Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти вопросы по-прежнему мучили прочитавших об очередной схватке в Кремле и выстраивавшихся в очереди за выброшенными к октябрьским торжествам продуктам тех советских граждан, которые к тому времени еще не окончательно разуверились в перестройке и несмотря на невыполненные обещания продолжали верить в Горбачева.
АТМОСФЕРА НАКАЛЯЕТСЯ
— Восемнадцать миллионов бюрократов в стране, — говорит В. Коротич, с которым мы беседуем в его огоньковском кабинете. — А плюс еще их семьи. Это, как минимум, шестьдесят миллионов людей, которые так или иначе противятся проведению реформ, которые могут лишить их жизни, обеспечивающей им хороший кусок хлеба, и не только с маслом.
О противниках реформ говорил и главный редактор „Аргументов и фактов” В. Старков, а если судить по получаемой еженедельником почте, большое число советских граждан к тому же все еще поддерживает сталинизм, тоскуя по сталинским „временам порядка и дисциплины”. Говорилось это в ноябре 1989 г., а незадолго до этого в августе, в то время как Горбачев отдыхал на своей даче в Крыму, его противники опять били тревогу по поводу того, что страна выходит из-под контроля. Основания для такого вывода у них были.
Прошедшие недавно забастовки в Кузбассе, Донбассе и на Воркуте свидетельствовали о том, что вошедшему в поговорку привычному российскому терпению приходит конец. Ведь на сей раз недовольство выражали не жители национальных республик, а главным образом, русские и украинцы. Это был тревожный сигнал. Телевидение обнажило ужасающие условия, в которых жили горняки, впервые за все годы советской власти показав не потемкинские деревни с улыбающимися увешанными орденами шахтерами, а перенаселенные, полуразрушенные бараки, лишенные элементарных удобств. Если, как предполагали некоторые западные наблюдатели, забастовки были спровоцированы с целью обострения внутрипартийной борьбы, привели они явно не к тем результатам, на которые рассчитывали спровоцировавшие их.
„В заполярной Воркуте, где гибли от холода и голода десятки тысяч заключенных, проклиная Сталина и систему, им порожденную, родилось рабочее движение, целью которого является разрушение этой командно-административной системы. Это значит, что гибель их в сталинских лагерях не прошла зря”, — писал в своем обращении к трудящимся Советского Союза городской стачечный комитет Воркуты.
Бастующие выдвинули не только экономические, но и политические требования. Они настаивали на лучшем обеспечении продовольствием и товарами широкого потребления, улучшении жилищных условий. Но также и на полной автономии их предприятий, создании независимого профсоюза, переизбрании местных Советов в кратчайшие сроки. Воркутинцы в частности потребовали: действительно передать власть Советам, землю — крестьянам, фабрики — рабочим; отменить выборы в Верховный Совет СССР от общественных организаций; отменить статью в конституции о руководящей и направляющей роли партии; отменить антидемократические законы о митингах, демонстрациях, полномочиях войск; полностью прекратить финансовую и экономическую помощь братским тоталитарным режимам. Высвобожденные средства направить на нужды народного хозяйства.
Эти забастовки можно было сравнить с вершиной айсберга в море общенародного недовольства. Для многих на Западе это явилось полной неожиданностью. „Если бы в Советском Союзе были проведены свободные выборы, ...коммунисты получили бы подавляющее большинство... За 68 лет люди действительно превратились в сторонников режима”, — убеждал американцев всего за два года до этих событий корреспондент телекомпании Си-эн-эн С. Лури.
Говорят, во время французской революции якобинцы бросили клич: „У нас нет врагов среди левых”. После опуса американского журналиста, одного из множества написанных в защиту советского режима, те, кому пришлось жить и умирать при коммунизме, могли бы сказать: наши враги только слева.
Что мог узник на Колыме, погибающие от голода, загоняемые в колхозы крестьяне противопоставить таким строчкам: „...единственно настоящий мировой прогресс неотделимо связан с судьбами СССР... Сталин и его великие сподвижники-большевики... создают лучшее, более прекрасное, более светлое будущее для всего человечества”. Подпись: „Ромен Роллан”. Автор „Жана Кристофа”, хотевший своим романом, по его признанию, „разбудить огонь души, который покоился под пеплом”, оказался погребенным под пеплом сгоревшей в ГУЛаге теории и у него не хватило душевного огня, чтобы понять страдания не выдуманных, а живых людей, которые, как он считал, „полны энтузиазма и преодолевают трудности”. Что должны были бы сказать маститому мэтру воркутинские шахтеры, уже не одно десятилетие преодолевающие трудности и все их не преодолевшие? Тем, кому демократия дала возможность свободно писать правду, но кто все эти десятилетия извергал оправдывающую коммунистов ложь, кто скрывал перед миром их истинную сущность, так или иначе способствовали укреплению антинародного режима. Провозглашая свою приверженность демократии, они не поняли, что так же как она необходима им, она нужна и шахтерам Воркуты, что демократия неделима, что если ее нет на Воркуте, она рано или поздно исчезнет и в Гарварде, и Кембридже, и Сорбонне. История все расставит на свои места, и борцами за демократию она назовет тех, кто отдавал жизнь за нее , борясь с коммунистическим тоталитаризмом, сопротивляясь ему, не поддаваясь ему, а не тех, кто, живя в условиях демократии, воспевал тоталитаризм, обладая предоставленной демократией свободой, помогал тем, кто стремился уничтожить свободу, кто вместо того, чтобы сказать правду о коммунизме, лгал.Они не менее палачей ответственны за кровь жертв. Она и на них. Биограф знаменитого экономиста Кейнса, преподававшего в Кембридже, пишет, что тот был потрясен „склонностью к коммунизму студентов, особенно талантливых”. Свой талант они поставили на службу тирании, став ее слугами, защитниками ГУЛага, тех самых лагерей, о которых писали воркутинские шахтеры.
В ходе забастовок во всех шахтерских центрах возникли забастовочные комитеты, которые поддерживали порядок во время забастовки, вели переговоры, в общем, чувствовали себя властью и вели себя как власть. Вот это больше всего и напугало партийную верхушку. А 19 ноября 1989 г. на конференции в Новокузнецке было объявлено о сформировании Союза трудящихся Кузбасса. Началось создание альтернативной структуры власти.
В такой ситуации как было не вспомнить об известном из школьных учебников классическом примере двоевластия, возникшем в России весной 1917 года, когда существовавший в Петрограде Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов, по воспоминаниям входившего в него представителя трудовиков В. Станкевича, „фактически был революционным правительством для России, высшим авторитетным органом, к которому прислушивались отовсюду с напряженным вниманием”.
Так, может, летом 1989 года шахтеры, создав параллельные организации на местах, способные в будущем постепенно перенять на себя управленческие функции, приучая население обращаться к себе, обходиться без партийного руководства, и подсказывали выход? В 1917-м двоевластие было ненужным. Тогда оно сыграло роковую роль. Спустя 72 года оно могло стать мостом от существующего порядка вещей к будущему.
Появление шахтерских комитетов было признаком того, что недовольство достигло предела.
Советский ученый Евгений Амбарцумов высказывает мнение, что налицо угроза экономического краха, поскольку дело идет все хуже и хуже. Усиливается инфляция, вызванная увеличением зарплаты и ростом цен продукции государственных предприятий. Засуха наносит удар по урожаю. Становится известно, что брянский мясокомбинат выпускает сосиски, замешивая в них зараженное в результате чернобыльской катастрофы радиоактивное мясо.
А в Гомеле, над которым прошел чернобыльский дождь и где жителям не говорили, чем они больны, хозяйкам советовали десять часов вымачивать картофель, прежде чем употребить его а пищу. После такой процедуры в нем оставалось мало что полезного для еды. „Нужны конкретные меры” взывает заголовок в „Известиях”.
С Кавказа поступают неутешительные вести о кровавых столкновениях между грузинами и азербайджанцами. Обе стороны применяют оружие, украденное или купленное у милиции и армии. Оружие обнаружено и в Абхазии, где проходят стычки между грузинами и абхазцами.
Сахаров напоминает о том, что несмотря на разговоры о демократизации, в тюрьмах и психбольницах все еще содержатся узники совести. В отчаянии газета „Аргументы и факты” призывает забыть про демократию!, т. к. события показывают, что она „ведет только к хаосу и насилию”.
В Эстонии русские объявляют забастовку, протестуя против уступок центральных властей эстонцам. По поступившим на Запад сведениям, к ее организации приложил руку КГБ. Упорно поговаривают о возможности военного переворота. А заместитель начальника генерального штаба не скрывает, что генштаб играет важнейшую роль в выработке как внешней, так и внутренней политики.
- Повесть о смерти - Марк Алданов - Историческая проза
- New Year's story - Андрей Тихомиров - Историческая проза
- Пещера - Марк Алданов - Историческая проза