушал слова родителей в спальне. Хотя, Вите и не требовалось тишины, чтоб понять, о чём мама с папой говорили.
И бригадиры, видно, тоже всё понимали прекрасно.
— Ну, что, Пчёлкин, — позвал его Валера в какой-то момент, который поймал удивительно правильно. Окликом своим не нарушил мыслей, что прерывать не должен был, а вовремя из волнений выдернул, не позволяя утонуть. — Жим-жим?
Кос хмыкнул, доставая из кармана пачку «Malboro». Саша огонёк Холмогорову бросил, и тот поймал, едва не подставив рёбра под тяжелую зажигалку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Витя, кривя душой, в который раз ужё дёрнул щекой — будто у него лицевой нерв защемило, право слова. Вместо ответа он чуть помолчал, а потом к Космосу подошёл:
— Дай сигаретку.
— Ты ж такие не куришь, — хмыкнул елейно Холмогоров, но с другом всё-таки поделился.
Откровенно пижонские сигареты Пчёле не нравились вкусом и недостаточной — для самого Вити — крепостью табака, но тогда были в самый раз. Они не так сильно скручивали гортань в волнении, как горький «СаМец», но малость нервишки успокаивали.
Дым закружился у рта Пчёлкина. Он его не выпускал струёй, а чуть губы приоткрыл, наблюдая, как медленно табак вверх по лицу его поднимался, как в глаза лез, резью отдавая. На последнем году обучения в старшей школе Витя только так и курил; тогда очень нравилось ему за ползшим дымом смотреть, и не брал Пчёла в расчёт факта, что сигарета сгорала быстро, что хватало её буквально семь-восемь затяжек.
Кос чуть за другом понаблюдал, а потом протянул:
— Да-а… Даже Пчёла женится, а я все в мальчиках хожу!
— Так, а чья это вина, Кос? — усмехнулся Белый. Он чуть посидел, а потом к Холмогорову кулак протянул, прося зажигалку обратно. Сам закурил, с сигаретой промеж зубов пробубнил:
— Чего ты кота за яйца тянешь, если жениться хочешь? Вон, иди, Людка из конторы не собирается никуда уходить.
Валера усмехнулся коротко, а Холмогоров весь ощетинился вдруг, оттягивая воротник белой водолазки:
— Нахрен бы вас с вашей Людкой послать!..
— А чего так?
— Пусть дальше со своим хмырём из Щёлково катается. Достала, — дёрнул щекой Кос, словно своими же словами рану себе разбередил, и в накапливающемся возмущении проговорил: — Пришёл же к ней сам. Извиниться… за ту драчку в «Метле». Цветы ей принёс даже. А она мне этими же розами по морде и дала. Ну, и пожалуйста. Больно надо!..
— Ты веником думал откупиться за ту бабу с Ясенево?
— А чего мне ещё делать надо было? — вспыхнул, подобно спичке, Холмогоров и руками взмахнул так, что маленький брусочек пепла с сигареты улетел на пол. — Вот как мне разбираться с ней? Что делать должен был? В ноги к ней упасть? — и, не дождавшись ответа, махнул рукой:
— Плевать. Буду помирать холостым!
— Типун тебя, балбес, — чертыхнулся Валера и ногой пнул кресло, в котором Кос развалился. — Чего это ты помирать вдруг собрался? Не рано?
— Так я, это… На будущее!
— Всё равно балбес, — кинул Витя, затягиваясь.
Боковым зрением он увидел, как Холмогоров на него обернулся, чуть ли не шеей скрипя, и Пчёла затрясся в немом смехе. Кос в локоть его пихнул, сгоняя с подлокотника, на котором Витя сидел, и Саша прыснул выразительно, поправляя чёрную рубашку под контрастно-белой жилеткой.
Пчёлкину отчего-то стало под рёбрами легче. Будто часть той глыбы, давящей нутро, откололась, обмоталась гелиевыми шариками и улетела куда-то вверх, сгорая в слоях атмосферы.
— Ну, куда мне до вас!.. — хмыкнул Кос и, оглянувшись по сторонам, стряхнул пепел в горшок с каким-то растением, листья которого были почти одного размера с лицом Холмогорова. — Людке как до Томки, Ольки и Аньки ещё чапать и чапать — по всем параметрам.
— Ты бы поаккуратнее был с такими завуалированными комплиментами, — подметил Валера, чуть более хмурым от упоминания жены становясь. — А то ещё лишнего можно надумать, с этими «параметрами»…
Кос только тогда понял, как прозвучал, и резко в кресле распрямился, взбрасывая руки и качая головой, как в оскорблении:
— И мысли не было, Фил, ты чего? Я ж… другое имел в виду!
Саня с усмешкой, всем присутствующим хорошо знакомой, на перепалку эту посмотрел. А потом на ноги поднялся, туша только початую сигарету в стоящей на подоконнике пепельнице, на которую Холмогоров не обратил внимания, и, не тратя времени на подбор правильных формулировок, Вите сказал: