никто не обращал внимания, потому что в таком платье обычно приходят на конечную остановку, где заканчивается маршрут автобуса, где можно оглядеться, выбрать, с кем поехать дальше, а она стояла на обычной автобусной остановке под старыми липами.
Гордая девчонка. Она верила, что увидев её, кто-то должен бросить все свои дела, протиснуться к двери и выпрыгнуть на ходу или, придя на остановку и увидев её, поехать совсем в другую сторону.
Но люди редко бросают начатые дела посередине, и они только улыбались, глядя на неё, потому что подвенечное платье было модное. Я видел её только однажды. Может быть, потом она с кем-то уехала, а, может быть, белые розы, которые она держала в руках, стали ронять свои лепестки, и она ушла.
А я всё жду и каждый раз прижимаюсь лбом к стеклу, может быть, она появится снова, и не могу себе простить, что в тот день не смог вырваться из толпы и проехал остановку под старыми липами.
Фонари
Ночь.
Идёт мелкий дождь.
Капли дождя видны, когда попадают под свет фонарей, и кажется, что фонари вдоль улицы плачут.
О чём?
Фонари плачут дождливой ночью только о том, что не удалось людям, потому что сами они – просто фонари, своей печали у них нет.
И плачут они целую ночь от одиночества, от того, что идёт дождь, и завтра нелётная погода, и кто-то не встретится, кто-то недолюбит, недоцелует…
И оттого, что завтра нелётная погода, этой ночью вдоль улицы плачут фонари.
Жёлтые звёзды
Астрономы считают жёлтые звёзды на чёрном небе. Их головы подняты вверх. Моя опущена вниз.
Ты думаешь, это потому, что ты мне сказала: «Я не люблю тебя»?
Нет, нет. Это потому, что я считаю жёлтые звёзды, жёлтые кленовые листья на чёрном ночном асфальте.
Со мною ты…
Дорога. Изо всех дорог я помню чёрную ленту асфальта, мокрую от росы, и листья ясеня на ней, дорогу, по которой мы шли утром, и ты боялась, что будет с тобой завтра, а завтра не было, было только сегодня. До завтра, до послезавтра было только сегодня, счастливое сегодня. Потому что эта дорога – начало, середина и конец, потому что по этой дороге я иду не один – со мною ты.
Здравствуй, дерево!
Здравствуй, старое доброе дерево! Здравствуй! Я снова здесь, я снова приехал. Мы снова можем разговаривать с тобой, у меня от тебя нет секретов. Ты же знаешь про меня всё. Ты помнишь, мы с ней стояли под твоими ветвями. И она верила, что безумно только меня одного любит. Любит, любит…
Это неважно, что ты стоишь в шумном городе, на самом людном месте, на самом людном перекрёстке. Мы всегда, может, это мне кажется, ждём встречи друг с другом. Правда?
И вторую любовь мою в этом городе ты ведь тоже помнишь? Только была зима. Вспомни! Я проходил мимо тебя, касаясь рукой твоей коры. Было холодно. Была ночь. И мне казалось, что ты чувствуешь холод. Я подгребал к твоему стволу снег: ведь тебе так было теплее.
А потом? Мы ведь можем многое вспомнить, тебе было грустно, твои листья – осеннее золото – ты ронял к нашим ногам, а у нас была весна. Весна! Весна!
Врёшь ты всё, чёртова деревяшка, была Весна, была, слышишь, была! Это ты когда-нибудь станешь пнём, а Весна не умрет никогда, она же Надежда…
Не сердись, прости меня, прости меня, будь добрым. Я же всего лишь человек. Я просто человек. Любовь приходит и уходит, как опадают и снова зеленеют твои листья. Ещё тысячи людей будут поверять тебе свои тайны. Ая уёду, как все, только одну весну подари! Прошу, ещё одну! Только одну, не отказывай! Моё доброе, старое дерево! Я прижмусь к тебе щекой, чувствуешь, я поцарапан твоей корой, только одну весну. Будь добрым, ведь я только слабый человек. Будь, будь, будь обязательно добрым.
Я умру, если никто не скажет: «Люблю!»
А ты подаришь нам золотой листик?
Будет, будет! Правда?
Пистолет
Уходя от меня утром, длинноногая девчонка в васильковом платье подарила мне пистолет. И когда через год несчастья (так мне казалось) раздавили меня, я поблагодарил белокурую за подарок, за этот пистолет.
За то, что он был игрушечный.
Туфельки
В углу стоят три пары твоих туфелек, и все они разные, так как служат для разных целей, хотя все они туфельки.
Вот в середине коричневые. Они, конечно, элегантные, и у них высокий каблук, но все-таки они рабочие, их назначение – оберегать твои ножки. Каждодневно. А рядом – высокомерная пара белоснежных и аристократических узконосых туфель.
Эти белоснежные неженки, от которых устают твои ножки гораздо больше, чем они сами, – твоё любимое оружие. И когда ты их надеваешь, тебе кажется, что не земля вращается, а ты поворачиваешь её своими острыми каблучками.
Но я больше люблю третьи, о которых ты ласково говоришь: «мои одалиски». В этих домашних туфельках ты бываешь сама собой, в них ты приходишь ко мне, и когда засыпаешь в моих объятиях, они, как верные собачонки, дожидаются тебя у постели, на том самом месте, где ты их оставляешь.
Однажды
Месяц, этот ночной сторож, видимо, хватил лишнего и запрокинулся на спину. И звёзды, осмелев, зашушукались, замигали ярче обычного. В самом краю неба, видимо, рассказывали анекдоты, одна звезда не выдержала и покатилась от смеха по небосклону, так как ей показался смешным анекдот о том, как далёкое солнце соблазнило своим признанием одну звезду, а когда она влюбилась, то узнала, что солнце это давно потухло и остыло, и все его признания – только мёртвый шёпот. Созвездия медленно кружились в хороводе.
Всё шло своим чередом, взрывались, вращались, гасли звёзды и планеты, и никто не подозревал, что маленькое беспомощное существо уже сделало свой первый шаг на заброшенной планете, запрокинуло головку к звёздному небу и стало задавать себе тысячи вопросов: отчего и почему?
Оно зовёт себя человеком. Этот маленький осколочек прекрасной звезды, которая погибла, потому что она была не такая, как все звёзды: и вечность называла смертью, и умерла, чтобы дать жизнь.
Трудно будет человеку, надо стать взрослым, вернуться в звёздный мир, а пока в зелёной колыбели на Земле он учится любви, учится справедливости, миру – всему тому, без чего и шагу не ступишь на