Читать интересную книгу Родина - Анна Караваева

— Ну, ну… — смутился Соколов, пряча под стол свои огрубевшие руки, в царапинах, мозолях и пятнах от красок и лаков. — Смотрите, Павла Константиновна! — шутливо погрозил он. — Начну-ка я рассказывать о ваших строительных подвигах!

— Хватит вам перекоряться! — засмеялся Пластунов. — Что бы вы ни говорили друг на друга, дело само за себя говорит: новоселье по всем статьям.

— Это вам не то, что ютиться в комендатуре, — вспомнил Назарьев и, обращаясь к Пластунову, добавил со вздохом: — Вы знаете, что и на заводе мы, руководители, ютимся в бывшем гараже, единственной, кстати сказать, «коробке», которая уцелела на нашей территории… Ну, да это к слову пришлось. Так о чем же у нас сегодня беседа, Владимир Николаевич?

— Очень важная беседа, товарищи, — многозначительно оглядывая всех серьезным взглядом, ответил Соколов. — Наше узкое совещание напоминает заседание штаба.

— А ведь в самом деле это так и есть, — в тон Соколову произнес парторг. — Все мы представляем собой, конечно, штаб нашего Кленовска.

— Прежде всего я должен вам показать план нашего города… — и Соколов вынул из ящика письменного стола сложенный в несколько раз, изрядно обветшавший лист плотной бумаги. — Вот он, наш довоенный Кленовск…

Соколов расстелил на сукне большой лист и немного откинулся назад, любуясь чертежом с разноцветными прямоугольниками и квадратами уличных кварталов, прорезанных зелеными стрелами аллей.

— Хорош? А?.. — спросил Соколов. — Весной сорок первого года составлен этот самый план нашего Кленовска, со всеми его окрестностями и нашим знаменитым зеленым поясом — Кленовым долом. Вот этот самый лист я взял с собой в партизанский отряд… и этот план служил нашей партизанской стратегии…

— Практическое выполнение всех диверсий продумывалось очень подробно благодаря вот этому плану, — добавила Павла Константиновна и мягким движением бледных, тонких пальцев коснулась помятой поверхности листа и задумчиво усмехнулась. — Смотрите, Владимир Николаич, на плане так и остались следы вашего командирского красно-синего карандаша.

— Да, да… — улыбнулся Соколов. — Стирать мы эти следы не станем, так как новому заданию они, понятно, не помешают… Прошу, товарищи, извинить нас с Павлой Константиновной за эту невольную лирику, и перейдем к делу. Вопрос повестки дня: о мерах наиболее быстрого и успешного восстановления города Кленовска. Других вопросов нет?.. Отлично! Итак, товарищи, следуем по плану довоенного города Кленовска. Мы с вами в центре города. Вот наша Советская площадь, а этот красный кружок — Дом Советов, где мы находимся… единственное пока большое здание, которое нами восстановлено. Далее центральные и прилегающие к центру улицы — сплошные развалины. Далее…

— Далее развалины Кленовского завода, — вставил Николай Петрович Назарьев, указывая на яркосиний многоугольник в юго-восточном углу городского плана. — А вот эти голубые кубики обозначают теперь руины нашего заводского образцового городка. А там, еще дальше… (Николай Петрович с горечью махнул рукой) вырубленный и сожженный наш заводской парк и плодово-ягодный питомник, созданный нашими заводскими мичуринцами…

— Да, враг разрушил все городские сады и скверы, которыми мы так гордились, и об этом мы, кленовцы, никогда не должны забывать, — продолжал Соколов. — После того как вошел в строй Кленовский металлургический завод, город наш начал быстро расти. Вскоре у нас вступил в строй завод строительных материалов, кирпичный, недурной хлебозаводик. Все это надо восстановить, товарищи. Наш город обладал довольно разветвленной пищевой, мукомольной и кустарной промышленностью, — все это надо восстановить.

— За последние годы в нашем городе заметно возросло количество школ и детских учреждений, — заговорила Павла Константиновна, указывая карандашом на разноцветные кружки на линиях улиц и площадей. — Все новые школы-десятилетки, а также многие детские сады и ясли помещались в специально построенных зданиях. Все это надо восстановить. У нас в Кленовске были педагогический и машиностроительный институты, у нас было несколько известных по всей области ремесленных училищ…

— Из которых самое большое — при Кленовском заводе, — с оттенком нетерпения в голосе вставил Николай Петрович.

Соколов понимающе усмехнулся:

— Что, вы не знаете нашего уважаемого директора Назарьева? Только бывало посмей не упомянуть в любом случае о заводе, «его» заводе, так сразу попадете в число ого заклятых врагов!

— Да, конечно, я не позволю никому забыть, — настаивал на своем Николай Петрович, — что наше заводское училище было самым лучшим.

Павла Константиновна, кивнув Назарьеву в знак согласия, продолжала:

— А помните, Владимир Николаич, как одобрили нашу инициативу в центральной печати, когда мы построили Дом добровольных обществ и совещаний?.. Ведь у нас в Кленовске, — обратилась она к Пластунову, — существовали много лет общественные организации: общество врачей, общество содействия внешкольному образованию, общество «семья и школа»…

— Значит, город обладал хорошим пульсом культурно-общественной жизни, — оживленно сказал Пластунов. — Это все тоже надо восстановить!

— Какой бы проблемы мы сейчас ни коснулись, — произнес Соколов, — перед нами встает главная забота: в городе негде людям жить. Как человек, имеющий архитектурное образование, — он скупо улыбнулся, — я особенно остро представляю себе, какая работа предстоит всем нам по восстановлению жилой площади нашего города… Следуем дальше по плану. Вот частью сохранившиеся окраины — Нагорные улицы, Иванова слободка, Приречная, — но все это районы одноэтажных домиков, людей там набилось, как сельдей в бочке. Восемьдесят восемь процентов городской жилплощади разрушено. Наш недавно цветущий город, выражаясь образно, наполовину ушел под землю, — люди живут в землянках или ютятся в каморках, сколоченных среди кирпичных развалин…

«Ему следовало бы созвать более широкое совещание, чем это камерное — иначе не назовешь — собеседование», — недовольно думал Николай Петрович. Как ни старался он быть внимательным слушателем, внимание его все больше рассеивалось мыслями о заводе, которые не оставляли его даже ночью, во сне. Перед приходом в горисполком у Николая Петровича был телефонный разговор с начальником товарной станции. На возмущенный вопрос Назарьева, почему четыре вагона кирпича до сих пор не прибыли в Кленовск, начальник ответил: «Да ведь еще война идет, железная дорога прежде всего перевозит войска и фронтовые грузы, — а вы уже полностью настроились на мирное строительство».

Да, он уже настроился на это. Завод, который он любил, как живое существо, обратился в развалины, и главной целью жизни Николая Петровича было возродить этот красавец-завод, скорее увидеть вновь стеклянные купола его крыш, голубые от солнца, скорее услышать мерный шум машин и станков. Николай Петрович составил для себя и график восстановления, где был расписан тот порядок работ, который соответствовал его расчетам. В этих расчетах-выкладках все представлялось выполнимым в кратчайший срок, — с другой перспективой он не мирился. Но множество совершенно непредвиденных помех и случайностей, вроде не прибывших во-время вагонов с кирпичом или цементом, то и дело нарушали этот график, который так радовал Николая Петровича своей стройной точностью и быстротой. Сегодняшнее «сидение» у Соколова Николай Петрович тоже считал нарушением графика. Он досадовал на себя, что неосмотрительно сел рядом с Павлой Константиновной, а не с Пластуновым, который сидел напротив, рядом с Соколовым. Подняться с места, подойти к Пластунову, слегка подтолкнуть его локтем, — дескать, не пора ли нам к себе? — было явно невозможно и выглядело бы просто невниманием по отношению к людям, которых Назарьев глубоко уважал.

Вместе с Пластуновым он работал в эвакуации на Лесогорском заводе и привык ценить открытый и целеустремленный характер парторга. Николаю Петровичу были хорошо знакомы и это быстрое, с прищуром, поблескивание карих глаз Пластунова, и сосредоточенная молчаливость, с какой он сейчас слушал Соколова, и манера одним росчерком записывать в блокнот, и легкая, раздумчивая улыбка, трогающая губы, — все это показывало самый живой интерес парторга к предмету разговора. Он часто посматривал на план города Кленовска и, казалось, что-то отмечал в нем и запоминал для каких-то целей, неизвестных Николаю Петровичу.

«Он, кажется, готов даже заняться изучением этого плана, — уже с раздражением думал Николай Петрович. — Ну, знаете, Дмитрий Никитич, теперь совсем не время разбрасываться! Не знал я за вами такого обыкновения, не знал…»

Одной из священных трудовых заповедей Николая Петровича было правило: не разбрасываться! К этому Назарьев привык с юности. Отец его, старый литейщик, наживший чахотку на заводе братьев Черкасовых, провожая сына в московский институт, говорил: