она видела в жизни, занимаясь чужим жильём. Её не удивляло и то, что Макаров — еврей. Как-то у неё был роман с доктором Лейдерманом, так он был русский — ничего особенного, и это отмечали даже классики.
Макаров и Петерсен сопровождали её в нынешней жизни как два Тристана, которым был не нужен меч.
Они всё понимали и так.
Иногда она думала, не попробовать ли с ними с обоими — Петерсен будет неутомим, а Макаров — нежен. Но она боится их спугнуть, тогда в головах поклонников что-то навсегда сломается, а как друзья и поверенные в делах они ей дороже.
Петерсен был тип иностранца, давно прижившегося в России, и полностью овладевшего не только языком, но и ухватками русского плейбоя. Он давно работал в газете, подмётном листке, что лежала стопкой в каждом клубе, где сидели иностранцы.
Макаров и Петерсен появились в её жизни так же, как большинство прочих мужчин — нечаянно. Шлейф поклонников всегда тянулся за Натальей Александровной как шлейф духов за небогатой стюардессой. Сама того не желая, Наталья Александровна охотилась на поклонников повсюду — в зоопарке, в дорожных пробках, среди яхтсменов и в бильярдных клубах. Это происходило не из жадности или гордости, а для того, чтобы не утерять навык — так спортсмен тренируется, рассчитывая вернуться в большой спорт.
Но двух парных поклонников Наталья Александровна выделяла из толпы. В отличие от блестящего игрока (но сейчас преследуемого разорительными проигрышами), меланхоличного в общении Макарова, Петерсен был весельчак и так себе игрок, но недавно неожиданно начал выигрывать.
С этими выигрышами и проигрышами была странная история — Макарову, казалось, были и не нужны потерянные деньги, а Петерсен был напуган удачей.
Как-то они оба признались, что последнее время Петерсен играл в одной команде с председателем бильярдного клуба, а Макаров — против этого председателя с подходящей профессии фамилией Шаров.
Шаров был личностью демонической, с тёмным прошлым — состояние он составил ещё в советское время перепродажей антикварных книг. На книжных толкучках Кузнецкого моста и Китай-города до сих пор помнили его чёрную бороду и восточный профиль. Один контуженный ветеран афганской войны, продававший наследную библиотеку, уверял, что Шаров вовсе не москвич, а пакистанский князь, хозяин города Магита, знающий секрет бессмертия. Но никто не поверил бывшему солдату, тем более, что, торгуясь, он вдруг начинал биться в падучей и пускал губами пузыри.
Но сейчас речь пошла о другом — и Петерсен, смеясь в телефонную трубку, рассказал о происшествии в бильярдном клубе.
— Помнишь сумасшедшего маркера? Старика с хохолком?
Наталья Александровна ничего не сказала, но сердце пропустило удар.
— Владимир Владимирович рассказал, что старик покончил с собой. Проглотил бильярдный шар — ума не приложу как. Сейчас поеду в клуб писать статью. Заехать за тобой?
Владимир Владимирович — это и был председатель клуба Шаров, и Наталья Александровна это знала давно. В клуб на Миусской площади она ездить не любила, эстетика белого на зелёном сразу ей не понравилась. Шутки Петерсона на эту тему радости у неё никогда не вызывали. Не вызвали и сейчас.
— Не то, — голос Натальи Александровны был тускл, как алюминиевая проволока. — Это не новость. Вот если бы шар съел маркёра — вот это была бы настоящая новость для первой полосы.
Но на душе стало гадко — это был сон, всё тот же сон. Маркёр и шар, тьфу, какая мерзость. Когда Наталья Александровна поехала в свой офис, на первом же светофоре ей позвонил Макаров. Петерсен с Макаровым появлялись в её жизни действительно парно, и даже звонили почти одновременно. Каждый отыгрывал свою партию. Сейчас Макаров не шутил, он мялся и гнулся, тёк киселём по проводам, и так и не сказал ничего наверняка, только намекал на что-то тревожное. Макаров был антиподом Петерсена — включая те самые выигрыши и проигрыши. Иногда они напоминали Наталье Александровне два сообщающихся сосуда в песочных часах. Но Макаров тоже говорил о маркере, и чувствовалось, что тайна катается на его языке как капля уксуса.
— Беда с этими бильярдистами, лучше б я поехала тогда на чемпионат по бриджу — вздыхает Наталья Александровна.
Ночью ей снова приснился кошмар. Перед ней, среди пустыни под фиолетовым небом, шла толпа людей и у каждого вместо головы был бильярдный шар. И хорошо ещё, что ей не приснился главный кошмар её детства. Тогда родители взяли её в Парк Культуры, и уже была съедена вся сахарная вата, уже щёки были покрыты липкими потёками лимонада, как случилась катастрофа: сломался аттракцион — сорвалось со своего насеста гигантское колесо обозрения. Давя всех и набирая ход, промчалось оно по аллее как роковое яйцо, и рухнуло в реку.
В то мрачное время власть скрывала массовую гибель своих граждан и о бешеном колесе написали только в новое время. Однако Наталья Александровна с детства разлюбила круги и овалы и в своих школьных тетрадях рисовала только угловатые фигуры.
Но этот кошмар приходил теперь редко — и веские объяснения своему освобождению Наталья Александровна нашла сразу в нескольких женских журналах.
Всё вытеснилось, всё стало хорошо — но неосознанный страх перед шарами ещё не окончательно покинул её.
Нервозность в бильярдном клубе была ощутима, как запах гари на свежем пожарище. Никто, однако, не торопился открыть рот. Более того, члены клуба ходили по коридорам многозначительно улыбаясь (Уж мне-то Дмитрий Петрович, всё известно — как и почему, но знаешь ли ты об этом?) и пытались сделать вид, что все по-прежнему. Кии сновали над столами, грохотали шары, сыплясь в лузы. И всё так же лился по бокалам французский коньяк.
Всё замерло в ожидании перемен — кошка по прозвищу Мышка, не мигая, смотрит на уборщицу, что в нарушение правил заглянула в холодильник, Наталья Александровна застряла в дороге, и её немецкая машина, похожая на обмылок, стоит между трейлером и автобусом. Маркёр лежит в морге, и в горле у него застрял белый костяной шар. Хозяин клуба, гроссмейстер бильярдной игры Шаров, сложив пальцы, смотрит, как прокурорский работник возится с казённым магнитофоном для допросов.
Всё остановилось, находится в затишье перед бурей, застряло на своих путях.
И у кантора Макарова слова застряли в горле, потому что кантор Макаров сидит в бильярдном клубе, но нет у него на лице многозначительности, а только одна тревога. Потому что, он прикоснулся к тайне, но не знает, кому её поведать. Потому что в этот час два незадачливых парных поклонника — Макаров и Петерсен — встретились в баре бильярдного клуба: