Бог и природа. Миросозерцательные стихотворения
Свои основополагающие представления о боге, о мире и о человеке Гёте высказал в ряде стихотворений начальной поры своей старости, вслед за которыми появились другие, не менее значительные. Их можно назвать миросозерцательными, если только не забывать при этом, что и другие лирические произведения поэта, не удостоенные столь торжественного наименования, тоже выражают гётевское «мировоззрение». Речь идет не только о больших гимнах юности и зрелых лет поэта, но, к примеру, и о таком стихотворении, как «На озере», и о других стихах, воспевающих природу, о балладах, элегиях и, разумеется, о «Западно-восточном диване». Всюду выражено гётевское «мировосприятие», каким оно было в определенную пору жизни. Бесспорно, однако, что в некоторых особенно запоминающихся стихотворениях сосредоточена сумма основополагающих представлений поэта, объемом и значением превосходящая любые частные выводы. Эти мировоззренческие принципы поэта и были положены им в основу пытливого, исследовательского проникновения в природу, и, наоборот, любой новый вывод неизменно подтверждал главные принципы. Рассмотрение целого и созерцание частностей взаимосвязаны — одно невозможно без другого. В этом смысле Гёте-естествоиспытатель еще весьма далек от принципов непредвзятого экспериментального естествознания, которое излагает итоги исследований в математических формулах законов, определяющих количественную и функциональную стороны явлений. Причем этими формулами с тем же успехом может воспользоваться всякий, кто только соблюдает необходимую процедуру эксперимента. Но истолкование смысла эксперимента, выходящее за его рамки, при этом не предусмотрено, во всяком случае, не такое истолкование, которое оказывало бы обратное влияние на конкретную постановку исследования и опытов. Правда, могут быть воспроизведены и естественнонаучные опыты, поставленные самим Гёте. Однако он никогда не укладывал результаты в числовые формулы, а насыщал их толкованиями, вытекавшими из его собственных основополагающих принципов, или по меньшей мере подводил дело к соответствующим заключениям. Гёте неизменно делал упор на связи любых выводов с великим целым, в рамках которого природа и человек должны были оставаться в неразрывной взаимозависимости. Подобный взгляд на природу — независимо от того, дает он в конкретном случае верный или ошибочный результат, — непреходящий вызов такому естествознанию и такой технике, что превыше всего ставят свою эффективность и потому несут свою долю ответственности за бездумное вторжение в природу и расхищение земных богатств. Разумеется, наличие подобного вызова не означает, будто нужно отказаться от методов современных естественных наук, — важно лишь задуматься над их последствиями для человека и рассматривать их наряду с прочими видами человеческой деятельности, в едином контексте существования мира, общества и индивидуума. Смысл же этого неразрывного единства не исчерпывается верностью, надежностью и эффективностью естественнонаучных методов, так же как он и не может быть выведен из них.
Согласно Гёте, частное явление символически указывает на целое; предпосылка — одновременное восприятие общего и единичного. Основополагающие убеждения, провозглашенные в миросозерцательных стихотворениях поэта, содержат квинтэссенцию гётевского мировосприятия. Стало быть, эти убеждения — плод его собственного толкования бытия — нельзя рассматривать как какие-либо нерушимые законы мироздания. Они — свидетельство веры поэта, его специфического религиозного чувства, черпавшего из многих источников и впечатляющего своей силой и искренностью, своей обращенностью к миру; они — ориентиры, по которым выверяются мысль и действие в гётевском понимании этих слов. С их помощью поэт, познавший тревогу и много мук принявший от нее, поэт, который порой был близок к отчаянию и уже знал, что жить долго — значит лишь многих пережить, старался утешить себя и подбодрить:
Того во имя, кто зачал себя,В предвечности свой жребий возлюбя;Его во имя, кто в сердца вселилЛюбовь, доверье, преизбыток сил;Во имя часто зованного здесь,Но — в существе — неясного и днесь:
Докуда слух, докуда глаз достиг,Лишь сходное отображает лик,И пусть твой дух как пламя вознесен,
Подобьями довольствуется он;Они влекут, они его дивят,Куда ни ступишь — расцветает сад.Забыты числа, и утрачен срок,И каждый шаг как вечности поток.(Перевод Н. Вильмонта — 1, 455)
Этим стихотворением Гёте в 1817 году открывает свой сборник «Вопросы естествознания вообще», и его же, только под названием «Procemion» («Вступление»), поэт ставит во главе цикла «Бог и мир», вошедшего в последнее прижизненное издание его сочинений. В цикл включены преимущественно стихотворения религиозного и естественнонаучного содержания — тем самым Гёте указывал на истоки своих мировоззренческих принципов зрелых и преклонных лет.
Зачин этого стихотворения, созвучный известной молитвенной формуле — «Во имя отца и сына и святого духа», исполнен торжественности, но сразу же за ним следует авторская мысль. Уже в первых двух строках возвещается все, что далее экспонировано во второй строфе: вся природа в целом представляет собой лишь вариации единого, божественного начала. Мироздание не отделено от творца, который воплощает себя в нем, и самовоплощение это неиссякаемо. Бог как олицетворение разумного миропорядка и есть созидатель нравственных основ, придающих смысл жизни человека, — это вера, доверие, любовь, труд. О них вновь и вновь напоминал в старости Гёте, а о боге как таковом даже не упоминал. Гётевское кредо сводилось к следующему: можно принять на веру наличие высшего существа, абсолютного и бесконечного, однако его нельзя персонифицировать и непосредственно узнать, как и дать ему имя. Человек, однако, может ощутить божественное начало во всем сущем, понимая природу как бога-природу; он может увидеть в частном подобие великого целого, наслаждение отблеском бесконечного и тем довольствоваться. «Истинное, идентичное божественному вообще не может быть познано нами непосредственно; мы созерцаем его лишь в отблеске, в примере, символе, в его частных и сродственных ему проявлениях; мы воспринимаем его как непостижимую жизнь и, однако, не можем отказаться от желания его постичь» («Опыт учения о погоде»).
Человеку, способному созерцать мир незамутненным взором, довольно подобия, символа: через них ощутит он соприкосновение с бесконечным, времени неподвластным. И самый бег времени станет ему безразличен, коль скоро ему ведомо, что во всех превращениях сохраняется и остается жить единое и единичное.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});