— Уже посмел. Ещё до того, как вы оба пришли, почувствовав, что я открыл шкатулку. Ты был прав, отец, всегда надо придерживаться традиций. Даже если они тебе не нравятся.
Он медленно сделал шаг назад и прошептал:
— Ах-хса. Свидетель.
И почтительно скрестил руки, прежде чем опуститься на одно колено.
Безумный император взвыл, осознав, что в этот раз единственный сын одержал окончательную победу. Перед Вечным камнем в Империи демонов он всё ещё был правителем. Старым — будь проклято это вечно спешащее время! Больным — годы берут своё! И лишённым силы, потому что сын, победив его однажды, благородно не стал лишать безумца жизни, а обрёк его на одинокую жизнь в изолированном секторе Подвала, спрятав ключ от этого сектора в той самой шкатулке, что лежала сейчас на Вечном камне.
— Ты не можешь… — побледнел Ян и встал на ноги. До него тоже, кажется, дошло, что младший брат впервые обвёл его вокруг пальца. — Я не принадлежу вашему роду. Камень меня не примет.
Конечно, не примет. Потому что смены династии не произошло. И не произойдёт, потому что на этот раз Красный император сделает всё как надо.
— Это называется загребать жар чужими руками, — произнёс Кристиан Бьёри, чувствуя, как боль скручивает всё его нутро. — Ты, брат, конечно, сильнее. И ты победишь, когда камень заставит вас драться, но занять трон не сможешь, потому что по правилам, по тем самым традициям, которые ты так любишь, отец, сначала должна была произойти смена династии, а уже потом вызов на Поединок.
— Но я никого не вызывал! — выкрикнул Фоллетский.
— Не страшно, — «успокоил» его Красный император. — Мы же с тобой одной крови. Я сделал это за тебя.
Инкуб перевёл затравленный взгляд на Безумного императора.
— Но ты же не станешь подтверждать вызов, — прошептал он. — Не после того, как я дал тебе свободу. Да и зачем тебе? Я…
— Я уже сделал это, идиот! — скрипнул зубами безумец. — Первым делом, как только подошёл к камню.
— Прости, пап, но ты слишком часто плевал на меня, чтобы я мог выпустить эту твою привычку из виду, — пожал плечами Кристиан Бьёри. — А сила крови, ДНК, как это называют на нежно любимом тобой, Ян, Тринадцатом, содержится и в слюне тоже. Ну и потом. Ты был свидетелем в прошлый раз. Теперь моя очередь… как ты тогда сказал? Наслаждаться представлением?
И он насладился сполна. Глотая слёзы и воя, как выл лишь однажды, когда понял, что даже стараниями самого сильного некроманта Анну не вернуть. Наслаждался, глядя, как двое в круге Поединка сходят с ума от магии камня, не в силах преодолеть её. Наслаждался, чувствуя, как внутренности раздирают противоречивые чувства. Кто он теперь? Герой или подлец? Отцеубийца или защитник семьи? Кто он, обрёкший на страшную смерть единственного брата?
Увы, но сомневаться в том, что Ян не выйдет из этого круга, не приходилось: либо он умрёт, сражаясь с Безумным императором, либо сгорит, когда Вечный камень откажется принимать его кровь.
— Традиции предков, — прохрипел Кристиан Бьёри, когда Ян Фоллетский вспыхнул, как старое дерево, в которое ударила молния. — Прости, брат. Ничего личного.
Он закрыл глаза, чтобы не видеть, мечтая ослепнуть и оглохнуть навсегда, мечтая сдохнуть здесь, под палящими лучами светил Подвала, прекрасно понимая, что воспоминания о том, что он сделал сегодня, будут преследовать его до конца жизни.
Будь он простым человеком, бедняком, что тяжким трудом зарабатывает себе на кусок хлеба, или лекарем, уставшим смотреть на чужие болезни и смерть, кем угодно, только не Императором, Кристиан Бьёри, не раздумывая, вскрыл бы себе вены и прекратил эту агонию, которую принято называть жизнью. Но он был Красным императором и отлично видел, что его сын слишком мягок и слишком увлечён наукой, чтобы выдержать груз короны, что старший внук, несмотря на свой возраст, всё ещё романтик и максималист, а младший ещё совсем ребёнок. А между тем во главе Империи должен стоять кто-то, кто может принять жёсткое решение, кто готов ценою десятка жизней спасти миллионы, кто умеет увидеть в малом великое. Кто?..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Красный император дождался, пока магия круга Поединка уничтожит все следы, а после поднялся на ноги, чувствуя себя безумно старым и смертельно больным.
— Пора возвращаться, — проговорил он, отводя глаза от Вечного камня. — Надо проверить, как там Баська справился. Не нравится мне этот сигнал от Родительского ока. Ох, не нравится…
Баське, Себастьяну Бьёри, этот сигнал тоже не понравился. Хотя, что греха таить, последние несколько недель ему вообще ничего не нравилось, а всё потому, что они чудовищно поссорились с Татой. Прямо в день первого магического выплеска младшего сына.
— Ты не отправишь и его тоже в этот ваш проклятущий Корпус! — кричала она. — Ты не можешь забрать у меня и его!
— Но, милая моя, — уговаривал он супругу, — никто не забирает у тебя Илюшку. Он по-прежнему будет рядом. И будет навещать нас по выходным, при условии хорошей учёбы, само собой…
— Я не хочу по выходным! — злилась Наталия Бьёри. — Я хочу видеть его каждый день. Каждый! Ты это понимаешь? Я ненавижу этот ваш Корпус! Ненавижу, чтоб он сгорел!!!
Спор был бессмыслен с самого начала, потому что все мужчины в семействе Бьёри служили в Корпусе, и это не смог бы изменить скандал, устроенной прекрасной Наталией. Самое печальное, что она прекрасно это понимала, но всё равно ушла спать в старую комнату старшей дочери. И ночевала там до сегодняшнего дня, бессовестная! Хотя на людях чета Бьёри вела себя так, словно у них всё в порядке.
Но слуги, конечно же, знали. Слуги всегда знают о своих хозяевах всё. Себастьян был уверен, что именно через них злоумышленники и смогли подобраться так близко… Но и он, само собой, идиот! Давно надо было понять, что это не демарш! Ни одна акция протеста Наталии, во-первых, не длилась так долго, а во-вторых, никогда не обходилась без выяснений отношений, язвительных замечаний или, на худой конец, мелких пакостей в виде соли в сахарнице или горчицы в тюбике с зубной пастой.
Идиот и осёл.
— Если бы кто-то таким образом подменил Машку, — обличительным тоном произнёс Митька, ходя по родительской спальне из угла в угол, словно тигр в клетке, — у них бы ничего не вышло, потому что я бы заметил. Заметил! И не фыркай! А ты… ты…
Себастьян не фыркал. Он лишь подумал о том, что стоит повторить этот разговор лет через тридцать или сорок. Проверить, так ли будет его первенец уверен в своей правоте. Потому что в любых отношениях, при любых чувствах, даже при таких, которые горели между ним и Татой, возможны ссоры. Не возможны. Они неотъемлемая часть совместной жизни. И бывают такие моменты, когда ты чувствуешь: всё. Больше не могу. Устал. Она хочет обижаться, пусть обижается… но традиции семейства Бьёри — это…
— Как ты думаешь, Митька, — вдруг спросил Себастьян, отодвигая в сторону картину, за которой прятался маленький сейф, — а может, и в самом деле, ну его этот Корпус, а? Может, Илюху куда-то в другое место отправить учиться? Что скажешь?
— Может, спросишь об этом у Илюхи? — растерянно пробормотал Диметриуш, а затем чертыхнулся. — И не заговаривай мне зубы! Не помогает! Что теперь делать? Где их искать?
Он с самым несчастным видом достал из кармана какую-то мохнатку, кажется, Машкину резиночку, и, к вящему ужасу Себастьяна, использовал её по назначению, собрав собственные волосы в низкий хвост.
— Знаешь, сын, — осторожно проговорил Бьёри-средний, поглядывая на своего первенца, — мне кажется, пришла пора дать тебе первый совет, касающийся семейной жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Митька скорчил скептическую гримасу.
— Считаешь, сейчас подходящее время? — спросил он.
— Более чем.
Он достал из сейфа нечто, в чём Диметриуш с удивлением опознал портативный компьютер, а затем произнёс:
— Видишь ли, мужчины в нашем роду зачастую страдают от приступов… паники. Временами доходит до смешного…
— Как тогда, когда ты выгнал из дворца всех слуг мужского пола?
Себастьян невозмутимо моргнул и пожал плечом: