Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда партизаны остановились в Подбалтувских лесах, уже совсем рассвело. Горец выставил караулы. Юреку было приказано стоять на опушке леса и наблюдать за полем. Он не ожидал увидеть ничего интересного, так как кругом все было тихо и пусто. Юрек уселся под деревом, поглядывая вправо и влево, где располагались его соседи. Отряд находился позади их, на расстоянии нескольких сот метров. Он достал из своей французской сумки остатки хлеба, взятого из дому. Мысли перенесли его в Островец. Отсюда было недалеко до города, но расстояние, рассчитанное не на километры, было огромным. Между городом и лесом лежало пространство, полное предательских засад и опасности, как и на всякой партизанской дороге.
Юрек медленно жевал хлеб. До смены с поста надо было отсидеть два часа. Нудным и долгим бывает такое одиночество.
Здзих находился в лагере. Они с Кеном держались вместе, поэтому Юрек испытывал сожаление, хотя и не подавал виду. В конце концов, Здзих старый партизан, и известно, что командование всегда имеет для него специальное задание. Сейчас они были в одном отряде, но как долго это будет продолжаться, никто не знал. Эх, если бы Богусь был здесь! Но он…
Неожиданный звук нарушил тишину. Юрек встал, прижался к дереву, судорожно сжимая в руке винтовку. Он слышит, как бьется в груди сердце и кровь пульсирует в висках. Выстрел раздался неожиданно, пронесся громким эхом по верхушкам деревьев и стих.
Тишина продолжалась долю секунды, и лес наполнился грохотом.
Было глупо стоять спиной к месту боя. Но уйти с поста нельзя. Враг мог ударить также и отсюда. О его появлении необходимо было тотчас же доложить.
Стрельба усиливалась с каждой минутой. Временами короткой прерывистой очередью рявкал автомат, порой раздавался взрыв брошенной чьей-то рукой гранаты. Среди ветвей свистели пули, калечили стволы деревьев. Юрек внимательно прислушивался и по шуму боя пробовал представить себе его ход.
Постепенно перестрелка затихала, переходя иногда в одиночный ружейный огонь. Наконец последний выстрел прогремел среди деревьев, и наступила такая тишина, что все случившееся минуту назад показалось плодом воображения. Лес стоял неподвижный, как и перед боем.
Напрасно Юрек старался уловить ухом какой-либо шум или признаки жизни в лесу. Сердце его вдруг сжалось от внезапной мысли: «А если?» Он не докончил этой мысли. Еще раз оглядел пустое и серое поле, затем осторожно довернул в сторону лагеря. Знакомые деревья и кусты говорили о том, что он стоял на нужном месте. Здесь никого не было. Юрек пробежал в одну сторону, затем в другую, однако не обнаружил никаких следов. Неожиданно он вздрогнул. Треск ветки под чьими-то ногами подсказал ему, что со стороны леса кто-то идет. Юрек спрятался за кустом.
Из-за деревьев вышел партизан. Мальчик подбежал к нему.
— Ленька!
Они оба обрадовались.
— Что здесь произошло?
— Не знаю.
Неподалеку стояла избушка лесника. Они побежали к ней. Лесник вышел к ним навстречу.
— Ищете отряд? Они ушли туда… — Он рукой показал направление.
Горец имел хороший обычай быстро, уходить от места недавнего боя. Они двинулись за ним.
Лесник движением руки задержал их. Остановившись, они увидели, что он запрягает телегу.
— Так будет быстрее…
Они проехали часть дороги и наткнулись на тыловое охранение. Юрек издалека заметил Здзиха и подбежал к нему.
— Черт возьми! — сказал он, запыхавшись. — Я находился на посту. Что произошло?
— Как что? Бой!
— Бой?
— А ты что думал? Не видишь?
Он указал рукой в центр колонны, Среди партизан шел человек в мундире власовца.
— Взяли его в плен?
— Да!
— О холера! А меня там не было!
— Трубка первый их заметил, — рассказывал Здзих. — Их было, вероятно, около ста человек. Горец не хотел вступать в бой. У него было другое задание, но власовцы ввязались сами. Ну уж коли так, то делать нечего. Мы подпустили их ближе, хотели, чтобы они приблизились еще, однако кто-то не выдержал, выстрелил. Ну и началось. Они залегли в поле, мы в лесу. Они короткими перебежками к нам, а мы открыли огонь по ним… Аж пыль столбом. А тот, — он указал на власовца, — прибежал сюда, мы его и взяли. Что же еще оставалось делать?
— А нас не сняли с поста…
— Ты должен охранять отряд, а не отряд тебя. — Но ведь был приказ.
— Приказ приказом, а думать ведь тоже надо!
Все это было очень сложно, и Юрек напрасно старался понять. Первый день в партизанском отряде — и сразу столько событий. Необходимо привыкнуть к жизни в лесу. Все выходило не так, как он это себе представлял.
— Направляющий, шире шаг! — крикнул Горец.
Партизаны шли быстро. Перед ними лежали десятки километров извилистых партизанских дорог.
Какая-то из них должна была привести к цели.
На партизанских тропах
Удивительная это была жизнь. Она как бы раздваивалась. С одной стороны — видимая для всех, или легальная, с другой — скрытая, доступная только для самых близких, но настоящая.
Настоящая партизанская жизнь в Островецких лесах началась еще в октябре 1942 года.
В рабочих районах родилась Гвардия Людова. Длинный Янек, Быстрый, Вицек, Антек и другие были первыми, кто вступил на путь вооруженной борьбы. Никто из них не имел большого опыта. Требовалась повседневная учеба, при каждом удобном случае. Стремление к борьбе определяло линию действий, определяло планы, подсказывало проекты и намерения.
В марте 1943 года первый отряд Гвардии Людовой ушел в лес. Ему не пришлось долго ждать встречи с врагом. Она произошла на второй день здесь же под городом, в Контах. Первый бой был суровым и решительным экзаменом. Враг потерял пить человек убитыми и двух ранеными, но и гвардейцы недосчитались четырех своих товарищей. Цена этого первого боя была слишком высока. Однако смерть друзей не испугала оставшихся в живых, она показала, какая опасность им грозила, и предостерегала от ненужного бравирования.
Завод им был лучше знаком, чем лес. Они чувствовали себя на его территории свободно и уверенно, так как с детских лет вся их жизнь была связана с заводом. Даже самые проницательные местные фольксдойче не могли что-либо заподозрить. Тем не менее людям пришлось все тщательно взвесить, прежде чем решиться взяться за оружие. По характеру и привычкам им было чуждо стремление к разрушению и насилию, они больше всего уважали честность и добросовестность.
Теперь жизнь заставила их пересмотреть свои взгляды. Сначала было трудно понять, что уничтожение предприятия, на котором они выросли, не только обязательное, но правильное и необходимое дело. Это было также формой борьбы, трудной и ответственной.
С болью в сердце они смотрели на вагон с готовой продукцией, затапливаемый в заводском пруду, со смешанным чувством радости и жалости восприняли взрыв мартеновской печи на Островецком заводе, но, если какой-то день проходил без нового акта диверсии или саботажа, они испытывали угрызения совести оттого, что, может быть, использованы не все возможности, чтобы причинить вред оккупантам.
Народная борьба с оккупантами начала принимать организованный характер. Люди, распределенные по боевым пятеркам, получали конкретные указания, и поэтому их действия носили характер боевых заданий.
Пылали трансформаторы, заклинивались двигатели, добротное сырье неожиданно становилось непригодным для использования. Немцы не были слепыми: пробовали пугать, арестовывали заложников, на стенах городских домов появлялись плакаты с длинными перечнями фамилий расстрелянных людей. Ежедневное соприкосновение со смертью привело к тому, что люди перестали ее бояться, сделались безразличными к ней. В их сердцах разгоралась лютая ненависть к врагу.
Удивительной была эта жизнь.
В квартирах, которые теперь носили названия «укрытие», «ночлежка», «явка», собирались люди без фамилий. Когда разговаривал Здзих, которого называли теперь Горячий, с Быстрым, постороннему было невдомек, что беседуют отец и сын.
Пределом мечтаний всех этих людей в то время были оружие и взрывчатка. Их не хватало постоянно. Смелость и находчивость заменяли им толовые шашки. Недалеко от Цмелюва Береза, пользуясь лопатой и киркой, пустил под откос немецкий поезд; транспорт превратился в груду искореженного железа. Идея, поданная Березой, была хорошей, и ею следовало воспользоваться. В сентябре 1943 года Горец пустил под откос эшелон в предместье Кунува, Янек — под Гжибовой Гурой, недалеко от Скаржиска. Изъеденные ржавчиной железные остовы вагонов пугали своим видом немецкие транспорты, следующие на восток.
Это также было важным обстоятельством.
С людьми же происходили дивные превращения. На заводе своей «бездарностью» и «леностью» они доводили немцев до исступления, но после работы эти же люди в забитых досками тайниках превращались в ремесленников-оружейников, которые из вынесенных из цехов заготовок умудрялись делать замечательное оружие.
- Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера - Гюнтер Бауэр - О войне
- Танк «Черный сепар» - Георгий Савицкий - О войне
- Алтарь Отечества. Альманах. Том II - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Охота на Роммеля - Стивен Прессфилд - О войне
- Свидание - Владимир Михайлович Андреев - О войне / Советская классическая проза