Песня о встречном
Нас утро встречает прохладой,Нас ветром встречает река.Кудрявая, что ж ты не радаВеселому пенью гудка?
Не спи, вставай, кудрявая!В цехах звеня,Страна встает со славоюНа встречу дня.
И радость поет, не скончая,И песня навстречу идет,И люди смеются, встречая,И встречное солнце встает.
Горячее и бравое,Бодрит меня.Страна встает со славоюНа встречу дня.
Бригада нас встретит работой.И ты улыбнешься друзьям,С которыми труд и забота,И встречный, и жизнь — пополам.
За Нарвскою заставою,В громах, в огнях.Страна встает со славоюНа встречу дня.
И с ней до победного краяТы, молодость наша, пройдешь,Покуда не выйдет втораяНавстречу тебе молодежь.
И в жизнь вбежит оравою,Отцов сменя.Страна встает со славоюНа встречу дня.
…И радость никак не запрятать,Когда барабанщики бьют:За нами идут октябрята,Картавые песни поют.
Отважные, картавые,Идут, звеня.Страна встает со славоюНа встречу дня!
Такою прекрасною речьюО правде своей заяви.Мы жизни выходим навстречу,Навстречу труду и любви!
Любить грешно ль, кудрявая,Когда, звеня,Страна встает со славоюНа встречу дня.
1932
Песня о встречном. — Впервые в отдельном издании «Музгиза». Л., 1933. Положено на музыку Дмитриев Шостаковичем для кинофильма «Встречный».
Интернациональная
Ребята, на ходу — как мы были в плену —немного о войне поговорим…В двадцатом годушел взвод на войну,а взводным нашим — Вася Головин.Ать, два…
И братва басила —бас не изъян:— Да здравствует Россия,Советская Россия,Россия рабочих и крестьян!
В ближайшем бою к нам идет офицер(англичане занимают край),и томми нас берут на прицел.Офицер говорит: «Олл райт…»Ать, два…
Это смерти силагрозит друзьям,но — здравствует Россия,Советская Россия,Россия рабочих и крестьян!
Стояли мы под дулами —не охали, не ахали,но выступает Вася Головин:— Ведь мы такие ж пахари,как вы, такие ж пахари,давайте о земле поговорим.Ать, два…
Про самое, про это, —буржуй, замри, —да здравствует планета,да здравствует планета,планета наша, полная земли!
Теперь про офицера я…Каким он ходит пупсиком —понятно, что с работой незнаком.Которые тут пахари —ударь его по усикаммозолями набитым кулаком.Ать, два…
Хорошее братаниесовсем не изъян —да здравствует Британия,да здравствует Британия,Британия рабочих и крестьян!
Офицера пухлого берут на бас,и в нашу пользу кончен спор.Мозоли-переводчики промежду нас —помогают вести разговор.Ать, два…
Нас томми живо поняли —и песни по кустам…А как насчет Японии?Да здравствует Япония,Япония рабочих и крестьян!
Ребята, ну…Как мы шли на войну,говори — полыхает закат…Как мы песню одну,настоящую однузапевали на всех языках.Ать, два…
Про одно про этоори друзьям:Да здравствует планета,да здравствует планета,планета рабочих и крестьян!
1932
Интернациональная. — Впервые: «Залп», 1932, № 7.
Комсомольская краснофлотская
Ночь идет, ребята,звезды встали в ряд,словно у Кронштадтакорабли стоят.Синеет палуба — дорога скользкая,качает здорово на корабле,но юность легкая и комсомольскаяидет по палубе, как по земле.
Кипит вода, ласкаятяжелые суда,зеленая, морская,подшефная вода.Не подкачнется к нам тоска неважная,ребята, — по морю гуляем всласть, —над нами облако и такелажнаянасквозь испытанная бурей снасть.
И боцман грянет в дудку:— Земля, пока, пока…И море, будто в шутку,ударит под бока.Синеет палуба — дорога скользкая,качает здорово на корабле,но юность, легкая и комсомольская,идет по палубе, как по земле.
Никто из нас не станетна лапы якорей,когда навстречу грянетВладычица Морей.И песни новые летят, победные.Война, товарищи! Вперед пора!И пробиваются уже торпедныеогнем клокочущие катера.
И только воет, падаяпод острые суда,разрезанная надвоеогромная вода.Синеет палуба — дорога скользкая,качает здорово на корабле,но юность, легкая и комсомольская,идет по палубе, как по земле.
1932
Комсомольская краснофлотская. — Впервые: «Юный пролетарий», 1932, № 27.
«Я замолчу, в любови разуверясь…»
Я замолчу, в любови разуверясь —она ушла по первому снежку,она ушла —какая чушь и ересьв мою полезла смутную башку.
Хочу запеть,но это словно прихоть,я как не я, и всё на стороне, —дымящаяся папироса, ты хотьпойми меня и посоветуй мне.
Чтобы опять от этих неполадок,как раньше, не смущаясь ни на миг,я понял бы, что воздух этот сладок,что я во тьме шагаю напрямик.
Что не пятнал я письма слезной жижейи наволочек не кусал со зла,что все равно мне, смуглой или рыжей,ты, в общем счете подлая, была.
И попрощаюсь я с тобой поклоном.Как хорошо тебе теперь одной —на память мне флакон с одеколономи тюбики с помадою губной.
Мой стол увенчан лампою горбатой,моя кровать на третьем этаже.Чего еще?Мне только двадцать пятый,мне хорошо и весело уже.
<1933>
«Я замолчу, в любови разуверясь…» — Впервые в «Книге стихов».
Семейный совет
Ночь, покрытая ярким лаком,смотрит в горницу сквозь окно.Там сидят мужики по лавкам —все наряженные в сукно.
Самый старый, как стерва зол он,горем в красном углу прижат —руки, вымытые бензолом,на коленях его лежат.
Ноги, высохшие, как бревна,лик от ужаса полосат,и скоромное масло ровнозастывает на волосах.
А иконы темны, как уголь,как прекрасная плоть земли,и, усаженный в красный угол,как икона, глава семьи.
И безмолвие дышит: нештовсе пропало? Скажи, судья…И глядят на тебя с надеждойсыновья и твои зятья.
Но от шороха иль от стукавсе семейство встает твое,и трепещется у приступкав струнку замершее бабье.
И лампады большая плошказакачается на цепях —то ли ветер стучит в окошко,то ли страх на твоих зубах.
И заросший, косой как заяц, твойнеприятный летает глаз:— Пропадает мое хозяйство,будь ты проклят, рабочий класс!
Только выйдем — и мы противу —бить под душу и под ребро,не достанется коллективунажитое мое добро.
Чтобы видел поганый ворог,что копейка моя дорога,чтобы мозга протухший творогвылезал из башки врага…
И лица голубая опухольопадает и мякнет вмиг,и кулак тяжелее обухабьет без промаха напрямик.
Младший сын вопрошает: «Тятя!»Остальные молчат — сычи.Подловить бы, сыскать бы татя,что крадется к тебе в ночи.
Половицы трещат и гнутся —поднимается старший сын:— Перебьем, передавим гнуса,перед богом заслужим сим.
Так проходят минуты эти,виснут руки, полны свинца,и навытяжку встали дети —сыновья своего отца.
А отец налетает зверем,через голову хлещет тьма:— Все нарушим, сожжем, похерим —скот, зерно и свои дома.
И навеки пойдем противу —бить под душу и под ребро,не достанется коллективунажитое мое добро.
Не поверив ушам и глазу,с печки бабка идет тоща,в голос бабы завыли сразу,задыхаясь и вереща.
Не закончена действом этимповесть правильная моя,самый старый отходит к детям —дальше слово имею я.
Это наших ребят калеча,труп завертывают в тряпье,это рухнет на наши плечитолщиною в кулак дубье.
И тогда, поджимая губы,коренасты и широки,поднимаются лесорубы,землеробы и батраки.
Руки твердые, словно сучья,камни, пламенная водаобложили гнездо паучье,и не вырваться никуда.
А ветра, грохоча и воя,пролагают громаде след.Скоро грянет начало боя.Так идет на совет — Совет.
1932