и заиграла: не тихо и не громко, не весело и не грустно. Она заиграла прекрасную песню благодарности, вложив в её звучение всё, что хотела бы оставить добрым синтийцам на память. Доброта и участие так редко бывают вознаграждены, что в такие случаи следовало вкладывать душу.
Хозяева дома спали, и снилось им нечто невероятно прекрасное – то, что будет хранить их всю оставшуюся жизнь, какой бы она ни была. То, что дороже денег. То, что сохранит их, если не останется ничего.
Закончив, Сола стояла в центре комнаты, опустив голову и вслушиваясь в то, как мыши разбирают крошки редкого в хижине угощения – Настоящей Удачи. «Это будут самые удачливые мыши в мире», – с улыбкой подумала Сола, убирая скрипку. Она вышла за дверь – и миллиарды звёзд взглянули на неё, так что даже пришлось снова закрыть глаза: таким нестерпимым был их свет. «Неужели звёздам не всё равно, зачем они теперь стали следить за мной?» – подумала Сола. В любом случае она хотела сделать то, что задумала. А для этого придётся потратить немало силы – чтобы переместиться в Хильм. Раньше скрипачка не перемещалась в пространстве реальнейшего без Флейтиста. Но теперь не оставалось выбора, поэтому должно было получиться.
Хильм лежал в долине между двух холмов: с одной стороны темнели поля Шестистороннего, а с другой – степи Синтийской Республики. Военные лагеря противников расположились по всем правилам военного искусства и с той точки, с которой наблюдала Сола, были похожи на расстановку шахматных фигур.
Месяц, опасно накренившись, плыл по тёмно-синим водам весенней ночи, изредка тревожимым жемчужно-серой рябью облаков. Кричали ночные птицы, переговариваясь со своими соседями – упрямо не замечая прочерченной людьми линии, делившей земли в окрестностях Хильма.
Сола опустилась на траву, скрестив ноги. До рассвета оставалось ещё часа два – и это время нужно было потратить на подготовку к самому важному выступлению. Сола закрыла глаза и представила ночной Тар-Кахол накануне первых безоглядно-летних дней.
– В Дальнюю сторону? – без удивления переспросил Морео.
Тэлли только кивнула. И уточнила:
– Ты ведь путешествовал в реальнейшем?
– Да, перемещался, – кивнул Кошачий Бог. – Приходилось. Когда удирал от птичников и городских оборотней. Хотя и не так далеко, конечно.
Этого должно было быть достаточно. Главное – хотеть оказаться там, где нужно. Впрочем, если Тэлли взялась кому-то помогать, она могла без труда переместить с собой почти любого.
Когда они с Морео выбрались из переулка, в Тар-Кахоле уже наступила ночь. Горели фонари, причудливо раскрашивая молодую листву аллей и парков. Зажигались вывески скромных днём заведений, любители ночных приключений заказывали свои первые стаканы вина или крепкой мятной настойки.
Кошачий Бог, без слов понимая что нужно делать, успешно отводил любопытные взгляды прохожих, пока Тэлли прислушивалась к шевелению реальнейшего. В огромном городе это было практически невозможно – вытянуть нужное из клубка происходящего каждую минуту смешения человеческих движений, и Морео восхитился мастерством своей спутницы.
– Вот, нам сюда, – сказала, Тэлли, когда они шли по улице Горной Стороны.
Повернув голову, Морео увидел тускло освещённый переулок. «Кажется, это переулок Эдельвейсов», – подумал он, вспоминая, что Кошачий Бог знал все тропы Тар-Кахола.
Они остановились возле одного из домов. Ставни были прикрыты, но всё равно было видно, что в доме горит свет, и можно было даже прочитать название вывески: «Лазоревые книги».
– Возьмём что-то почитать в дорогу? – усмехнулся Морео.
– Да, что-нибудь из современного, – кивнула Тэлли.
На стук сначала никто не отзывался, но затем, когда Тэлли в нетерпении прошеплата: «Я хочу, чтобы мне открыли», дверь приоткрылась и хозяин дома осторожно высунул голову, щуря глаза в темноту за порогом. «Мы уже закрыты. Приходите утром», – пробормотал он несчастным голосом. «Иногда через минуту бывает уже слишком поздно, а вы говорите – утром», – отозвалась Тэлли, неожиданно для Морео просунувшая в полоску света ботинок, в лучших традициях Тёмной стороны – так, что хозяин лавки, дёрнув дверь, не смог её закрыть.
Морео не заметил, как они уже оказались незваными гостями в коридоре, заваленном книгами и стопками бумаг.
– Не бойтесь, прошу вас, – сказала Тэлли, откидывая капюшон. – Вы не знаете меня, но я хочу, чтобы вы верили: ни я, ни мой спутник не причиним вам вреда. Ни вам, ни вашему делу, – быстро добавила она.
Хозяин лавки опустил свечу, которую держал в руке, и расширенными от страха зрачками смотрел на посетителей, но не предпринимал попыток убежать или вытолкнуть их за дверь.
Тэлли вздохнула. Снова собрала всю свою решимость (воздействие на волю людей всегда давалось ей труднее всего) и произнесла:
– Я хочу, чтобы вы дали нам как можно больше того, что вы сейчас печатаете. Мы доставим это прямо по назначению.
Букинист кивнул, развернулся и ушёл, шаркая стоптанными башмаками.
Его не было так долго, что Морео предложил сходить проверить, но Тэлли покачала головой: она чувствовала, что хозяин всё ещё верит ей.
Наконец он, действительно, вернулся с двумя перевязанными наспех кипами бумаг. Морео с интересом взял одну и прочитал: «Все, кто живёт в Шестистороннем Королевстве и за его пределами!..» Тэлли только бегло взглянула на лист и кивнула: «То, что нужно». Затем поздние посетители прихватили свой улов и удалились, оставив букиниста стоять в коридоре, задумчиво расматривая дверь. «Я хочу, чтобы тебе всё удалось этой ночью, утром и всегда», – прошептала Тэлли, как только дверь «Лазоревых книг» негромко кашлянула за спиной.
– Ну что, куда теперь? – с интересом спросил Морео, перехватывая связки листовок, чтобы удобнее было идти.
Но Тэлли задумчиво стояла в переулке Эдельвейсов и, казалось, прислушивалась. Наконец она ответила:
– Честно говоря, я ещё не совсем ясно вижу, куда нам нужно попасть. Но, кажется, у нас ещё есть немного времени. Скажи, что бы ты назвал сердцем Тар-Кахола?
Морео удивился такому вопросу, но принялся размышлять. Любой, хоть немного опытный в реальнейшем человек не станет тратить здесь слова попусту. А Тэлли была Мастером или близко к тому. При слове «сердце» представлялась обычная поэтическая ерунда, поэтому на поверхности сознания плавали образы Собора, фонтанов Тар-Кахола, его величественного Университета (хотя в классической дихотомии это скорее «разум»), Кахольского озера… но в реальнейшем, где приходилось нырять глубже, Морео почувствовал, как при слове «сердце» у него на мгновение потемнело в глазах от боли. Тёмные, запутанные токи жизни, необходимые, но порой такие мучительные и неприглядные – вот что такое сердце. И неожиданно для себя Кошачий Бог сказал:
– Думаю, лучше всего подходит канализация Тар-Кахола.
Тэлли улыбнулась. Она любила реальнейшее, в том числе за то, что оно всегда преподносит сюрпризы.
– Тогда веди меня.
И Морео, чувствуя, как ноги его привычно по-кошачьи пружинят, а зрение обостряется, повёл свою спутницу к ближайшему спуску в канализацию. Уж эти тропы он, наверное, никогда не забудет – настолько въелась в его кожу и