и Алан Вельстрассен или девушка в черной мантии. Трясясь в лихорадке или мучаясь от озноба, я в полудреме слышал, как она, эта девушка, монотонно напевает молитвы и прикладывает к моему воспаленному порезу амулет Ураха. Из нее струилась магия, и я чувствовал, что она исцеляет меня и вытравливает все еще не ушедшую до конца болезнь. Являлся и Альфонсо с королевой Констанцией Демей. Они тихо переговаривались, а я лишь что–то шептал им, не в состоянии овладеть своим телом и рассудком. Дурнбад частенько ругался возле меня на лундулуме.
Однажды, могу поклясться, что это так, меня посетила и Настурция. В промежутке между сумбурными снами и секундами просветления я встретился с ней взглядом в дверном проеме. Она тут же накинула капюшон и исчезла, а я опять погрузился в бессвязные параноические визии. Мне снился гогочущий и улюлюкающий Укулукулун и старая, велеречивая колдунья Лорина, мама и папа у нашего дома, Мурчик, недовольно мяукующий на Снурфа, Суптона и Пимин Бои на чердаке Шато, Железные Горы, Джизи и Эмириус Клайн… Последняя мелькала в чередах моих ночных иллюзий больше прочих. Она убаюкивала меня и прикрывала своими крыльями. Молча созерцая ее идеальный лик я проникался какими–то небывалыми эмоциями. Мне казалось, что я знал её ранее. Что эоны и эоны назад она была для меня другом или… любовью? Это не получится выразить словами, я просто ощущал её тягу ко мне и сам стремился прильнуть к ней. Когда я зарывался носом в её белоснежные перья или клал ей голову на грудь, мне становилось уютно и хорошо. Она гладила меня по волосам, и мы просто лежали вместе без всякого движения. Наше ложе менялось раз от раза. То я обнаруживал себя с ней на подстилке из осенних листьев, то парил на облаке или нежился на перине в какой–то мрачной твердыне. Я вглядывался в черно–синие глаза и не боялся их. Через них я открыл для себя, что сердце Матроны Тьмы исполнено сострадания и нежности, которое как земля, высвободившееся из–под сугроба снега по весне, расцвела душистыми цветами. Единственный во всем Мире я понял, что Эмириус Клайн совсем не такая, как кажется… Похожая в чем–то на Серэнити, она была заключенным своей преданности к Всеотцу. Её путь не принадлежал ей. Бедная и несчастная, всю свою неимоверно долгую жизнь, она страстно желала, чтобы ей дали снять с себя цепи и позволили стать обычной девушкой. Без крыльев, без клыков и без меча – той, кем она была в юности. Та Эмириус Клайн ненавидела насилие и отрицала его. Она не убивала и не пила кровь. Она заботилась о животных и саде, что разбила в лесном уголке близ речушки. Пребывая с Матроной Тьмы наедине, я внимал всему, что мне она показывала… И я познавал её, проникался ею и её тяжелой судьбой… Идиллия нашей взаимосвязи, однако, в определенный миг была разрушена. Это грубо и патетично сделала Эмилия. Сверкая глазами–изумрудами, с нахмуренными бровями и суровой складкой промеж лба, она решительно оттолкнула от меня Эмириус Клайн. И та, лишь печально вздохнув, растворилась в воздухе клубом невесомого дыма… Эмилия присела и взяла мои руки в свои. Повсюду горели свечи. Окутанная сиянием их желтых фитилей, она негромко, но категорично заговорила со мной:
– Только я и никто другой. Только я. Ты принадлежишь мне. И только мне.
– Тебе?
– Мне. Не ей. И никакой другой.
– Она любит меня.
– Я люблю тебя во сто крат сильнее.
– Но она полюбила меня еще до моего рождения. Когда я был кем–то другим.
– Вот именно, не тебя этого, а Его. Он умер. Его нет. А я люблю тебя.
– Нет, он жив. Во мне.
– Это ничего не значит. Ей не отнять тебя у меня. Ты же любишь меня, а не её? Правда? Меня! Скажи, что это так!
– Тебя, да, и её тоже.
– Какую-то одну из нас.
– Как мне выбрать?
– Тебе не нужно выбирать, потому что я уже сделала это за тебя.
– Это эгоистично.
– Мне все равно.
Эмилия зарделась всполохом света.
– Я люблю тебя, милый, и никому не отдам…
Шторы резко раздернули, и в комнату ворвалось солнце. Я привстал на локтях – болезнь отступила. О хапеше и его последствиях мне теперь напоминала только плотная повязка чуть ниже ребер. Я вдохнул и легко выдохнул. Ей, не так–то и легко! Саднит! У столика с вазой, наполненной благоухающими розами, скрестив перчатки у пояса (прямо как Серэнити!), на меня внимательно смотрела девушка в черной тунике с вышитым белым знаком Всеотца на плече. Худая, высокая, с острым носом и копной русых волнистых волос – она выглядела мило и приветливо. По первой оценке я бы дал ей лет двадцать семь.
– Меня зовут Лютерия Айс. Я магистр Ордена Милосердия.
– Калеб Шаттибраль, миледи. Приятно познакомится.
– Я знаю, кто ты, поэтому представляется мне – это лишнее, – белозубо улыбнулась Лютерия. – Ты – мой подопечный.
– Это ты выходила меня, так?
– Да, я и мой приход.
– Спасибо!
– В отличие от моих братьев и сестер я не считаю, что ты несешь в себе зло, поэтому охотно согласилась взять тебя на поручительство в свой Орден, – сказала Лютерия, присаживаясь на мою кушетку.
– Почему?
– Потому что я всегда думаю головой, прежде чем выносить вердикт о том или ином человеке. Ты многое перенес ради Соединённого Королевства, и именно твои подвиги изгнали Тауруса обратно во Врата Ночи. Нужны ли мне еще доказательства твоей благовидности? Нет.
– Я был не один. Грешем, Эмилия, Серэнити…
– Да, Серэнити. Наша одаренная сестра. Я уважаю её и признаю, что из нас она – самая лучшая целительница. Хотя её маниакальное пристрастие причинять другим боль я принять не могу. Однако Серэнити угодна Ураху, Алану Вельстрассену и Королевскому Двору, а значит не мне судить её.
Лютерия Айс дотронулась до Лукового Спокойствия.
– До тебя его носила я.
– Ты?!
– Алан Вельстрассен должен был упоминать об этом.
Я сморщился.
– Он что–то говорил мне о том, что раньше Луковое Спокойствие… Да, хранилось в Ордене Милосердия.
– Это древний и могущественный артефакт Братства Света уже не раз противостоявший Злу, – задумчиво протянула Лютерия Айс. – Тебе интересна его история?
– Конечно!
– Давным–давно, правила королева Лия Темная. Она должна быть известна тебе…
– Единственная дочь Харальда Темного…
– Да, только не перебивай, пожалуйста. Так вот, после Полдня Игл Лия Темная страдала жуткими видениями резни, случившейся в Лесу Скорби. Сама по себе она не была свидетельницей того, как ее мать и братьев убили слуги Хрипохора, но черная магия этого свершения проникла в её сны, иногда доводя бедняжку до безумства. Муж Лии Темной, король–консорт Эрзац Демей, хоть и слыл деспотом, однако жену свою любил и после её очередного ночного припадка, видя бессилие Братства Света, объявил, что тот, кто излечит его