— Ты прав, — ответил Калам, усаживаясь на простой, но крепкий табурет.
— Надолго? — спросил хозяин, делая одновременно какие-то знаки в сторону кухни.
— Несколько дней, — не покривил душой Калам. — Как пойдут дела.
— У меня лучшие комнаты в порту, — обрадовался этой новости хозяин. — Чистые и без кровососов! Когда перекусишь, не побрезгуй подняться наверх и посмотреть.
— Хорошо, — не стал спорить Калам.
Тем временем из кухни выплыла дородная женщина с подносом. На нём, в точности как на вывеске, расположилось блюдо со свиной ногой и грудой каких-то исходящих паром кореньев, и кружка пива, только не глиняная, а из настоящего белого стекла. Капли воды проторили дорожки на её запотевших боках.
— У нас простая еда, господин, — заговорила женщина, освобождая поднос, — зато сытная.
— Мастерица Ага стряпает лучшую свиную ногу в Группий-Норсе, можешь спросить любого, — с гордостью сказал хозяин.
Ого, мастерица! В Группий-Норсе не назовут мастером абы кого.
— Благодарю тебя, Ага, — улыбнулся Калам. Он отрезал кусок мяса, прожевал, кивнул: — Ты и точно мастерица.
Женщина зарделась. Хорошая, видимо, женщина, и жизнь её сложилась удачно, раз она не потеряла способности смущаться, как юная девица.
— А как звать тебя, почтенный? — спросил Калам у хозяина харчевни.
— Папашей Рутом кличут.
— Рад знакомству, — вполне искренне сказал мастер Калам.
— Если что пожелаешь, — наклонился к нему папаша Рут, — только дай знать.
Сообщив это, он вернулся за стойку.
Довольно двусмысленно, если подумать. Путешественник из-за моря может пожелать всё что угодно, а не только печёную свиную ногу с пивом. Впрочем, это порт, и как в любом порту Мира, папаша Рут рад выполнить любую просьбу. Мастер Калам решил не думать пока на этот счёт, и полностью отдался чревоугодию.
Когда от ноги остались кости, и папаша Рут поставил перед Каламом третью по счёту кружку, в харчевню зашёл новый посетитель. Завидев Калама, он без раздумий направился к нему, сел, бросив перед собой широкополую шляпу. Тут же, словно по волшебству, перед ним возник высокий стеклянный же стакан с вином.
— Ну, здравствуй, Калам, — произнёс он.
— Здорово и тебе, Гук.
Пять прошедших лет не пощадили Гука. Волосы его поредели, левый глаз закрывала щегольская чёрная повязка, а на левой руке не хватало одного пальца.
— Ты вернулся, — сказал Гук, пригубив вино.
— Нет, — коротко ответил Калам. Гук удивлённо приподнял левую бровь.
— Я вижу перед собой призрака?
— Я здесь по делам и скоро уеду, — спокойно сказал Калам.
— То есть, — мастер Гук подался вперёд, — ты не собираешься здесь работать?
— Не собираюсь, — подтвердил Калам. — Я давно оставил старое. Но, — он понизил голос, — если твои люди станут шалить, я буду, как и обещал, ломать им пальцы.
— Смотри не обманись, — произнёс мастер Гук. — Некоторые могут в ответ ужалить. Сильно, до смерти.
— До чьей смерти? — не уступил Калам.
Мастер Гук сосредоточенно тянул вино и сверлил Калама единственным глазом. Если бы взгляды убивали, Калам пропёкся бы не хуже свиной ноги от мастерицы Аги. Калам невозмутимо глядел в ответ; взгляды давно перестали его пугать.
— Ладно, — сказал, наконец, Гук, — я тебе верю. Но если ты надумаешь работать…
— Тогда я непременно извещу тебя об этом, — сказал Калам.
Ничего не ответив, мастер Гук вышел из харчевни. Мастер Калам бросил на стол медяк в треть шергона.
— Папаша Рут! Этого хватит?
— Более чем, господин.
Подошедший хозяин смахнул монеты в карман передника и спросил:
— Комната?
— Показывай, — согласился Калам.
Так и сделали. Папаша Рут многословно извинялся, что комната расположена под самой крышей, и что в крыше окно — «замочит, коли дождь», и мастер Калам милостиво дал себя уговорить, «прельстившись» скидкой в половину шергона за ночь. Выпроводив папашу Рута, Калам тщательно закрыл за ним двери — и позволил себе радостно улыбнуться. Комната оказалась такова, что лучше и не пожелать. Хозяину этого знать не обязательно. Ему вообще ни к чему было знать, чем собирается заниматься его новый постоялец. Нет, это вполне законное дело, тем более, что храмовники не имели в Группий-Норсе ни силы, ни влияния, но… Даже стены имеют уши и глаза, особенно в городе Умелых, где собрались умнейшие и искуснейшие. Мастер Калам знал, каковы умники, сам был таков. Случались между ними и чудики не от мира сего, но большей частью народ это был ушлый и охочий до секретов. Доверишься не тому, кому следует — останешься ни с чем. Знания, добрые господа, это сила и богатство, а всякую ценность следует держать за тремя замками. Если не хочешь остаться без штанов, само собой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Остаться без штанов мастер Калам не хотел. Неуютно это — ходить, тряся у всех на виду хозяйством.
Проверив запоры и потолочное окно, мастер Калам запер комнату, натянул на лицо выражение брюзгливого неудовольствия и спустился вниз.
— А что, папаша Рут, — растягивая слова, обратился к хозяину, — появились у вас мастера по шёлку? Раньше, — он зевнул, — не водилось.
— Господин приехал как раз вовремя! — с готовностью заговорил папаша Рут. — Как раз от нас и налево, мимо площади Основателя Ил Су, а там вниз, к морю. Через пролив остров суконщиков, там всегда лодочники стоят. За десятую шергона перевезут. Спросить мастера Лунжана Коротонша. С полгода как обосновался. Вот он по шёлку самый-самый!
— Благодарю, — всё так же цедя слова, сказал Калам. — Не премину.
Выйдя из гостевого двора, он неторопливо прошествовал до площади Основателя Ил Су, обошёл кругом знакомый до мельчайших деталей монумент, а после затерялся в толпе зевак и свернул… только не к морю, а наоборот, вверх, к изначальному Группий-Норсу. Если за ним и следили, то вряд ли особо рьяно, а внимания людей мастера Гука он и вовсе не опасался. Воровская братия консервативна, все их ужимки Калам знал от и до.
Добравшись до крепостных стен, он, отдыхая от крутого подъёма, прогулялся до ворот, а там постучался в неприметную калитку, которую не всякий и отыщет.
Не прошло и минуты, как калитка без скрипа отворилась, и оттуда выглянул привратник в надвинутом на глаза капюшоне.
— Мастер Калам к мастеру Рогулу, — коротко поклонился Калам.
Привратник вопросительно приподнял бровь. Мастер Калам сделал шаг назад:
— Прости, брат, — сказал он и вывернул наружу воротник надетой под плащ шёлковой рубашки. Пальцы нащупали круглую булавку. Привратник кивнул и освободил проход.
— Прости ещё раз, — сказал Калам, протискиваясь внутрь. — Давно не был.
Привратник не ответил. Бесшумно закрыл проход и исчез в тени под стеной.
Внутренний город почти не изменился за прошедшие пять лет. Те же извилистые проходы между древних скал, те же дорожки, мощенные шестиугольной плиткой, те же вырезанные в скале двери и узкие окна, те же потайные, спрятанные в трещинах фонари. То же безлюдье. Мастера предпочитали внутренние переходы и галереи, которыми была источена гора. Полтора тысячелетия упорного труда не прошли даром. Калам вспомнил мастерскую Рогула, спрятанную в глубине горы. Свет солнца попадал туда по сложной системе зеркальных труб, так же, как и в зал общих собраний союза Мастеров. Сам Калам жил в каморке при мастерской вместе с Рогулом и знал ещё малую трапезную и склад — один из множества. Большего ему не показывали из соображений безопасности, да и сам он не стремился узнавать лишнего. Союз Мастеров был жёстким и могущественным сообществом, и сурово карал врагов и наказывал болтунов.
Нужную дверь Калам нашёл быстро, память его не подвела. Всё же, он не так часто, в свою бытность подмастерьем, выбирался в нижний город, если честно, не выбирался вовсе, зато под небо выходил чуть не каждый день. Мастер Рогул гонял его за всякой надобностью, но чаще всего — Калам усмехнулся — за сладкой настойкой, которой торговали неподалёку от центральных ворот. Хорошо, что мастер Рогул жив и здоров. Будь он болен, даже знак Союза не помог бы попасть к нему, минуя лекарей.