вышла из комнаты.
Джордж продолжал изображать наступление Форсайтов, произведя Тимоти в фельдмаршалы, а Имоджин, которую он сразу отметил как «славную кобылку», – в маркитантки; и, поставив цилиндр между колен, начал бить по нему воображаемыми барабанными палочками. Это представление вызвало у аудитории разнородные чувства. Все смеялись – Джорджу все разрешалось; но все чувствовали издевательство над семьей, и это казалось им неестественным именно теперь, когда семья отдавала пятерых своих членов на службу королеве. Джордж может зайти слишком далеко; поэтому все вздохнули с облегчением, когда он встал и, предложив руку тете Джули, торжественно направился к Тимоти, отдал ему честь и, с комической пылкостью расцеловав тетушку, сказал:
– Я так счастлив, папаша! Идем, Юстас, – и вышел, сопровождаемый важным, невозмутимым Юстасом, который ни разу не улыбнулся.
Изумленные возгласы тети Джули: «Подумайте, он даже не дождался карты! Уж ты не обижайся на него, Тимоти! Он такой шутник!» – нарушили молчание, и Тимоти отнял руку ото рта.
– Не знаю, к чему все это приведет, – раздался его голос. – Что это за разговоры о том, что все едут туда? Это не поможет победить буров.
Только у Фрэнси хватило смелости спросить:
– А что же тогда поможет, дядя Тимоти?
– Все это новомодное волонтерство – мотовство, только утечка денег из страны.
Как раз в эту минуту тетя Эстер вошла с картой, неся ее бережно, точно ребенка, покрытого сыпью. С помощью Юфимии карту разложили на рояле – маленьком салонном «колвуде», на котором последний раз играли, кажется, тринадцать лет назад, летом, перед тем как умерла тетя Энн. Тимоти встал. Он подошел к роялю и наклонился, разглядывая карту, в то время как все столпились вокруг него.
– Вот, – сказал он, – вот позиция, которую мы занимаем на сегодня, и довольно-таки скверная. Гм!
– Да, – сказала отчаянно смелая Фрэнси, – но как же ее можно изменить, дядя Тимоти, если не хватает людей?
– Людей! – сказал Тимоти. – Нам не нужно людей, которые выматывают деньги из страны. Нам нужен Наполеон – он покончил бы с этим в один месяц.
– Но если его нет, дядя Тимоти?
– Это их дело, – ответил Тимоти. – А для чего же, спрашивается, мы армию содержим? Чтобы она бездельничала в мирное время? Постыдились бы они просить помощи у страны! Каждый должен заниматься своим делом, тогда все будет идти как нужно.
И, окинув всех взглядом, он прибавил почти гневно:
– Волонтерство – тоже! Бросание денег на ветер! Мы копить должны! Сохранять энергию – вот единственный выход.
И, то ли засопев, то ли фыркнув, он наступил на ногу Юфимии и вышел, оставив позади себя ошеломленных гостей и легкий запах ячменного сахара.
Когда что-нибудь говорится с убеждением, да еще человеком, который явно делает над собой усилие, чтобы сказать это, впечатление получается значительное. И восемь Форсайтов, оставшихся в гостиной, все женщины, за исключением молодого Николаса, некоторое время молча стояли вокруг карты. Наконец Фрэнси сказала:
– Нет, правда, знаете, по-моему, он прав. В конце концов, для чего же тогда армия? Они должны были предвидеть все. А это только поощряет их.
– Но, дорогая моя, – воскликнула тетя Джули, – ведь они такие передовые! Подумать только, ведь они пожертвовали своими алыми мундирами. Они так всегда гордились ими. А теперь они все похожи на арестантов. Мы с Эстер только вчера говорили об этом, им, наверное, очень тяжело. Нет, вы подумайте, что бы сказал Железный Герцог!
– Новый цвет очень красивый, – сказала Уинифрид, – Вэлу очень идет.
Тетя Джули вздохнула.
– Не могу представить, какой сын у Джолиона. Подумать только, что мы никогда его не видели! Наверное, отец очень гордится им.
– Его отец в Париже, – сказала Уинифрид.
Плечо тети Эстер внезапно дернулось кверху, словно для того, чтобы предупредить следующую фразу сестры, потому что морщинистые щеки тети Джули вдруг вспыхнули.
– К нам вчера заходила милая миссис Мак-Эндер, она только что вернулась из Парижа. И как бы вы думали, кого она встретила там на улице? Ни за что не угадаете!
– Мы, тетечка, не будем и пытаться, – сказала Юфимия.
– Ирэн! Вообразите себе! После стольких лет; и она шла по улице со светлой бородкой…
– Тетечка! Я с ума сойду! Светлая бородка…
– Я хотела сказать, – строго сказала тетя Джули, – с джентльменом со светлой бородкой. И она ничуть не постарела, ведь она была очень хороша, – прибавила она словно себе в оправдание.
– Ах, расскажите нам про нее, тетечка! – вскричала Имоджин. – Я ее еле-еле помню. Она точно фамильное привидение, о ней никогда не говорят. А это так интересно!
Тетя Эстер села. Ну вот, Джули договорилась!
– Она мало похожа на привидение, насколько мне помнится, – пробормотала Юфимия, – во всяком случае, с довольно округлыми формами.
– Дорогая моя! – сказала тетя Джули. – Что за странная манера выражаться – не совсем удобно!
– Ну все-таки, какая же она была? – не отставала Имоджин.
– Я тебе скажу, детка, – сказала Фрэнси, – представь себе нечто вроде современной Венеры, роскошно одетой.
– Венера никогда ни во что не одевалась, и глаза у нее были голубые, как сапфир, – язвительно заметила Юфимия.
Тут Николас распрощался и вышел.
– Миссис Ник, должно быть, ужасно строгая, – смеясь заметила Фрэнси.
– У нее шестеро детей, – сказала тетя Джули, – и это очень хорошо, что она так осмотрительна.
– А дядя Сомс очень любил ее? – не унималась Имоджин, переводя свои темные блестящие глаза с одной на другую.
Тетя Эстер с отчаянием махнула рукой как раз в ту минуту, когда тетя Джули ответила:
– Да, дядя Сомс был очень привязан к ней.
– И она, кажется, убежала с кем-то?
– Нет, вовсе нет; то есть не совсем так.
– Ну что же она такое сделала, тетечка?
– Идем, Имоджин, – сказала Уинифрид, – нам пора домой.
Но тетя Джули решительно докончила:
– Она… она вела себя не так, как нужно.
– Ах боже мой! – вскричала Имоджин. – Я только это и слышу!
– Ну вот что, милочка, – сказала Фрэнси, – у нее был роман, который кончился смертью этого молодого человека, и она тогда ушла от твоего дяди. А мне она всегда очень нравилась.
– Она мне приносила шоколадки, – прошептала Имоджин, – и от нее всегда так хорошо пахло.
– Ну разумеется, – заметила Юфимия.
– Совсем не разумеется! – возразила Фрэнси, которая сама всегда душилась очень дорогой эссенцией левкоя.
– Не понимаю, что это такое, – сказала тетя Джули, воздев руки к небу, – говорить о таких вещах!
– А она развелась с ним? – спросила Имоджин уже в дверях.
– Ну конечно, нет! – воскликнула тетя Джули. – То есть… конечно, нет.
У дальних дверей послышался какой-то шум. Тимоти снова вошел в гостиную.
– Я пришел за картой, – сказал он. – Кто с кем развелся?
– Никто, дядя, – совершенно правдиво ответила Фрэнси.
Тимоти взял карту с рояля.
– Не доводите до этого, – сказал он, – чтобы не было подобных историй в нашей семье. Все это волонтерство уже достаточно скверно. Страна приходит в упадок. Я не знаю, до чего мы дойдем. – Он погрозил в гостиную толстым пальцем. – Слишком много женщин у нас теперь, и они