уже собиралась пойти и проверить кашу в кастрюле, на случай если придется кормить гостей, как услышала слово, пригвоздившее ее к месту. Рэйчел сжала Огги с такой силой, что он удивленно пискнул и на миг перестал сосать.
Когда малыш снова яростно вцепился в грудь, Рэйчел едва заметила. Нет, не чероки. Могавки. А слово, которое привлекло ее внимание, было «Вакьотейеснонса».
* * *
Не тратя времени на то, чтобы уложить ребенка или одеться, Рэйчел вышла на крыльцо. Доски холодили босые ноги. В едва забрезжившем утреннем свете она различила заинтересованные лица не двух, а трех могавков; все они посмотрели на нее и вежливо кивнули.
Один сказал что-то такое, из-за чего Йен кашлянул и покосился на жену. На нем было только одеяло, обернутое вокруг талии, и при виде его обнаженной груди и сосков, съежившихся и затвердевших от холода, ее собственные соски отреагировали соответственно. Огги подавился и закашлялся, обрызгав молоком сорочку матери. Индейцы отвернулись, словно ничего не произошло.
— Приветствую твоих друзей, Йен, — сказала Рэйчел, стараясь не стучать зубами, и улыбнулась гостям. — Они разделят с нами завтрак?
Индейцы понимали по-английски, ибо все трое сразу вошли в хижину. Йен шагнул следом, однако Рэйчел удержала его за руку.
— Что случилось? — спросила она тихо.
— Массовая расправа. — Теперь Рэйчел увидела, что муж расстроен, а лицо его омрачило беспокойство. — Напали на одно из поселений — всего несколько домов, виги. Это сделал Джозеф Брант со своими людьми. Потом вооруженные люди из Берк-Холлоу совершили налет на поселение могавков. В отместку.
Йен повернулся к двери, но Рэйчел крепче сжала хватку, не заботясь о том, останется ли синяк.
— Твоя жена? — спросила она. — Они ведь пришли сообщить тебе новости о ней. Она была в том поселении? Она жива?
Йен, пускай и с неохотой, все же ответил:
— Не знаю. Была жива, когда Смотрящий на Луну ее видел, но с тех пор прошло уже около пяти месяцев.
Взгляд мужа скользнул куда-то за ее спину, и Рэйчел поняла, что он смотрит на вершину горы, где неделю назад появился слабый снежный покров. Работающая Руками — и ее дети — жили далеко на севере. Интересно, насколько далеко? — подумала Рэйчел и накинула шаль на круглую непокрытую голову Огги.
* * *
Смотрящий на Луну проглотил остатки паштета из индейки и в знак признательности громко отрыгнул в сторону Рэйчел. Протянув ей свою тарелку, он продолжил рассказ, начатый во время трапезы. К счастью, говорил он в основном на языке могавков: судя по немногочисленным эпизодам на английском, речь шла об одном из его двоюродных братьев, пострадавшем при встрече с разъяренным лосем.
Рэйчел взяла тарелку и снова наполнила ее, представляя свет Христа, сияющий внутри гостей. Благодаря сиротскому и полному лишений детству ей хватило мудрости с любезной улыбкой поставить наполненную тарелку к ногам Луны, не прерывая его жестикуляции.
Хорошо хоть разговор усыпил Огги, — подумала Рэйчел, глянув на колыбель. Встретившись глазами с Йеном, она кивнула в сторону ребенка и вышла, чтобы насладиться редчайшим материнским удовольствием: десятью минутами в одиночестве уборной.
Испытывая телесное и духовное облегчение, она не спешила возвращаться в хижину. Рэйчел подумала, не спуститься ли в Большой дом и навестить Клэр, но туда уже отправилась Дженни, когда стало ясно, что прибывшие могавки проведут ночь у Мюрреев. И хотя Рэйчел питала теплые чувства к свекрови, обожала Огги и безумно любила Йена, сейчас никого из них видеть не хотелось.
* * *
Вечер выдался прохладный, хотя и не морозный, и она накинула толстую шерстяную шаль. Серп месяца всходил в окружении мерцающих звезд, осенний лес полнился покоем, острым запахом хвои и более мягким ароматом увядающих листьев. Она осторожно поднялась по тропинке, ведущей к колодцу, остановилась выпить холодной воды, продолжила путь и через четверть часа вышла к скальному выступу, откуда днем открывался вид на бескрайние горы и долины. Ночью же казалось, что сидишь на пороге вечности.
Вместе с вечерней прохладой в душу просочилось умиротворение, которого ей так не хватало, и она с благодарностью его приняла. Однако, вопреки окружающей безбрежной тишине, в голове у нее все еще роились тревожные мысли, а сердце горело огнем.
Йен никогда бы не стал ей лгать. Он дал слово, и она верила ему. Хотя глупо было бы думать, что он расскажет все, о чем ей хотелось узнать. А она очень хотела узнать больше о Вакьотейеснонсе, женщине из племени могавков, которую Йен называл Эмили… и любил.
А теперь неизвестно, жива она или нет. И если да, то как ей живется?
Впервые Рэйчел задумалась о том, сколько лет Эмили и как она выглядит. Йен никогда не говорил, а она не спрашивала. Раньше это не казалось важным, но сейчас…
Что ж, когда они останутся наедине, она спросит, вот и все. Приняв решение, Рэйчел обратилась лицом к луне, а сердцем к своему внутреннему свету и приготовилась ждать.
* * *
Примерно через час темнота рядом с ней шевельнулась, и вдруг подле нее очутился Йен — островок тепла в ночи.
— Огги проснулся? — спросила она, кутаясь в шаль.
— Нет, малышка, он спит как убитый.
— А твои друзья?
— Тоже. Я угостил их дядиным виски.
— Очень гостеприимно с твоей стороны, Йен.
— Ну, вообще-то у меня было другое намерение… но раз это красит меня в твоих глазах, так и быть, припишу заслугу себе.
Он заправил волосы ей за ухо, наклонил голову и поцеловал в шею, обозначая свое намерение. Помедлив секунду, Рэйчел запустила руку ему под рубашку и сдалась, откинувшись на шаль под усыпанным звездами небом.
Снова только мы, как прежде, — мелькнула у нее мысль. — Пускай он хотя бы сейчас не думает о другой.
Так и вышло, что она не спросила, как выглядит Эмили, пока три дня спустя могавки наконец не отбыли.
* * *
Йен не стал делать вид, что удивился вопросу.
— Маленькая. — Он поднял ладонь на три дюйма выше локтя. На четыре дюйма ниже меня… — Стройная и… симпатичная.
— Йен, если она красивая, так и говори, — сухо сказала Рэйчел. — Друзьям чуждо тщеславие.
Йен посмотрел на жену, и губы его слегка дрогнули. Хорошенько обдумывая слова, он на мгновение прикрыл глаза, затем честно ответил:
— Она была очаровательна. Я повстречал ее у заводи, где разливается вода и на поверхности нет даже ряби, но все равно чувствуешь, как в ней движется дух реки.
Высматривая рыбу, Эмили стояла по бедра в воде, одетая, но с задранной до пояса рубашкой, перевязанной вокруг