сапоги.
– Скольких же ты ограбил, злодей? А теперь сам пощады просишь! – юноша брезгливо отдергивал ноги.
– Бери у него меч-кладенец, – подсказал Кудеяр.
– Пожалуй, кровопийца, я пощажу твою никчемную жизнь. А за это ты отдашь меч-кладенец!
– Отдам! Конечно, отдам, могучий витязь. Он здесь в дупле.
С невероятным для своего веса проворством Соловей полез на дерево. И, спустившись, подал Ивану что-то длинное, узкое, завернутое в промасленную холстину. Царевич вытащил из тряпки богатырский меч в ножнах.
– Что же ты, злодей, этим оружием не пользуешься? Я же тебя голыми руками взял.
– Так я не могу его из ножен вынуть. Этот меч не каждому в руки дается. Может, и тебе не дастся.
Юноша медленно потянул клинок из ножен. Тучи убежали с неба. Заголубела среди некошеных трав речка Смородина. Ярко засветило солнце. И в его лучах белым огнем блеснул прямой обоюдоострый меч.
Иван по-детски рассмеялся. Убрал клинок в ножны. Сорвал с шеи ярыжки свисток, сунул в карман и подошел к коню. Помедлил, подумал о чем-то и стал приторачивать меч к седлу. Сел на вороного и тронул поводья. Атаман и подъехавший поэт последовали за ним.
– Свисток верни! Как же я буду без свистка! – жалобно кричал вслед Соловей.
Но Иван даже не обернулся. А Кудеяр зашептал Демьяну:
– Ты все пропустил, разиня! Как лихо сбил наш Ваня спесь с этого злыдня! Знатный парень. Из него выйдет толк.
Поэт откашлялся.
– И бога браней благодатью наш каждый шаг запечатлен. Я воспою этот подвиг в стихах. Но близок, близок миг победы! Ура! Мы ломим!
Поднялись на высокий зеленый холм. Царевич посмотрел назад. Под дубом никого не было. А на заброшенную столбовую дорогу выезжали первые телеги.
Ночь застала всадников в пути. Решили остановиться прямо в лугах. Развели костер. Скромно поужинали хлебом насущным.
– Почему ты не ударил Соловья саблей? – спросил атаман.
– Он же был безоружен. Одной рукой свисток держал, другой в ветку вцепился. Разве можно безоружного бить?
– Как ты думаешь, почему никто из богатырей не мог прежде победить Соловья?
– Его все боялись. Думали, он сильнее всех. А мой отец говорит, коли у воина в сердце страх, то ему не помогут ни верный конь, ни острый меч, ни крепкий щит. Страх разоружает.
– Смелый ты, Иванушка, добрый и честный. Разбойник из тебя не получится, а вот великий воитель – пожалуй, – улыбнулся Кудеяр, крутя рыжий ус.
Костер потухал, угли, остывая, подергивались красноватым пеплом. Поэт поворошил их и задумчиво сказал:
– Запомни же ныне ты слово мое: воителю слава – отрада! Иван, я посвящу тебе сладкозвучную песнь. Она прозвучит по всему свету, и ее повторят все люди.
– Не надо мне песен. Мне бы скорее выполнить батюшкину волю и домой! – Юноша отвернулся от костра, накрылся кафтаном и тотчас заснул.
Утром продолжили путь. И в жаркий послеобеденный час достигли стен Кучкова. Три стены опоясывали стольный город – из могучих бревен, из белого камня и из красного кирпича. А внутри них чего только не было! Царский дворец, церкви и монастыри, терема богачей и избушки бедняков, сады и огороды, постоялые дворы и бани, торги и кабаки.
Демьян приосанился и торжественно возгласил:
– Город чудный, город древний! Люблю тебя как сын, как русский, сильно, пламенно и нежно!
Поехали по гулкой бревенчатой мостовой. Сколько народу пешего и конного! Бояре и мужики, торговцы и ярыжки, попы и монахи, замужние бабы и красны девицы.
– Едем сразу к царским палатам! – крикнул Иван.
– Думаешь, нас там ждут? Мы приедем, а нас уже хлебом-солью встречают? Пир на весь мир готовят? И никто с начала мира не видал такого пира? Ага, держи карман шире, – буркнул поэт.
– Нас не только хлебом-солью встретят, но и на руках понесут! – весело отозвался юноша.
Он знал, что говорил. За пазухой у него лежало письмо от царя Додона к царю Алмазу.
Давным-давно царевна Елена Прекрасная, сестра царя Салтана, была просватана из сказочной страны на Кулички за здешнего царя Фосфора. Сначала красавица горько плакала, но потом покорилась судьбе и отбыла на чужбину. Жила она с Фосфором счастливо и родила ему сына Мельхиора – отца царя Алмаза. Выходило, что Додон Гвидонович доводился троюродным братом Алмазу Мельхиоровичу.
Подъехали ко дворцу. У крыльца скучала стража – стрельцы в красных кафтанах. Отложив бердыши и пищали, они лущили орехи и играли в кости на щелбаны.
Иван сразу же обратился к страже, размахивая письмом:
– Послание царю Алмазу от царя Додона!
Событие невероятное! Письмо от правителя соседней державы!
Русские сказки без сомнения заслуживают большого внимания. Они – память нашего давно минувшего. Они – хранилище русской народности.
Н. А. Некрасов
Стрелец с посланием со всех ног кинулся к подьячему, подьячий – к дьяку, дьяк – к стольнику, стольник – к окольничему, окольничий – к ближнему боярину, государеву спальнику и постельничему. И вот боярин робко вступает в опочивальню, где после сытного обеда отдыхает на пуховиках Алмаз Мельхиорович, и с низким поклоном подает письмо.
Самодержец сел в подушках, сломал печать красного сургуча и погрузился в чтение. Брат Додон желал брату Алмазу многолетно здравствовать и просил по-родственному принять своих сыновей Димитрия, Василия и Ивана.
– Племянники приехали! Четвероюродные! Вот радости-то! – подпрыгнул Алмаз Мельхиорович на перине.
Иван и его спутники не успели даже спешиться, а к ним бежали бояре и дворяне. Путешественников повели во дворец. Важный спальник в шубе и горлатной шапке распоряжался:
– Лошадей на конюшню! Задать им белоярого пшена! Дорогих гостей в баню! Их платье в чистку! Эй, на поварне! Скорее готовьте угощенье!
Демьян и Кудеяр, люди простые и худородные, не привыкшие к великосветскому обхождению, только диву давались.
– Ваня, что за волшебное слово ты молвил им? Отчего такой почет?
Юноша посмеивался:
– Ничего волшебного нет. Нас по-родственному встречают. Я племянник царю Алмазу.
И вот друзья расположились в великолепной русской бане. Клубится пар. Банщики машут березовыми вениками. Цирюльник бреет голову великому поэту. Атаман залез на полок, сладко потягивается и кряхтит.
– Ай, Иван! Ну, Иван! Как я сразу не додумался, что ты не простой паренек, а царский сынок? Не похож ты на сиволапого мужика ни лицом, ни осанкой, ни разговором. Порода твоя супротив нашей лучше и во всем превозвышена.
Потом, довольные и красные, сели в большой горнице и, как выразился спальник, «изволили перекусить по-маленькому» – выпили взвару и чаю с пряниками. Пришел ближний боярин – государев дворецкий – и попросил путников переодеться во все чистое