— Может, тебе нравится быть пешкой, — говорю я ей. — Всю твою жизнь люди помыкали тобой, принимая решения за тебя.
— Это неправда. Я два года была сама по себе до того, как встретился Гранта. Думаешь, я построила свой бизнес, позволяя другим людям принимать решения за меня?
— Когда ты в последний раз была счастлива?
— Сейчас.
— До того, как я появился в галерее, — она прикрывает глаза рукой и пялится на меня. — Я не пытаюсь доказать тебе что-то, — объясняю ей. — Если я делаю тебя счастливой, лишь это для меня важно.
Её губы сжимаются в тонкую полоску, и она отворачивается, фокусируясь на чём-то вдалеке.
— Я счастлива. Я никогда не была счастлива до этого, и это ужасно.
Я мог бы сказать то же самое. Беру её руку в свою, и она снова смотрит на меня с улыбкой. Господи, женщины такие непостоянные.
— Ты останешься сегодня на ночь? — спрашивает она.
— Вообще говоря, та пара собирается прийти сегодня для осмотра дом. Мне нужно быть там.
— Ах, какая неувязка без дворецкого.
Из меня вырывается смех.
— Ага. Останься со мной.
— Не могу. Мне на работу рано утром. Я отстаю.
Я моргаю:
— Это почему?
— В последнее время другие вещи стали более… Актуальными.
Я смещаюсь и ложусь рядом с ней.
— Актуальные вещи? — спрашиваю я, прижимаясь к ней бёдрами. — Типа вздремнуть по-кошачьи?
Кейтлин хихикает и поворачивается, чтобы поцеловать меня.
— Здесь есть семьи.
Я провожу носом под её подбородком и легонько прикусываю шею.
— Объятья на публике запрещены?
— Я сказала не это, — произносит она. — Это было лишь наблюдение.
Я давлюсь смешком и продолжаю своё «нападение».
— Ты меня заводишь, — стонет она.
— Здесь я не смогу справиться с этим на ура.
— Тогда расскажи мне, что бы ты сделал, если бы мог.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ей в глаза:
— Серьёзно?
Она кивает с сонным выражением лица.
— Этим утром, когда я отправилась в супермаркет за продуктами для пикника…
— Что? — спрашиваю я. — Что случилось в супермаркете?
— Масло, — отвечает она. — Я увидела его и не смогла перестать думать о том разе в столовой.
Я собирался просто рассмеяться, но смех получается развратным и рваным. Беру её за волосы и притягиваю голову ближе к себе.
— В корзине есть масло. Хочешь повторить?
Она рьяно мотает головой. Настолько рьяно, что почти касается моего рта своим носом.
— Нет? — смотрю на её скрещённые ноги, потому что на ней платье. — Даже если в этот раз я обещаю быть нежным? Я только слегка приподниму твоё платье, коснусь тебя через трусики. Какого они цвета?
— Белого.
— Как невинно.
— И что ты сделаешь дальше?
Я приподнимаю брови, глядя на неё.
— Ты хочешь, чтобы я продолжил?
— Нет. Но если бы хотела?
Я улыбаюсь:
— Если бы мне пришлось взять тебя в парке на глазах у всех, затем я бы скользнул рукой к тебе в трусики и отымел тебя пальцем. Мне было бы нужно, чтобы ты была мокрой и хорошо подготовленной для моего члена, — я выдыхаю, пока она стонет от моих слов. — Так что я бы сделал это жёстко. Возможно, двумя пальцами…
— Больше, — перебивает она.
— Не жадничай. Двух пальцев хватит, чтобы подготовить тебя. Ты разгорячишься и станешь скользкой под моими ладонями, — она кивает. — Скажи мне, воробушек.
— Я бы хотела тебя.
— Насколько сильно?
— Я была бы влажной. Такой влажной, что испортила бы покрывало для пикника.
Моя похотливая улыбка исчезает, потому что всего лишь несколькими словами она провоцирует мой закономерный стояк.
— Очень хорошо. Тебе бы понравилось, не так ли? То, что каждый мог бы посмотреть, как я имею тебя пальцем?
— Нет, — стонет она.
— Ты можешь быть таким грязным маленьким птенчиком. Я бы сжимал твои сиськи и вколачивался в тебя, а ты бы жёстко кончила, объезжая мой член у всех на виду.
— Нет, я бы не сделала этого, — кричит она.
Я всего в секундах от ареста из-за того, что подумываю трахнуть Кейтлин в парке. Одна лишь мысль о её жарком местечке, которое всасывает меня, заставляет меня застонать ей на ухо.
— Господи, я хочу оказаться внутри твоей киски прямо сейчас.
— Я… Я хочу тебя там. Внутри моей киски.
Я опускаю лоб в ложбинку её плеча.
— Слово «киска» из твоего рта не помогает. Я вот-вот кончу в штаны.
Она моргает, глаза широко раскрыты:
— Правда?
Я смеюсь:
— Если ты продолжишь вести свои грязные разговоры, мне даже решать ничего не придётся.
— Ты это начал, — шепчет она. — Но закончишь ли?
— Тебе было необходимо спрашивать?
Мне кажется, я достиг максимума в поведении хорошего парня, поэтому разворачиваю её для жёсткого поцелуя. Её ладони упираются в мою грудь, но я продолжаю своё наступление, пока её протесты не затихают, а рот не обмякает под моими губами. Лишь когда она кулаками цепляется за мой свитер, мне приходится оторваться от неё. По правде говоря, я не хочу навсегда травмировать некоторых детей, да и взрослых тоже, а то, что протесты Кейтлин тают как мороженое, только расшатывает мой самоконтроль.
— Пикник окончен, — говорю я.
— Но мы ещё даже не поели, — её нижняя губа выпячивается, а глаза смотрят на меня с мольбой.
— Чёрт. Ладно. Мы поедим, но чем дольше я жду, тем больше завожусь.
Она улыбается:
— Я в это верю.
Глава 8.
Кейтлин.
Кельвин ведёт себя прилично ровно столько, сколько и должен. Всего лишь пару метров, как мы переступили порог квартиры, и он набрасывается на меня на диване и трахает так жёстко, что мы, боюсь, проломим потолок соседям снизу.
После мы лежим в крепких объятиях друг друга, смотря телевизор и перешёптываясь, в то время как солнце садится за окном. Никто из нас даже не вслушивается в слова, пока до нас не доходит, о чём именно там говорят:
— Вскоре после выпуска: завтра первый день седьмой недели с тех пор, как Героя видели в последний раз. Он покинул нас? Или наконец-то следует желанию правоохранительных органов? Или хуже: спустя почти двадцать лет его тайно убрали? Оставайтесь с нами для особенного репортажа.
Я щёлкаю кнопкой «выключить» и бросаю пульт на пол.
Кельвин сжимает меня спереди.
— Я уже вижу заголовки газет: «Наконец-то поражён: загадочная крохотная брюнетка ставит Героя на колени».
Я хохочу:
— Ты и на коленях? Да в аду быстрее снег выпадет.
— Ммм.
— И я не крохотная брюнетка.
— Для меня — да.
Закатываю глаза, но улыбаюсь. Никто из нас не говорит несколько минут, наслаждаясь последними мгновениями солнечных лучей.
— Ты хотел посмотреть? — в итоге спрашиваю я.
— Нет, — вздыхает он мне на ухо. — Я думал о родителях.