Кроме того, общаться с будущим своячеником было крайне трудно - тот употреблял много вышедших из обихода, устаревших слов, которые для Малефиция звучали, мягко говоря, странно, если не диковато. Он и понимал-то примерно половину сказанного излишне медоточивым Верелием - Среброустом. потому, как в понимании Малефиция Златоустом должен быть кто-то, от чьих слов всё внутри сворачивается и разворачивается вновь, в нормальные размеры, но такового от словес Верелия не происходило. А великолепных писаний настоящего великого святого Иоанна Златоуста не дано ему, поганому, было узнать. От слов Верелия всё, напротив, скукоживалось в комочек, но вот с разворачиванием никак не спешило.
Хотя плодовит Верелий, ничего не скажешь, кроме того, что как-то… странновато плодовит. Вон, все шестеро сыновей приехали - сразу видно, на отца, как снежинка на снежинку, похожи, но почему-то без жён («Тоже, что ли, плохо переносят тряскую дорогу по прямой, уезженной за столько веков-то, жёлтой кирпичной дороге, скажешь, Верелий? Ну, а я и спрашивать не стану».) прибыли вместе с отцом, и старшему из них казалось лет… под шестьдесят. Почти ровесник свёкру. Это тоже было странным. Очень даже странным. И к чему бы сие таковое?
Но не расспрашивать же гостя о возрасте. Быть может, женился он рано. Раньше, чем сам Малефиций, который тоже рановато Союз заключил - всего в двадцать два года. Так сговорились отцы семейств Снепиусов и Весциусов. А ещё через год народился у него с юной и тогда ещё пламенно, безумно любимой Вероникой сын и наследник Северус, коего позже… Да что теперь, после возвращения законнорожденного сына и наследника говорить-то о прошлом! Нет, Малефиций простил жену и решил отослать, может, и недалеко, в её опочивальню, Госпожу наложницу свою, а жену взять к себе на ложе, чередуя её с Ниною. Да просто, чтобы по-настоящему любимой женщине не стало бы обидно. А оно, вишь, как с Нывгэ получилось. Наследник отослал её сразу же, после первого взгляда, в камору для рабынь - старух. И кто бы знал?
Разумеется, непосредственным Господином над дочерью этого высокопарного и не в меру, как пафосного, так и будто вынутого из одного какого-то давно стоящего и не открываемого рабынями сундука, патриция станет вовсе не по нраву отцу пришедшийся, неизвестно где и как живший все эти годы да научившийся от варваров чародейству, к тому же соблазнивший любимого единого сына от Нывгэ к греховному братскому мужеложеству, высокорожденный сын - наследник, станущий мужем девицы. При соблаговолении милостивых богов, и девица, кою соделает он женою своею, вскоре понесёт во чреве. Тогда станет сын его и сам отцом. Может быть, и облагоразумится, оставит Квотриуса в покое.
Сам же Малефиций, наконец-то, дождётся желанного внука. Да он бы, добрая, в сущности, душа, и от внучки бы для начала не отказался. Но хотелось бы, чтобы уж сыновей побольше было… Хотя бы добра накопленного сыну его Северусу хватит на всех сыновей и на денежные выплаты за дочерей да и рабов ещё полно. В случае особенной плодовитости высокорожденного сына в ход пойдут и они, а сам Малефиций с холостым покуда Квотриусом наведут в дом ещё полонинников и полонянок да что б с приплодом были уже подросшим. Хоть и Нелюдей исстреблять целое племя не будут, а в плен возьмут, и всех от мала до велика рабами сделают…
Лишь бы детки у Союза молодого множились, а уж это дедова задача - обеспечить всех мальчиков хорошим наследством, а девочек - богатым приданым, и Квотриус поможет в этом отцу своему, не оставит престарелого полководца одного командовать легионами. А после, глядишь, сделает себе громкое на весь Альбион имя да и сам женится на патрицианке.
Папенька с раннего утра вручил законнорожденному сыну и наследнику Северусу железное кольцо для невесты, которое будет носить она на безымянном пальце левой руки - ведь именно оттуда берёт начало невидимая, но не отрицаемая никем из современных ему врачевателей и теологов «жила сердца».
Традиция носить супружеские кольца вела происхождение ещё из египетского Древнего Царства. Северус предположил, что заранее ненавистная ему и его пропавшему, но зовущему возлюбленного брата на помощь, Квотриусу, невеста весьма полна и богата телесами. Поэтому он, едва получив кольцо от Папеньки, снова ставшего домашним, щиплющим хорошеньких рабынь в коридоре или даже на глазах у жены, привлекающему их к поцелую по пути из супружеской спальни в трапезную, но не грозным военачальником, большое кольцо, сделанное по мерке, преспокойно надел его на тонкий палец, чтобы не затерялось оно в перипетиях дня.
Несколько раз Малефиций даже навещал нелюбимого, но возвращённого самими милостивыми богами, значит, благословенного ими, тогда ещё болящего сына и наследника.
На обручальном кольце был выгравирован ключ, означающий открытие сердца мужчины любовью женщины. Во время церемонии свадьбы, в самой её кульминации Северус с Адрианой обменяются кольцами, после чего будут официально по здешним временам и устоям считаться супружеской парою, и на его кольце тоже будет ключ - гравировки должны быть одинаковыми.
- Хорошо, хоть не сцепленные ладошки - это… как-то слишком слёзовыжимательно, - подумал Северус тогда, при выдаче ему обручального кольца.
- А ключик к моему сердцу эта толстушка, судя по размеру обручального кольца, заебётся подбирать. Уж это я ей гарантирую. А вот детей… ей только если от Квотриуса рожать.
Так думал Снейп перед походом к Поттеру, даже ещё до занятий любовью с Квотриусом, хотя… именно после покидания брата Северусу уже не удалось застать его в комнате. Вместо него было только «Прощайте!».
… Северус всё сидел на табурете с папирусом в руке, на тонком, сплетённом из волокон растения, уголке которого отпечатались его влажные от волнения пальцы и ждал, пока ему принесут весть. Любую. Всё же это лучше, чем неизвестность. О, он бы сам бегал по всему двору - ему, почему-то, казалось, что Квотриус где-то там, на холодном, чистом воздухе, ведь сегодня ветер не заносил в дом вонь от кадушки с мочой из сортира. Но проклятое пресловутое высочайшее в усадьбе, достоинство Господина дома не позволяло ему двинуться с места. Он лишь подошёл к окну, а в голове вертелась мысль: «Бочка, та самая бочка, в которой я так и не вымылся, посчитав это зазорным, зато мылись и Квотриус, и… и Гарри ".
Думать мешал бившийся в мозгу пульс, неведомо чей - его собственный, отчего-то замедлившийся, словно давление в его внутренней системе перекачки крови падало… или же Квотриуса - он не так и не мог понять, покуда… Покуда время шло, собственное сердце колотилось в груди всё сильнее, причиняя уже настоящую боль. А вот пульс, тот, что отдавался в голове, становился всё медленнее, начал мерцать, пропадая на мгновения, слагающиеся в страшную, неприступную, непостижимую вечность смерти, но потом возвращался, слабея всё быстрее с упорством, достойным лучшего применения.