Я взяла его за руки, ласково сжала их.
— Леалл, дорогой… Наблюдатели сообщили, что закрыть проход между мирами можно, если принести лесу в жертву полукровку. Закрой рот: ни я, ни Нэди никогда не согласимся пожертвовать тобой. У меня есть оружие… три шарика, которые мне кто-то передал однажды восемнадцать лет назад, во время моего первого путешествия к вам. Мне было четырнадцать; и уж конечно, я не знала ни о вашем городе, ни о том, кто такие люцифаги. Но шарики взяла…
— Три шарика? Оружие? — насмешливо воскликнул сын. — Да тебя хоть просветили, как оно действует?
— Нет, я не знаю… но выясню. Три мира, три фразы, три жизни. Две жизни я уже пожертвовала… остался третий. Полукровка, смущающий умы.
— Всё это может быть ловушкой, мама.
— Прости… я должна попробовать, — торопливо обнимая его, прошептала я. — Даже если я погибну — подумай сам: точно так же я погибну вместе со всеми, если его план воплотится. И даже если он оставит меня при себе как любимую игрушку — каково мне будет жить, зная, что из-за моей нерешительности погибают люди?.. Идём, Нэди.
Глава 13. Микаэла. "Амбиции украшают мужчину"
Ради дочери и мужа Нэди сыграла на "отлично с отличием": грубо схватив меня, вволокла в неприметный домик на неухоженном заросшем участке, располагавшийся, по-видимому, на окраине района Отступников:
— Вот она.
С этими словами она швырнула меня на пол под ноги какому-то мужчине; мне опять пришлось вспомнить, что физическая сила люцифага значительно превосходит человеческую.
— Надеюсь, теперь вы оставите в покое меня и мою семью? Хочу заметить, что она, а не я убила ваших сыновей; делайте с ней, что хотите, а моих детей не трогайте. Уговор есть уговор! Вы обещали, что мои муж, дочь и сын будут вне опасности, если удастся привести её к вам. Держите слово!
— Если я так тебе нужна, что ж сам не пришёл за мной? Струсил? — с трудом поднимаясь с пола и потирая ушибленные места, бросила я. Мужчина рассмеялся:
— Твоя семья защищает тебя, как свора диких псов. А я пока ещё дорожу своей жизнью. Твои сын и внук готовы биться за тебя не на жизнь, а на смерть… Уже и Нэди стала колебаться. Не хотелось рисковать собой. До поры до времени предпочитаю показываться лишь избранным. Нэди входила в их число — пока я не понял, что она верна не мне и моим идеям, а прежде всего своей семье… Теперь я люблю иметь дело с семейными — их можно использовать, они удобны. Управляя страхами Нэди, я заставил её привести тебя сюда… в обход её мужчин. Не так ли, Нэди? Ну, тебе повезло: я слово держу. Теперь оставь нас.
Нэди покинула дом; начиналась моя часть представления. Я должна была отыграть безупречно; но, поскольку имела дело не с человеком, могла быть раскрыта в любой момент. Я решила использовать свою двойственность против него: всё же он был мне интересен когда-то, по словам Кондакова… Его внимание мне льстило, я, как он выразился, "кокетничала". Сроду никогда не кокетничала. Никогда и ни с кем.
Я подняла взгляд, чтобы посмотреть на лицо того, с кем один раз в жизни мне пришлось "пококетничать"… И за опрометчивое кокетство с которым я заплатила собственной жизнью, а Кондаков — многотысячелетними муками совести.
Да… Если прежде он выглядел так же — то его внешность впечатляла. Во всяком случае, меня. Кондаков тоже был высоким и статным, широкоплечим, с огромными руками и ногами; но в его лице, в его взгляде я улавливала тщательно скрываемые усталость и тоску, задумчивые безмолвные вопросы к окружающему миру. Здесь же я встретила уверенный взгляд человека, которому никогда не приходилось ни в чём сомневаться; существа, которое ясно видело перед собой цели и никогда не задавалось никакими вопросами. Я задержала взгляд на губах этого мужчины: их рисунок был маняще чувственный, если только так можно сказать про мужские губы. Я поняла, что сыграть свою роль мне труда не составит… Не заиграться бы. Я должна была изобразить, что влюбляюсь в него… что хочу быть с ним. И не должна была совсем играть — чтобы он мне поверил. Теперь меня беспокоило другое. Что, если мне не захочется выныривать из этого сладостного плена забвения, в котором я утону сразу, как только прикоснусь к этому мужчине?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В конце концов, других мужчин, кроме Кондакова, у меня никогда не было. Интересно… каково это?
— Привет, Микаэла, — дружелюбно произнёс тот, кого Кондаков рисовал мне ужасным бессердечным чудовищем. — Ведь теперь тебя так зовут? Предпочитаешь, чтобы я обращался так?
— Можно Мика, — отрывисто сказала я, продолжая его разглядывать.
— Мика, — мечтательно выговорил он, словно смакуя каждую букву. — Признайся: тебя искушала мысль встретиться со мной?
— Да, не скрою.
— Твоё желание исполнилось…
— Не целиком. Я желала многого…
— Нет уж, — мужчина подошёл ко мне вплотную, стал ласкать плечи, неторопливо и уверенно освобождая от одежды. — Сначала выполним мои желания… А твои — уже по остаточному принципу.
— Чего тебе от меня надо?
— То же, что тебе надо… Чего все хотят.
— Ты что… действительно так давно меня хотел? — задержала я его наглые руки.
— О да, — хищно улыбнулся мужчина.
— И что же во мне такого уникального? Наверное, только то, что я всегда принадлежала Филиппу… Точнее, тому, кого сейчас зовут Филиппом, как выразился бы ты. Одному ему. И не велась на остальных. Для меня всегда существовал лишь один мужчина — твой главный конкурент тогда, в Уасете. Верно? — ехидно спросила я.
— Ты всегда была ему верна, — задумчиво поглядел на меня "мастер". Я сообразила спросить:
— Представиться не хочешь? Наши имена ты знаешь… А как называть тебя?
— Покойная жена назвала меня Керан… В честь реки, на берегах которой выросла моя мать.
— Твоя мать была человеком?
— Да… тебя это возбуждает? — лаская мою шею кончиками пальцев, улыбнулся мужчина.
— Я убила твоих сыновей. Ты… хочешь задушить меня? — слегка охрипшим голосом спросила я. Возможно, что моя история кончится раньше, чем мне по-настоящему удастся развернуться в игре…
— Да забудь ты этих сыновей, — поморщился мужчина, словно я упомянула о чём-то неприятном. — Слабаки. Не сумели справиться с двумя женщинами… Неудачники. Ты родишь мне новых сыновей. Сильных, умных. И преданных.
Ого. Неужели он правда совсем не горюет о детях? Все для него — лишь средство для достижения целей? Или всё-таки играет в какую-то свою игру, откладывая месть? Похоже, что передо мной был настоящий психопат… от одного вида и запаха которого голова кружилась, как никогда в жизни. Так у меня не захватывало дух даже… от Кондакова.
— А твой собственный отец… он относился к тебе так же? — с усилием спросила я; мои мысли уже путались и туманились от предвкушения удовольствия, которое я могла получить.
Мужчина притормозил в попытках раздеть меня и недовольно выговорил:
— Мой отец был сумасшедшим. Сошёл с ума, видя, кем я стал… Тоже слабак. Моих идей, моих ценностей и планов он никогда не разделял. Сбрендил… Утверждал, что обладает великим даром предвидения, который ему вдруг ниспослали. Говорил, что найдёт магическое оружие, которым сможет меня остановить… что сумеет найти того, кому можно передать оружие. Вскоре после этого я от него избавился.
— Ты… убил своего отца?
— А какой от него был толк? Какой смысл в существовании безумца? Где это оружие, где тот таинственный воин, скажи мне… — мужчина с усмешкой приник к моей шее. Я тотчас всё забыла… И это было к лучшему. Зловещий "друг из прошлого" по имени Керан не должен был уловить мои подозрения о том, что шарики мне передал когда-то его отец… Это было похоже на правду. И тогда моя победа над ним весьма вероятна. Нужно только безупречно отыграть свою роль. А это сейчас казалось делом совсем уж простым.
Конечно, я помнила всё, что мне говорили… Что моё невероятное наслаждение от близости с ним — только потому, что он люцифаг. В этом наслаждении сквозило что-то неестественное; потому что оно шло не изнутри, а извне, — он умело воздействовал на меня. Но я позволила себе утонуть в сказочных ощущениях для пущей убедительности. Чтобы он не понял, не почувствовал моих планов… А может быть, мне сейчас было наплевать на все планы. Важно было поскорее узнать, что это такое — утонуть в этом океане удовольствий; пусть и таких искусственных, не настоящих.