всех. Скотт Карпентер – пилот патрульного самолета ВМС – оказался почти идеальным представителем мужеского пола (именно поэтому он и прошел финальный этап отбора, хотя и был сравнительно неопытным пилотом). Карпентеру даже нравилось у Лавлейса. «Мне было очень интересно, – рассказывал он позже, – все это заставило нас по-новому осознать, какой чудесной машиной является человеческое тело»[93]. Но его собственное тело-машина заставляло всех остальных «психовать»[94], по выражению Боба Соллидея, одного из непрошедших отбор кандидатов: «У него был самый низкий процент жира в организме, лучший результат испытаний на беговой дорожке. Педали он мог крутить до бесконечности, дыхание задерживал дольше всех и никогда не терял самообладания. Нам страшно было бороться с этим парнем». Уолли Ширра, главный юморист команды Mercury 7, ненавидел все происходящее. «Мы были здоровыми, а наблюдали за нами больные доктора»[95], – писал он позже, а вечером накануне запланированного врачами исследования кишечника специально наелся самой огненно-острой мексиканской еды, какую только смог найти в Альбукерке.
Но клиника Лавлейса была не последним этапом. Отборочная комиссия, полная решимости найти тигров, а не кроликов, направила 31 человека – 32-го уже отвергли – в Центр по разработке авиационной техники на авиабазе Райт-Паттерсон в Дейтоне (штат Огайо) для испытаний на том, что один из кандидатов Джон Тирни охарактеризовал как «совершенно новый набор пыточных машин»[96]. Здесь их тела подвергались всем возможным стрессам и травмам, какие только смогли придумать испытатели. Одних только названий этих тестов было достаточно, чтобы вселить страх в самого яростного из тигров: холодовый прессорный тест, тест на ортостатическом столе, тест в кресле на неустойчивой опоре, тест в противоперегрузочном костюме MC-1 с частичной компенсацией давления, проба Флэка и Валсальвы с перегрузкой. Список был бесконечным или, по крайней мере, казался таким всю ту неделю, пока продолжалось обследование. Было еще 25 психологических проверок и бесед с психиатрами – невозмутимый Шепард, совершенно не склонный к самоанализу, больше всего ненавидел именно их, а вот Ширра, клоун группы, заснул во время одного такого исследования. Там были тесты Роршаха и опросники из 566 пунктов (Скотту Карпентеру и это понравилось), проводились упражнения под нагрузкой и испытания звуком «высокой интенсивности», а также прогоны на центрифуге, где человека раскручивали все быстрее и быстрее, увеличивая перегрузку, чтобы посмотреть, сколько он выдержит, прежде чем потерять сознание. Во время одного из тестов Шепарда и других кандидатов заставляли по семь минут сидеть, погрузив ноги в ведро со льдом; во время другого – помещали в «камеру прожарки» и целых два часа выдерживали при температуре 55 ℃; во время третьего предлагали, как в какой-то пародии на детский праздник, надувать шарики – снова и снова, пока испытуемые почти не отключались. «Эти парни, – сказал Джон Тирни о своих мучителях, – обожали выходить за рамки[97]. Они были учеными, а может, и садистами в парке аттракционов без правил, о котором мечтали всю жизнь». Тирни не прошел отбор.
Шепард прошел. К тому моменту, когда он и шестеро других астронавтов Mercury были представлены на той пресс-конференции в Вашингтоне – похожие, как вспоминал один из сотрудников NASA, на участников конкурса красоты[98], – интерес публики к пилотируемой космической программе был разогрет до предела. Для некоторых астронавтов накал публичного интереса был практически невыносим, и началось это, когда весь журналистский корпус поднялся и зааплодировал семерым мужчинам, неуверенно улыбавшимся со сцены. Когда кто-то из репортеров спросил, какое из пройденных ими испытаний было самым тяжелым, молчаливый Гриссом ответил: «Самое тяжелое – то, что происходит здесь и сейчас»[99].
Они были пилотами, а не знаменитостями. Но никого, похоже, не интересовал их пилотажный опыт. Первым на пресс-конференции прозвучал вопрос о женах, правда, названы они были не женами, а «вторыми половинками»: что думают вторые половинки о переменах в карьере мужей? На самом деле это был вопрос о том, как жены относятся к профессии, которая может привести к гибели их мужей. Шепард был традиционно немногословен: «У меня в доме нет проблем, – сказал он и добавил: – Моя семья полностью согласна»[100]. Такой ответ вызвал громкий смех в основном мужского журналистского корпуса. Но для Гордона Купера, симпатичного парня с оклахомской фермы и, пожалуй, лучшего пилота в семерке, вопросы о жене были проблемой, потому что в прошлом году он и Труди разошлись – жена поймала его на обмане, и не в первый раз. И только когда у него появилась реальная перспектива попасть в группу астронавтов, он поехал в Сан-Диего, где она жила с двумя их детьми, и упросил вернуться, чтобы повысить свои шансы. Жена в конце концов приехала и, как ни удивительно, согласилась даже держать их ссору в секрете, но Купер всегда болезненно воспринимал вопросы о семье. «Моя, – сказал он коротко, – полна энтузиазма».
Но настоящей сенсацией этой пресс-конференции стал Джон Гленн – человек, когда-то очаровавший телезрителей выступлениями в передаче «Угадай мелодию», теперь очаровал и репортеров. «Я пришел в этот проект, чтобы приблизиться к небесам», – пошутил он, и аудитория растаяла. Гленн обладал способностью мгновенно становиться звездой. Он был идеальным астронавтом с точки зрения СМИ: американский до мозга костей летчик-испытатель пресвитерианского вероисповедания, награжденный медалями герой войны с самой солнечной улыбкой среди всех присутствующих. Гленн мог подолгу жизнерадостно рассуждать о церковном совете, о своей вере, о Боге и небесах, о стране и поддержке со стороны жены Энни его стремления попасть в космос. Репортеры ловили каждое его слово, тогда как остальные шестеро астронавтов сидели открыв рты. У Гленна, как они вскоре узнали, все было на 100 %, включая способность вещать без перерыва. «Кто этот бойскаут?»[101] – спросил Купер, а Гриссом, который не помнил, когда последний раз заглядывал в церковь, беспомощно признался репортерам, что он «не так набожен, как мистер Гленн». Гленн обладал поистине потрясающим обаянием. Одного его, казалось, было достаточно, чтобы пойти на русских и гнать их до самой Москвы. Когда кто-то из репортеров спросил, уверены ли они, что смогут вернуться из космоса живыми, все астронавты подняли руку. А Гленн поднял две.
Эта уверенность подверглась серьезному испытанию всего через месяц, ранним утром 19 мая, когда семеро астронавтов прилетели на мыс Канаверал, чтобы впервые присутствовать на старте непилотируемой ракеты Atlas, аналогичной той, на которой кому-то из них предстояло отправиться на орбиту. Через 64 секунды после старта ракета взорвалась прямо над их головами. «Впечатление было такое, словно рванула атомная бомба, – рассказывал Гленн. – Мы смотрели на эту штуку и друг на друга и думали, что надо бы потолковать с инженерами кое о чем, прежде чем продолжать»[102]. NASA удалось отобрать астронавтов, но невезение Америки не закончилось. Ракеты продолжали взрываться.
К тому же взрывались они по-разному! «Я видел пуски множества ракет, – писал Крис Крафт, блестящий специалист по аэродинамике, часто бывавший на мысе Канаверал в то время и занимавшийся разработкой совершенно новой тогда идеи управления полетом, – и могу утверждать, что от 30 до 40 % из них были неудачными. Многие отрывались от площадки и летели не в том направлении. Были такие, которые взрывались сразу после старта. Случалось, что они поднимались на 3000 м, а потом переворачивались и взрывались»[103]. «Боже, – рассказывал Глинн Ланни, работавший в команде Крафта, – эти штуки по-настоящему пугали! Наблюдать за ними было страшно»[104]. Укрытия на стартовой площадке имели железобетонные стены и окна в фут толщиной, но Айк Ригелл, инженер из пусковой команды, воевавший на Тихом океане во время Второй мировой войны, все равно беспокоился, что потолок может не выдержать. Склонившись над панелью управления, он чувствовал себя как под обстрелом. Репортер CBS Эд Мерроу, известный тем, что во время войны освещал бомбардировки Лондона, в 1959 году тоже находился в укрытии, когда ракета Juno, которую он снимал для документального фильма об американской космической программе, через несколько секунд после старта внезапно развернулась на 180° и устремилась к площадке, от которой успела удалиться всего на сотню метров. Ригелл тоже был там. «В тот день мы поджарили немало гремучих змей»[105], – рассказывал он.
Джей Барбри – журналист, наблюдавший, как первый американский