— В этой девице тебя это не смущает…
— Ей восемнадцать, тебе тридцать! Двенадцать лет разницы!
— Ты ещё скажи — я ей в матери гожусь!
— Так…
Рывком сдёргиваю одеяло.
— Я всё сказал. Никаких детей!
— Да я знаю, Гаранин, что если я рожу, ты всё равно нас никогда не бросишь. Вон Кате своей до сих пор как верный пёс служишь. Только свистнет, ты летишь!
— Она мать моей дочери! Она всегда будет моей семьей. И я тебе уже говорил — не открывай свой рот на этот счёт. В последнее время, Алла, ты так теряешь края, что я всё чаще подумываю о том, чтобы вынести тебя за них.
— Потому что ты больше не любишь меня! — начинает она плакать.
Осаживаюсь. Не выношу женских слёз…
— Разве я когда-то говорил о любви? Зачем сейчас поднимать эту тему?
— Ты вообще не щедрый на слова!
— Тебя устраивало, что щедр на бабки, нет?
— Тогда ты ради меня бросил дочь! Это для меня был показатель твоих чувств!
— Я никого не бросал!! Тем более Марусю!
— Марию! Что ты её как дуру деревенскую называешь?!
— Для нас с Катей она Маруся. И ей нравится. А твоё мнение никто не спрашивал!
Прячется по одеяло. Плачет, сжимая подушку. А во мне ничего не дёргается, чтобы утешить. Только раздражение…
— Возможно, Алла, нам пора тормозить. Я уже как невротик с вами, разучился спокойно разговаривать. Я устал.
— Что ты меня в одну корзину со своим братом складываешь?!
— А я скоро вас на лицо различать перестану. Один негатив!
Трясущимися пальцами леплю очередную дозу никотина к плечу. Прямо в трусах выхожу под холодный дождь. Подпрыгиваю на турник. Подтягиваясь, смотрю на кипящую под дождём поверхность бассейна. И когда моя кровь тоже вскипает, с разбега ныряю в глубину. Достав ладонями до дна, расслабляюсь, позволяя воде вынести меня наверх.
Ляся… Надо отвезти в универ.
Лёжа на спине, смотрю на её окно. Открыто… Замёрзла, наверное, на полу!
Переодевшись, выхожу на кухню. Ляси нет. Завтрака не будет? Эх… Может, проспала? Засыпаю овсянку в мультиварку и наливаю молока.
Поднимаясь по лестнице, чувствую, как ускоряется сердцебиение в предвкушении. Сейчас её густые ресницы упадут покорно вниз, скрывая от меня смущённый взгляд. И я снова слечу там с катушек от этой чувственной чистоты.
«Не трогать!» — напоминаю я себе.
Стучу.
— Лясь?
Тишина. Ловлю опять паническую волну. Так, стоп, Гаранин. Ну куда она сбежит? Что ты дёргаешься?
— Лясь, — приоткрываю дверь. — Я войду?
Бросаю взгляд на её постель. Волосы разметались с белой подушки дальше по ковру. С усилием разлепляет веки. Прижимая ладонь к горлу. Глаза словно пьяные.
Сажусь рядом с ней на колени, интуитивно кладу руку на лоб. Пылает!
— О, детка… — с досадой качаю я головой.
Густые волосы до сих пор сырые. Она, словно ещё не проснувшись полностью, рассеянно смотрит на меня.
Это мой косяк!
Закрываю окно. Включаю обогрев на кондиционере.
— Я приду сейчас.
Слетаю по лестнице вниз, выворачиваю на стол небольшую аптечку на кухне. Тут в основном детские лекарства на случай, если заболеет Маруся, пока бывает здесь.
Вот… порошок от температуры в пакетиках. Катя говорила — хороший. Пытаюсь разобраться с дозировкой. Завариваю.
Или скорую вызвать?
Забираю Марусин градусник с уткой. Который, слава Богу, ещё не приходилось использовать. Ополаскиваю. Не упадёт через полчаса — вызову скорую.
Возвращаюсь. Ставлю на столик кружку. Оглядываюсь. Её платье сохнет на вешалке. Так… Вытаскиваю ещё пару подушек. Бросаю их рядом с ней.
— Лясь, иди сюда…
Обнимаю её вместе с одеялом, прижимая к себе. Чувствую пальцами её голую спину и влажное полотенце, в которое она завёрнута. Присаживаю.
— Его надо снять. Мокрое.
Вяло отрицательно крутит головой.
— Быстро! — начинаю злиться я.
И, не выпуская из рук, сдёргиваю с неё эту сырую тряпку. Одеяло соскальзывает… Я смотрю только ей в глаза, натягивая его выше. Но она молча, страдальчески морщась, закрывает лицо руками.
Ну, прости меня, девочка! Но так надо.
Подкладываю ещё пару подушек и укладываю обратно.
— Никакой это не харам! — успокаиваю её. — Я же муж. Я обязан заботиться, так? Не переживай.
Поправляю её волосы. Делаю маленький глоток из кружки, проверяя температуру. И даю ей через трубочку выпить.
Держась рукой за горло, беззвучно мучительно хныкает и с усилием глотает.
— Горло, да? — сжимаю её пальчики.
Компресс… спрей… ещё одно одеяло сверху. Закутываю в сухое полотенце её волосы. Смотрю на часы.
— Должно уже подействовать.
Показываю градусник.
— Открой рот…
Как жаль, что опять в совершенно не романтично-эротичной обстановке! Но….
Вкладываю между алыми губками. Пиликает. Температура уже некритичная. И на автомате поглаживая её плечо через одеяло, я задумчиво зависаю.
Вызывать или не вызывать?
Достаю из кармана звонящий телефон. Катя!! Вот она-то мне и нужна.
— Да?
— Тим, ты ещё далеко? Опаздываю.
Я же Марусю забрать обещал.
— О, чёрт… Кать, тут такое дело… Не могу я из дома уехать. У меня тут человек с высокой температурой… Походу, ангина. Завези, пожалуйста!
— Алла, что ли? — недовольно.
— Нет. Не она. Девочка одна. Так с лёту и не объясню. Потом поговорим. Чем лечить-то? Скорую вызывать?
Катя — врач…
— Сколько лет?
— Восемнадцать.
— Хм… Давай заеду, посмотрю её, если хочешь.
— Ты же опаздываешь?
— Всё равно уже не успею, — вздыхает. — Пока Марусю завезу…
— Тогда жду вас. Спасибо!
Глава 16 — Бывшая жена (Ляйсан)
Перед глазами мелькают чёрно-жёлтые точки. От слабости едва могу поднести к лицу руку. Стресс и переохлаждение. Наверное, мой иммунитет сломался.
После того, как жаропонижающее начинает действовать, всё тело снова становится мокрым.
— Тимур… — беззвучно выдыхаю я. Голос пропал.
Держа ладонь на моём лбу, с тревогой смотрит в глаза. Всё-таки больше добрый. Заботливый…
— Я хочу одеться, — сиплю через силу и с трудом перевожу взгляд на шкаф.
Встаёт, открывает его. Там только моё светлое традиционное платье и костюм для университета. Домашнее ещё мокрое. Но хоть что-нибудь!
— Платье… — шепчу я.
— Да ты что?.. Вот это платье? Я сейчас…
Минут через десять появляется с бумажным глянцевым пакетом из фирменного магазина. Кутаясь в одеяло, присаживаюсь.
— Это, конечно, тоже не слишком придётся тебе по вкусу… Но давай что-нибудь выберем. Смотри… Это моя новая футболка. Она будет тебе велика и сойдёт за короткую тунику. Это хлопок. Тебе будет удобно.
Ноги будут голые…
— И… это я покупал в подарок для Аллы. Но она не носит длинное. Поэтому осталось невостребованным. Здесь открыты плечи.
Шёлковое платье — бордовое с золотым. Цвета переливаются… С очень откровенной линией декольте, оформленной широкой лентой с изумительно красивой вышивкой из бисера со стразами. Эта лента — единственное, что удерживает платье на плечах. Очень откровенное. Наверное, домашнее. Для мужа.
С восторгом веду пальцем по ленте. Но одеяло скользит вниз, и я отдёргиваю пальцы, перехватывая его крепче. Следом за Тимуром растерянно перевожу взгляд с одного откровенного варианта на другой. Не дожидаясь, пока я выберу, он вешает платье в шкаф.
— В футболке всё же будет удобнее. Я помогу?
О, нет, пожалуйста! Отрицательно качая головой, заливаюсь краской.
Но он игнорирует мои немые мольбы. Надевает на меня горловину, выправляет волосы. Высвобождаю из-под одеяла руки и быстро засовываю их в рукава.
— Давай, детка…
Одёрнув футболку, забирает моё одеяло. И пересаживает меня на него. Запахиваю его, пряча голые ноги.
«Муж…» — убеждаю я себя. Может видеть моё тело. Ничего плохого в этом нет. Он не будет потом думать обо мне плохо. И говорить не будет. И трогать не станет.