class="p1">
22 ноября 2008 История про сегодняшнего юбиляра
В связи с сегодняшним юбилеем, я вспомнил про свой старый рассказ про юбиляра. Нет, не этого вашего, другого.
Извините, если кого обидел.
22 ноября 2008
История про погоду
Урагана не наблюдаю. Оттого стал размышлять, не сходить ли куда в гости. Надо бы окончательно истребить читателей. Для этого я, пожалуй, выложу несколько рассказов, и как вы понимаете, длинных.
Голем
Пентаграмма ОСОВИАХИМА
Собачья кривая
Прапорщик Евсюков
День космонавтики
Высокое небо Рюгена
Царь рыб
Белая куропатка
Год без электричества
Сообщите, пожалуйста, об обнаруженных ошибках и опечатках.
Извините, если кого обидел.
23 ноября 2008
История про чемоданы
Если кому интересны три роскошных фибровых чемодана — так они стоят у дома чешского представительства на Тверской-Ямской. Там ещё гигантская связка бамбука к забору прислонена.
Только что видел.
Извините, если кого обидел.
23 ноября 2008
История про шары
Роковые шары
Тягуча и страшна летняя ночь в Москве, когда жаркая тьма накрывает город, будто плащпалатка бронзового солдата.
В эту жаркую ночь, под тонкий писк кондиционера, Наталья Александровна плыла по реке тяжелого, страшного сна.
Сон нёс её над городом, и сон этот был страшен, от него нельзя было отвязаться, как нельзя отвязаться от контролёра в троллейбусе. Ей снился длинный коридор, по бокам которого стоят клетки с теми зверями, что ставят в парках и скверах на страх детям. Пряли ушами гипсовые зайцы, ворочал головой белый лев, а гипсовый слон рыл пол клетки бивнями. Коридор освещён странным светом, и Наталье Александровне хочется притронуться к лампе под потолком. «Огонь, огонь, иди за мной», — шепчет Наталья Александровна, а на поверхности сна, на грани реальной жизни, ворочается беспокойно в кровати, комкая простыню. Однако в том сне огонь действительно шёл за ней, катится как шар, рассыпая холодные блики по стенам. Наконец она попадала в смутно знакомый ей огромный зал бильярдного клуба, где повсюду на зелёном сукне белые россыпи шаров, похожие на кладку яиц неизвестного чужого существа.
Вместо призрачного света у неё за спиной уже стоял старичок-маркёр. Наталья Александровна узнала его — полгода назад она видела его в ресторане. Там она была вместе с бильярдистом Макаровым. Маркёр возник из ниоткуда, и забормотал что-то Макарову в ухо, будто вокзальный сумасшедший. Потом выяснилось, что он действительно тронулся рассудком, когда застрелился проигравший ему банковскую ссуду молодой менеджер.
Теперь, беззвучно разводя руками, старик заглядывает ей в лицо и грозит пальцем: слушай внимательно, сейчас я покажу что-то важное — и, сделав неуловимое движение, он вдруг достаёт откуда-то из затылка бильярдный шар.
— Смотри: я вынул из головы шар, я вынул из головы шар, я вынул из головы шар…
Но тут же кто-то невидимый, но страшный, приказывает ему:
— Ну и положь его обратно, ну и положь его обратно, ну и положь его обратно…
Маркёр хитро улыбается, и засовывает шар в рот.
Наталья Александровна просыпается и, выпучив глаза, глядит в потолок. Она спустила ноги с кровати, и забормотала бессмысленно, точь-в-точь как Старый Маркёр: ненавижу шары. Ненавижу. Никаких шаров.
И она, держась за стены, пошла на кухню.
Там, за огромным окном край города уже сбрызнуло солнцем. Там, внизу, у подножия огромного жилого дома, начинает ворочаться огромный просыпающийся город. Желтая полоса захватывает один дом за другим. «Огонь, огонь, иди…» — шепчет Наталья Александровна и осекается. Её обжигает неожиданное касание, будто пушистый шар беззвучно подкатился к ноге — но это всего лишь кошка по прозванию Мышка деликатно трогает её белой лапкой.
Наталья Александровна начала сыпать в фарфоровую миску сухой корм — бездумно и без остановки. Коричневые шарики звенели и подпрыгивали в миске, пока не наполняют её полностью.
Жизнь, можно сказать, удалась. В ней было всё — и оргазм на пляже, и белая фата под сводами главного храма Москвы. От второго мужа осталась эта квартира — но эта лошадь кончилась, и пора была пересаживаться на следующую.
Кроме квартиры она унаследовала от него скромную риэлтерскую контору и небольшой запас на чёрный день.
Теперь Наталья Александровна знала тысячу ненужных ей вещей: сколько нужно дать тем или этим, как ведёт себя литой бетон при усадке, куда расселяют пятиэтажки из центрального округа и когда ожидать падение новостроек.
Но сейчас она курила тонкие цветные сигареты и пила несладкий кофе — заснуть больше не удастся.
Жизнь почти прожита, потому что не надо уже врать о вечных «тридцати» — кому это важно, не спрашивают. Наталья Александровна точно знает, что хочет от жизни, и потому ей немного грустно. Всё желаемое — случайно.
Неслучайна лишь уборщица, что придёт в девять, и аппетит кошки. Увиденный сон понемногу теряет свой чёткий рисунок, и отступает в угол кухни, как утренняя тень.
В окно дохнуло первым утренним жаром, кошка продолжала раскапывать пирамиду кормовых шариков.
В этот момент Наталье Александровне позвонил Петерсен.
Петерсен был парный поклонник. Наталья Александровна сама придумала этот термин. Парные поклонники уравновешивают друг друга — они как планеты-спутники, образуют равновесную систему и держат дистанцию. Будь такой поклонник один — с ним бы пришлось объясниться, сказать проигрышное «нет» или рисковое «да», а это утомительно. Парные поклонники должны знать друг о друге (ошеломляющие открытия неуместны и часто выводят людей из равновесия), соперничать, но не бороться друг с другом.
По сути, и им нравится эта неопределённость — иначе им придётся отвечать на неприятный вопрос «да», меняющее в корне жизнь и привычки, или «нет», лишающее встреч.
У Натальи Александровны было два таких давних поклонника — еврей Макаров и швед Петерсен. Петерсен был молод, мускулист и красив, но беден и беспутен. Макаров же богат, но, по её меркам, староват. Судя по повадкам, он принадлежал к тем младшим братьям шестидесятников, что вместе с семьями ходили в байдарочные походы. На лицах этих людей проступали как тавро номера двух или трёх московских школ, пародии на немецкое корпоранство. В свободное от бизнеса Макаров служил кантором в синагоге.
Его так и зовут иногда — «Кантор». Как-то Наталья Александровна спросила, почему — «кантор» и Петерсен ответил со значением: «Потому что он — кантор». Больше она не спрашивала, и так много чудного