живут, а смотрят фильмы, концерты, обсуждают новости. Это – клуб, столовая и кинотеатр. А название – как на корабле. Потому что льдина – это большой корабль. Но плывёт он, повинуясь течениям, а не командам капитана. И бывает, откалываются от корабля другие кораблики. Например, продуктовый склад. Или домик радиста. Как случилось во время одного из выступлений…
Только Кеша начал свой концертный номер: «Прилетаю я как-то на Таити, а Хрюша мне и говорит…» – как раздался жуткий грохот.
Все бросились к окнам. И видят такую картину. В темноте ночи светятся огоньки. Как обычно. Над домиками, над метеовышкой… И только несколько огоньков, над домиком радиста, на палочках антенны – двигаются. Вроде корабль отходит от пристани. Радист Серёжа хватается за голову:
– Радиостанция!! Моя радиостанция!!
Все выскочили наружу. Произошла самая настоящая катастрофа. Часть льдины, где находился домик радиста, откололась от основной и медленно уплывала в неизвестном направлении. Так же, как уплыл недавно продуктовый склад.
Тревога!!! Дежурный по лагерю бьёт тяжёлым молотом по пустому газовому баллону.
Тревога!!! Все бегут к образовавшейся трещине. Но с каждой секундой она становится всё больше, всё шире, а домик всё меньше. Даже чемпион мира по прыжкам в длину теперь её не перепрыгнет.
И тогда Кеша понял: настал его звёздный час, его минута. Его мгновенье. Как в «Семнадцати мгновеньях весны». Как поёт Кобзон: «У каждого мгновенья свой резон… кому позор… ну, а кому бессмертие…» Вот оно, его мгновенье. Мгновенье, мгновенье.
– Товарищ начальник станции! – обратился он к начальнику станции, дважды герою, трижды лауреату, доктору наук, профессору и депутату. – Разрешите мне совершить подвиг. Перелететь на отколовшуюся часть льдины и передать по радио важное сообщение.
– И мне! – сказал Коля. – Разрешите.
Начальник станции снял с шеи шарф, обмотал им Кешу. Всего, всего. Как бинтами. Только крылья и хвост выпустил наружу. И голову.
А Колю утеплил вязаной шерстяной рукавицей. Но сразу он ничего не ответил. Переминался с ноги на ногу.
И дышал тяжело. И борода его стала белой от инея. Словно поседела. Все пятнадцать полярников молчали. И стояла такая тишина, какая, наверно, бывает в космосе. Если бы не скрип снега под сапогами – хрусть-хрусть… хр-ррусть-хрррусть…
– Разрешаю, – наконец сказал начальник. – На вашем месте так поступил бы каждый. Будь у него крылья. Передайте на Большую землю: «За нас не волнуйтесь. Продолжаем нести трудовую вахту. Все здоровы. Будем живы, не помрём».
– Слушаюсь! – чётко, по-военному, отрапортовал Кеша.
– Так точно, – добавил Коля.
Начальник поднял Кешу и Колю:
– Ну, соколы… Летите! Берегите себя… сынки.
Кеша и Коля взлетели. Несколько секунд их видели, потом они растворились в темноте ночи. Там, где светились огоньки радиостанции.
Хрр-ррусть-хррр-рррусть, хрррр-рррусть… хр-рррусть… – переминались с ноги на ногу полярники. «Как там?! Что там?! И долетели ли?»
Сколько прошло времени – никто не знал. Наконец раздался крик:
– Летят! Ле-етят!!
Из темноты вынырнули Кеша и Коля. Усталые, обледенелые.
И рухнули у ног полярников.
Их подхватили, внесли в кают-компанию. Растёрли, отогрели. Напоили горячим чаем. И только тогда разрешили говорить.
– Я в-всё сделал, – сказал Кеша. – Включил, вышел на связь. «Большая земля слушает», – сказали мне… Я им говорю: «У нас льдина треснула… Радиостанция уплыла…» Они не верят… «Хватит шутить. Мы голос радиста знаем…» И тогда делать нечего… Я твоим голосом сказал, Серёжа… Они сразу всему поверили… А Коля… Молодец… Ещё и сигнал бедствия отбил… Клювом…
– Морзянку? – удивился радист. – Откуда ты знаешь?
– В-в кино видел, – сказал Коля. – Вчера. «Семеро смелых» показывали. Старый фильм.
– Молодцы, – только и сказал начальник и провёл ладонью по глазам, чтоб никто не видел набежавших слёз. – Просто герои… Не испугались, справились… Вернёмся на Большую землю, представлю к награде.
Он прижал к себе Кешу, поцеловал.
А Коля сам к нему на плечо прыгнул.
Глава шестнадцатая
Вертолёты летят на помощь
Льдина полярников становилась всё меньше. Кусок за куском откалывался от неё.
И вот осталась совсем небольшая льдинка. На ней сгрудились люди, ценные грузы. От холода спасала одна-единственная брезентовая, с меховой подкладкой, палатка. Посредине горела и днём и ночью газовая горелка. Но всё равно стенки палатки заросли льдом.
Кеша и Коля каждый день летали на радиостанцию и сообщали новые координаты льдины. Летать становилось всё труднее. Домик радиста уплывал всё дальше и дальше. Последний такой полёт занял около часа. И это сквозь метель, при температуре воздуха «за бортом» минус 31 градус, в кромешной тьме. Ни солнца, ни звёзд, ни уличных фонарей.
Полярники, как могли, утепляли связных. Сшили им меховые ватнички, давали в дорогу термос с горячим чаем. Чтобы они не сбились с пути, пускали в воздух осветительные ракеты. Но каждый полёт мог оказаться последним.
– Нет! – говорил начальник. – Больше не пущу. Эх, и почему я не птица?
– Товарищ начальник! – каждый раз говорил ему Кеша. – Если не мы, то кто? Если бы каждый так рассуждал, мы бы не победили в войне. Не покорили бы космос.
И снова, и снова Кеша и Коля