Читать интересную книгу Родина - Анна Караваева

— Ну вот, инженером будешь, Николушка… Учись, милый сын, да советскую власть благодари. А выйдешь в большие заводские люди, не жадничай, за многие дела без разбору не хватайся, главным делом дорожи, держись одной линии, — тогда и польза будет.

С детства Назарьев привык верить каждому слову отцовской науки, рожденной горьким опытом тяжелой рабочей жизни, и напутствие отца глубоко запало в сердце сыну. Николай Петрович был твердо убежден, что инженером он стал именно потому, что всегда держался «одной линии». Средний человек, каким Назарьев считал себя, может плодотворно управлять большим делом и приносить пользу обществу только строго целеустремленной направленностью своего труда.

Слушая сейчас Соколова, Николай Петрович с досадой думал, что, уступая настояниям парторга, пришел сюда совсем напрасно: Соколову он ничем помочь не может.

— Вот я и говорю, Николай Петрович, — вдруг громко сказал Соколов и пристально посмотрел на Николая Петровича. — Я, знаете, с большим нетерпением ждал, когда Кленовский завод, наша главная краса и гордость, вернется из эвакуации.

«Ну еще бы!» — подумал Николай Петрович и довольно улыбнулся.

От улыбки его длинное, прямоносое лицо сразу хорошело и молодело. Легкий, так красивший его румянец еще не успел погаснуть на плоских щеках Назарьева, как Соколов произнес еще более подчеркнуто:

— Все мы ждали, когда вернется в родной дом самый большой и наиболее весомый в нашем городе отряд рабочего класса.

— Понятно, понятно, — довольно согласился Назарьев.

— Мы крепко надеемся на ведущую роль рабочих и инженеров Кленовского завода в восстановлении нашего города, — продолжал Соколов, а Павла Константиновна, кивая седой головой, тихо, но решительно поддержала:

— И мы, горком партии, надеемся, что наши металлисты во всем покажут прекрасные примеры того, как надо восстанавливать жизнь города.

Николай Петрович в первые минуты опешил: ни о чем подобном он просто не думал.

— Моя главная забота — восстановить сначала завод, товарищи, — сказал он серьезно. — Восстановление завода в кратчайшие сроки имеет значение не только для нашего Кленовска, но и для всей области. Наш завод — самое крупное предприятие в области. Все восстанавливающиеся заводы и фабрики будут обращаться за технической помощью к нам, и нетрудно предвидеть, сколько заказов будет у нас в ближайшие же месяцы. Завод, завод! Только о нем я думаю и за него отвечаю перед государством. А вы, Владимир Николаич, представляете собой город, и значит…

— Нет, Николай Петрович, неточно вы сказали, — усмехнулся Соколов. — Все мы, сидящие здесь, представляем собой штаб восстановления. По нашей общей работе, повторяю — общей работе, будут равняться все, и нам, заводу и городу, не подняться друг без друга. Перед вами, руководителями завода, довольно старыми членами партии, не приходится распространяться о том, что в нашем государстве все области труда не разъединены, а связаны между собой. Мы учитываем все материальные трудности, понимаем, сколько пережито нашими людьми, — и, несмотря на все это, мы будем требовать от себя и от других выдержки и силы больше, чем когда бы то ни было.

— Но нельзя скинуть со счетов больших потерь в людях, — напомнил Николай Петрович.

Он кратко рассказал о том, как идут восстановительные работы на заводской территории и как всюду «катастрофически недостает людей».

— А кроме того, нельзя забывать, — продолжал Николай Петрович, — что, вернувшись домой, мы недосчитались многих замечательных мастеров своего дела.

— Да, да, — жестко и горько произнес Соколов. — Умерло от голода, погибло в фашистских застенках, увезено на каторгу в Германию в общей сложности более шести тысяч человек…

— Многие рабочие и служащие еще не вернулись из эвакуации, — добавила Павла Константиновна. — И наша городская партийная организация стала гораздо меньше… Сколько славных коммунистов сложили головы в партизанской борьбе!

— Да, и это все учтено, — сказал Соколов, окинув ласковым взглядом Павлу Константиновну, которая вдруг задумалась и поникла. — И все-таки, товарищи, — продолжал Соколов, — мы, все вместе, восстановим, возродим жизнь и, наперекор всему, будем мечтать о сжатых сроках всех работ. Мы, город, не обойдемся без вас, заводских людей, а вы, завод, не обойдетесь без нас. Поэтому ставлю в известность вас, товарищ директор, и вас, товарищ парторг Кленовского завода, что в самое ближайшее время я обращусь за помощью к самому сильному отряду рабочего класса нашего города…

— И рабочий класс ответит делом на ваш призыв, — просто сказал Пластунов.

«Вот ты когда заговорил!» — подумал Николай Петрович, чувствуя досаду на Пластунова и одновременно удовольствие от того, как просто и ясно выразил свою мысль парторг.

— Так до скорого свидания, Николай Петрович! — произнес Соколов.

Назарьев только кивнул в ответ, а Пластунов спокойно и радушно пригласил:

— Пожалуйста, ищем вас, Владимир Николаич.

«Ждем…», «Восстановим…», «Сжатые сроки…» — горько думал Назарьев, спускаясь по лестнице Дома Советов, устланной новой ковровой дорожкой. — Думать программами, уважаемые товарищи, куда легче и приятнее, чем с головой зарыться в бесконечные заботы и трудности самой тяжелой реальности…»

На площади колючий октябрьский ветер гнал пыль. На развалинах Центральной городской библиотеки напротив уныло качался и шумел на ветру высокий бурьян. Ворона, ища что-то среди мертвых камней, глухо каркала, словно сердясь на бесплодность своих поисков.

— Вот она, неприглядная действительная картина! — сказал Николай Петрович Пластунову, показывая на унылый пейзаж, и укоризненно посмотрел на парторга. — На словах-то размахнуться вширь куда как просто, уважаемые товарищи!..

— Вот здесь-то и нельзя забывать о размахе, — не спеша ответил Пластунов. — Что ж вы думаете, завод воскреснет, как феникс, из пепла? Нет, дорогой мой, человеческие руки, которые будут воссоздавать силу и тепло завода, ведь сами нуждаются в тепле, одно неотделимо от другого.

На улице, поднимая пыль, показались два грузовика.

— Смотрите, смотрите! — весело воскликнул Пластунов. — Этакий великолепный лес, и что за плахи, широкие, могучие… красота!

— Вы знаете, Дмитрий Никитич, что из Москвы и других мест к нам каждый день приходят составы с разным оборудованием, — заметил Назарьев, недоуменно посматривая на оживившееся лицо парторга и лукавые искорки в его глазах.

— Да, да… Вот я и говорю: великолепнейшие плахи! — засмеялся Пластунов, сверкнув белыми зубами. — Какие ха-а-рошие полы настелют из этих плах, обстругают до блеска, чтобы детишки, бегая босиком, ножки себе не занозили!

— Пусть детишки бегают себе на здоровье, — в такт подхватил Николай Петрович. — Будем вот просить, чтобы нам подкинули двадцать — тридцать строительных бригад…

— Которые нам негде разместить, разве что предложить им сначала заняться строительством… землянок для жилья, — иронически закончил Пластунов. — Нет уж, теперь, куда ни глянь — всюду нам начинать.

Николай Петрович опять посмотрел на парторга, лицо которого приняло холодно-раздумчивое выражение.

— Мне все ясно, — с искренним огорчением заговорил Назарьев. — Вы, Дмитрий Никитич, конечно, считаете меня этаким… ну… делягой, что ли, без сердца и воображения…

— Не в том дело, Николай Петрович. Мы, коммунисты, должны вещи в еще более широкой перспективе видеть.

— А здесь, на этой разоренной земле?

— Тем более здесь.

— Н-ну, знаете… — насмешливо улыбнулся Назарьев. — Я, как инженер, обязан быть реалистом и математиком.

— И я инженер и также реалист и математик, как и вы.

— Вы с морским заводом связаны были, вы по морям плавали, а все моряки — романтики, — упрямо усмехнулся Назарьев. — Вы там пересекаете моря и океаны, а мы, заводские, стоим на твердой почве, наши расчеты куда сложнее. Да и где точность расчета, математика имеют такое решающее значение для движения вперед, как в заводском деле?

— Могу напомнить вам, Николай Петрович, что математика служит не только числу и расчету, но и смыслу: философы с большой пользой для дела обращались к математике, чтобы видеть дальше того, что видят наши глаза.

— Я слаб в философии, Дмитрий Никитич, — сухо ответил Назарьев.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

КОРЕНЬ ЖИЗНИ

В обширном кузнечном цехе восстанавливали нагревательные печи. Работами руководил старый уральский кузнец Иван Степанович Лосев и Василий Петрович Орлов, у которого уралец и поселился. Старики быстро подружились. Василий Петрович, отличный токарь и слесарь, представлял собой особенно близкий сердцу Лосева тип мастера широкого склада: Орлов знал толк в электричестве, в кузнечном деле и даже оказался недурным каменщиком, что особенно радовало Ивана Степановича.