— Твой отец не всё успел мне рассказать, — включилась я в игру моего воображения.
Мужчина вздохнул.
— Прости жену. Она отправила тебя через мост Людей. Если по нему идут люди, а не люцифаги, мост попросту опускает их в воду; вы ощущаете нашу воду как густую, вязкую субстанцию, теряете возможность двигаться и тонете в ней. Многие уже утонули; их трупы там, в реке. Никто их не достаёт, так и лежат на дне. Поэтому это река Мертвецов. Забавно, что эта же самая река дальше, в городе, называется рекой Жизни. Нет, скажи же — правда, забавно, а?
— Трупы людей лежат в реке и портят экологию? — спросила я. — Их попросту оставляют там гнить?
Мужчина рассмеялся.
— Это же не физическое тело. Какое гниение, какое разложение? Физические тела этих умерших во сне погребены на кладбищах в мире людей.
Я посмотрела на мост Людей. Он, как ни в чём не бывало, высился над рекой. Самый обычный мост.
— То есть это — твоя жена? А разве… не того, который вывел меня из дома прошлой ночью?
— Нет, — качнул головой мужчина. — Жена моя, и дочь тоже моя. Тот, кто тебя вывел, — мой сын, наш с женой первенец. А она… всегда называет меня полукровкой, когда ругается. Ведь я наполовину человек.
— Милая невестушка отправила меня на верную смерть… — заметила я, не зная, что ещё сказать.
— Не сердись на неё. Она люцифаг. Работала долго и на славу. Людей знает хорошо и терпеть их не может. Что, в общем, объяснимо. Прости, пожалуйста, если тебе это неприятно слышать. Она раньше не была такой агрессивной. Пока была молоденькая — слушала всё, что я говорил; а потом обросла собственным умом. Сын наш давно вырос. Но дочь ещё совсем маленькая… Мы не думали, что у нас ещё кто-то родится. Мне уже очень много лет. Но всё-таки жена снова родила… и сильно изменилась. Пойми, она обожает дочь и страшно за неё боится.
— Да ведь я не несу никакой угрозы своим замечательным внукам! — всплеснула я руками. — Скорее, это мне надо бояться моей очаровательной внучки, которая встретила бабушку с букетом цветов для её могилки!
— Как сказать, — тот, кто называл себя моим сыном, даже не улыбнулся. — Такие, как ты, сильно дестабилизируют мир люцифагов. Мама, ты, безусловно, не первый человек, который сюда попал… но, кажется, первый и единственный, который тут родил; во всяком случае, в обозримом прошлом. К нашей семье и без того пристальное внимание, которое не нравится моей жене. Ей не нравится, что я позволил изучать себя, как «полукровку»; не нравится, что тревожат её детей.
— Её кто-нибудь просил выходить за тебя? — воскликнула я. — Соединила бы свою судьбу с таким же люцифагом — да и дело с концом!
— Сердцу не прикажешь, — возразил мой немолодой уже сын. — Она влюбилась в меня. Именно в меня.
— И ты тоже… влюблён в неё? В эту… убийцу? — поразилась я.
Мужчина встал, расправляя на себе ещё влажную одежду.
— Во-первых, она никого в своей жизни не убила. А только пыталась…
— Дважды!
— Да. Но я прошу тебя её понять, и я объясню, почему. Ну и во-вторых… насчёт «влюблён». Не обязательно жениться и выходить замуж, когда тебя аж трясёт от «влюблённости», когда тебя накрывает и несёт без тормозов, когда ты прямо горишь от любого прикосновения и взгляда.
— Интересно, что сказала бы твоя жена, услышав, как ты рассуждаешь о любви?
— Да просто есть и другая любовь, мама. Более спокойная. Понимаешь, не всем нужны такие страсти, как тебе; не все стремятся к таким бурным эмоциям, в которых захлёбываются и тонут, как в этой самой реке, — сын махнул в сторону чуть не угробившего меня моста.
— О чём ты?
— А что — папочка тебе не всё рассказал? — ехидно прищурился мой собеседник, кем бы он ни был. — Представь себе: однажды я смог залезть ему в голову. Видимо, у полукровок больше способностей, чем у чистокровных люцифагов… Я знаю, что он с тобой сделал. Убил тебя — дважды! А ты снова и снова бросаешься ему в объятия. Кто из нас живёт с убийцей, мама? Моя жена — дважды пыталась убить, да, это верно; но при этом она руководствовалась интересами семьи. А ты — рада жить с тем, кто дважды убил, реально убил; а чем при этом руководствовался он? Исключительно личной выгодой, собственными интересами!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Филипп Кондаков никого не убил, — возразила я.
— Безусловно. В этом теле, в этом воплощении — никого. Пока. Но много ли значит физическое тело? — мужчина пожал плечами.
— Ты не хотел бы вернуться со мной в мир людей?
— Что значит «вернуться»? Я миру людей никогда не принадлежал. Мог бы вернуться, конечно… У меня ведь, говоря привычным тебе языком, нечто вроде «двойного гражданства». Но я туда никогда не стремился; не очень-то этот мир меня привлекает.
— А имя у тебя есть?
— Спохватилась, — рассмеялся «сын». — Меня зовут Леалл.
— Я оригинально придумала!
— Нет, — поморщился мужчина. — Это имя дала мне жена. Полукровка может получить имя, только если он создаёт семью с местными. До этого остальные называли меня полукровкой, как нетрудно догадаться. А отец, с которым я вырос, называл меня просто "сынок", "сын".
— Ты же сказал, полукровок здесь нет, кроме тебя.
— Сейчас нет. Но были когда-то, на заре времён, на восходе эры человечества. Может, и сейчас есть кто-то из древних, кто-то скрытный… слухи. Так что закон насчёт их имён существует.
— Как же тебя называла я?
— Никак. Ты умерла прежде, чем я смог тебя запомнить. Моя память сохранила какие-то обрывки. Я знаю тебя лишь из твоих сновидений. Только изнутри. Внешность твою я увидел впервые вчера… Но узнал тебя по ощущениям. Узнал изнутри. Так же, как и твои внуки.
— Господи, какие внуки! — воскликнула я. — Я только вчера лишилась девственности!
— О-о-ой! Какой ужас, — со смехом застонал мужчина и закрыл лицо руками. — Вы встретились только на днях? Он всё-таки нашёл тебя! Или ты нашла его… Началось!
— Что именно?
— Если бы знать! Вчера после твоего появления здесь прошла быстрая гроза. Их не было с того времени, когда я был ребёнком. Это всех напугало. А сильный страх подталкивает к действиям, мама. И не всегда рациональным.
— То есть?
— Я сказал тебе, что жена боится за дочь, и что мир людей меня не привлекал никогда. Но не все такие, мама; многие хотели бы не изучать людей, а восстать против них, захватить их мир. Посмотри на мою жену: пытается жить, как человек, и вынуждена мириться с довольно скромным и не самым интересным существованием. Как тут не озлобиться? У люцифагов нет целого мира, как у вас, людей; есть лишь город — пусть и огромный, а всё же только город, и он только один. Меня всё устраивает — я философ, исследователь, мне хватает меня самого; но люцифаги жадны до впечатлений. Они стали такими, собирая информацию о людях; это вы, люди, развратили их, хотя в человеческих поверьях всегда говорят, что наоборот. Мол, люцифаги — злые духи, посланные из самого ада искушать людей и питаться их энергией в сновидениях. На самом же деле, мы никогда и не узнали бы столько о пороке, если не изучали бы людей. За последний век всё начало стремительно ухудшаться в ваших умах — а, следовательно, и у нас. Кое-кто стал поговаривать, что такого разнообразного, многоликого мира гораздо больше заслуживают люцифаги, чем люди. И мне нечего на это возразить. Например, моя жена хочет для дочери лучшего. Хочет более богатого мира, чем этот тоскливый, поделённый на зоны город. Есть те — и их немало, и они сильны — кто хочет перевернуть мироздание: сделать людей люцифагами и занять их место на Земле.
— А можно вообще не лазать в чужой мозг… Леалл?
Мужчина снова глубоко вздохнул; его взгляд устремился далеко за мост.
— Эта сторона безопасна, не бойся. Отсюда ты сможешь добраться до района Тишины. Но там, за мостом… отступники, в числе которых моя семья. Они не хотят больше «лазать в чужой мозг», как ты говоришь. И их всё больше. Они поднимут восстание. Поверь, это не кончится хорошо, — когда кто-то отказывается выполнять свою работу, это всегда беда; когда выполнять работу отказываются массы — это катастрофа. Район Отступников разросся за последние полтора человеческих века. Это люцифаги далеко не простые… Они умеют не просто собирать информацию; они научились управлять разумом человека. И раз ты начала появляться у них, привела с собой быструю грозу — это может быть знаком, что в мире людей тоже всё скоро начнёт меняться.