LIX. Смерть честной женщины
Мадлена превратилась в живой труп, как все чахоточные, и не могла уже держать в руках ни иголки, ни веника. Она умирала на узкой деревянной кровати.
В комнате царил беспорядок. В углу валялись скомканные, грязные и мокрые простыни; немытые тарелки и чашки, вперемежку с пузырьками от лекарства, громоздились на засаленной скатерти. На стульях висели грязные юбки, чулки, какие-то тряпки. На круглом столике лежала работа, взятая Анжелой на дом: ведь, несмотря на болезнь матери, ей приходилось заботиться и о другом. Жизнь не ждала… Никому не было дела, что у них — горе.
На чугунной печурке булькала кипевшая в кастрюле вода. На полу валялись щепки и топор. Воздух в комнате был настолько тяжелым, что от него спирало дыхание, хотя в открытое окно и врывался свежий ветерок. Заходящее солнце освещало убогую обстановку жилища.
Жак Бродар, стоя у постели, смотрел на умирающую жену. Он не плакал, но каждый мускул искаженного лица выражал страдание. Его большие руки, казалось, приросли к спинке кровати. Анжела, склонясь к матери, горько рыдала. Девочки разложили вокруг себя черепки, служившие им игрушками, и шептались:
— Мама спит, шуметь нельзя.
— Нет, нет, мы тихонько! Давай поиграем в немых.
— Ладно! Я буду булочницей, а ты пришла покупать хлеб. Я дам тебе за су четыре фунта, а говорить ничего не буду, ведь я — немая…
Солнечные лучи золотили их волосы.
* * *
Господин Николя, секретарь редакции еженедельника «Хлеб», засунув руки в карманы элегантного пальто, в прекрасном расположении духа подымался по улице Монж. Прежде чем вернуть в полицию свое агентурное удостоверение, он намеревался еще раз использовать его, принудив к сожительству Анжелу, которая ему весьма приглянулась. Хватит с него бесстыжей Амели! К тому же эта девка не соответствует новому положению виконта д’Эспайяка. Между тем маленькая Бродар, если ее вышколить, станет такой женщиной, что весь Париж начнет ему завидовать. Да, да, Анжела, одетая в шелк и бархат, будет лакомым кусочком! Сыщик твердо решил удовлетворить свою прихоть, даже если бы для этого пришлось жениться. А потом, если девушка ему надоест… Ну что ж, с такой ничем не рискуешь.
Чтобы добиться своего, Николя решил сыграть роль спасителя, пользуясь тем, что Анжела нарушила правила. Во-первых, она не сообщила полиции своего адреса; во-вторых, ни разу не явилась на осмотр. Этого достаточно, чтобы упрятать ее в Сен-Лазар, если она заупрямится. Впрочем, она, наверное, не станет артачиться: ведь он ласково обойдется с этой ягодкой (так сыщик, заранее облизываясь, мысленно называл Анжелу).
Рассчитывая, что визит на улицу Крульбарб окажется удачным, Николя ускорил шаги. Он шел с видом победителя, насвистывая, расталкивая прохожих.
* * *
Глаза Мадлены были закрыты, лицо приняло зеленоватый оттенок, губы посинели. Из ее груди вырывался хрип. Жак и старшая дочь, застыв на своих местах, с трепетом ожидали конца.
Внезапно умирающая сделала резкое движение. Она приподнялась, кости ее хрустнули. Помутившимся взором она посмотрела вокруг и спросила слабеющим голосом:
— Огюст… Где Огюст?..
Жак и Анжела молчали. За них ответили девочки:
— Огюста выпустят из тюрьмы только через год.
Зрачки Мадлены страшно расширились; ей, должно быть, чудились призраки. Началась мучительная агония. Протянув исхудалые руки, словно мать, которая защищает прильнувших к ней детей, она крикнула:
— Нет, нет, я их не отдам! Прочь, вороны и совы! Жак, Жак, прогони их! Они уносят наших малюток… Помогите! Жак, Жак, отними у них Огюста и Анжелу! Ах…
И, мертвая, упала на подушку.
В дверь постучали. Ни Анжела, ни Жак, поглощенные горем, не услышали стука. Николя отворил дверь и проскользнул в комнату.
В углах уже сгустились вечерние тени. Только две фигуры, мужская и женская, смутно выделялись в полумраке.
— Здесь живет Анжела Бродар? — спросил вошедший.
— Здесь, — ответил Жак.. — Что вам угодно?
— Отвести ее в полицию.
— За что?
— Она нарушила правила.
— Нарушила правила? Не понимаю.
— Очень просто! Уже второй месяц, как у нее — билет, но, несмотря на это, она не явилась на осмотр.
— Билет? У нее?
Анжела испустила крик и, упав на колени, прижалась лицом к телу матери. Николя подошел ближе, медоточивым тоном заговорил с девушкой, пытаясь ее успокоить, и потянул за рукав.
Жак, схватив топор, бросился на сыщика и ударил его по голове.
Через час Бродар с дочерью были заключены в тюрьму.
* * *
На другой день похоронные дроги отвезли тело Мадлены на кладбище Навэ. Никто не шел за гробом этой честной женщины, несравненной матери и труженицы: ни муж, ни дети, ни друзья. Один лишь дядюшка Анри провожал племянницу, но не мог поспеть за дрогами и отстал.
Мадлену опустили в общую могилу, и ни один дружеский голос не промолвил: «Прощай!»
Конец первой частиПримечания
1
…не объявили амнистии. — Речь идет об амнистии участникам Парижской Коммуны, большое количество которых было отправлено в ссылку. Полная амнистия была объявлена в 1880 г.
2
Сатори — концентрационный лагерь близ Версаля, устроенный для пленных коммунаров после разгрома Коммуны.
3
Иерусалимская улица. — На этой улице находилась парижская префектура (полицейское управление).
4
26 мая 1871 года… — один из дней «Кровавой недели», когда версальцы, одержав победу, учинили зверскую расправу над коммунарами и всеми, кто подозревался в близости к Коммуне.
5
«Трясина» — так называли больницу для неимущих в Париже.
6
Су — 1/20 часть франка, равная 5 сантимам.
7
Барон Стефан — французский художник XIX в.
8
Бьевра — речка, протекающая в пределах и окрестностях Парижа.
9
Сен-Лазар — женская тюрьма в Париже.
10
Полиция нравов — один из отделов французской полиции, ведавший преступлениями против нравственности и контролировавший легальную проституцию.