синим цветом. Но зачем же надо было так любить, чтобы постоянно всем жертвовать? Об этом знала только одна Тереза, единственная из всех нас имевшая настоящую душу.
Увидев перед собой Вейн, любующуюся этими подлыми цветами, я незаметно приблизился к ней, остановившись позади.
Заметив меня, она подняла на меня свои глаза, полные света, как-то таинственно мне улыбнувшись. От этой улыбки мои колени едва подкосились, готов прямо сейчас прильнуть к холодной сырой земле.
– Правда, эти цветы очаровательны?! – пролепетала она, аккуратно коснувшись тоненьких черных лепестков одного из пышных бутонов. – Я бы могла вечность любоваться ими, не сводя с них своих глаз.
– Это самые самовлюбленные цветы из всех существующих, – как-то холодно вырвалось у меня. Не отрываясь от цветка, Вейн непонимающе бросила на меня свой потерянный взгляд. – Им то и дело нужно, чтобы на них смотрели, позабыв о собственной жизни. Стоит им завладеть кем-либо, как они сразу пускают в ход свои ядовитые шипы, болезненно пронзающие нежную кожу.
– Болезненно? – прошептала она, снова направив все свое внимание на роскошный черный бутон. – У цветов этот укол называется поцелуем. Лишь они могут так целовать, доказывая свою любовь к тому, кто однажды на них посмотрел по-особенному.
– По-особенному?
– Да, не скрывая своих истинных чувств. – Ее тонкие пальцы скользнули по тонкому стебельку, мгновенно окрасившись в алый цвет. Сделав ко мне пару встречных шагов, она замерла, проведя своими искалеченными пальцами по моим губам. Терпкий медный запах окрасил воздух вокруг сладкими нотками, от которых кружилась голова. – Тебе идет этот цвет. И почему только все решили, что твоим цветом обязательно должен быть черный?
Взяв мой указательный палец своими тоненькими пальчиками, она медленно протянула его к одному из шипов, слегка надавив на него.
– Черная? – Поднеся мой кровоточащий палец к своим глазам, она тут же опустила его, потупив глаза. – Нет сомнений в этом цвете. Черный… Даже цвет твоей крови в твоем собственном мире принимает этот цвет.
Мне показалось, будто вся она в этот момент стала такой несчастной, отчужденной, что и я сам возненавидел этот цвет.
Ухватившись за стебелек одного из цветков, я, не испытывая ни капли боли от его впившихся в мою ладонь шипов, с корнем вырвал его, переломив пополам, а после ненавистно бросил это мертвое тело на холодную землю, в тайне изнывающую от немыслимой боли.
– Не надо этого делать, – умоляющий крик Вейн заставил меня очнуться. Схватив мою искалеченную ладонь, она крепко сжала ее в своих, тревожно заглянув мне в глаза. – Прошу, Энгис, не надо убивать в себе то, что делает тебя живым, только лишь из-за… меня. Это неправильно, как бы ты ни думал.
Впервые мое тело прожигала жгучая боль, против которой я был бессилен. Шипы так сильно вонзились в мою ладонь, что легко образовали рваные раны, не перестающие кровоточить. Хоть она и просила, но я уже никогда не смогу вновь полюбить этот цвет.
– О чем ты только думаешь, вот так безрассудно поступая? – ее дрожащий голос раздался почти яростным криком.
Опустив на нее свои холодные глаза, я не верил, что передо мной сейчас – та самая Вейн, которую я однажды спас от ночного холода, повстречав на одной из мокрых от дождя скамеек Сан-Лореила.
– О тебе, – обессилено ответил я, увидев по ее глазам, что ответ на этот вопрос был не обязателен.
Закрыв глаза, она нахмурилась, тяжело вздохнув, а после, бросив на меня безжизненный взгляд, молча развернулась и направилась в сторону поместья, стуча по узкой дорожке своими маленькими каблучками черных туфель.
Рене, притаившаяся за кустарником, видела, как я долго наблюдал за уходящей из сада девушкой, не в силах даже сдвинуться с места. Она хотела выбежать, крепко обнять меня, как никогда никого не обнимала, но что-то удерживало ее на месте, не позволяя ей этого сделать. Горестная тоска и обида сковали ее, лишив всякой надежды стать однажды кому-то действительно необходимой. Задыхаясь от горячих слез, она и не заметила, как сад опустел, а она вновь осталась одна.
Выйдя из своего укромного убежища, она заметила сломанную розу, мертво лежащую на земле. Подняв ее, она вдохнула ее тлетворный запах, который перестал ее радовать. Черные капельки крови, застывшие на шипах, казались ей беззаконно и бесправно пролитыми зря.
Глава 10
Если бы я знал, что она покинет меня, не сказав ни слова, я бы тогда остановил ее, бросившись за ней. Схватив ее за руку, я бы подхватил ее на руки и запер внутри поместья, не позволяя отныне покидать его… И что только это за мысли? Откуда они так внезапно вообще взялись? Конечно, я бы никогда не поступил с ней так, ведь подобное противоречит свободе. Если бы я когда-либо решился на такое, она бы точно возненавидела меня, а я ведь очень боюсь ее ненависти.
Как же избавиться от этих мыслей, которые кричат мне о том, что я должен был ее остановить, заперев внутри собственного мира? Это безрассудно и слишком жестоко. Но, черт побери, как же я хочу вернуть ее, несмотря ни на что.
Я чувствую, как по вискам стекает холодный пот, медленно превращаясь в отчаяние. В тот момент, когда она ушла, все перед глазами снова застыло в тесной серости, заперев меня внутри самого страшного сокрушающего чувства – одиночества.
Если бы она дала понять мне, что я сделал не так, то, возможно, уже смог бы избежать подобных ошибок.
Раны, совсем недавно переставшие кровоточить, бессовестно напоминали мне о ней, не давая никакого покоя. Почему? Почему она так посмотрела на меня? Тогда в ее глазах не было ничего, что могло бы вновь напомнить мне о прежней Вейн, которую я знал.
Вновь и вновь что-то внутри меня разрывается на части, и я не знаю, возможно ли уже это остановить. Боль, проедающая все тело, неустанно твердит мне о чем-то, суть чего я совершенно не могу понять точно так же, как и это голубоглазое создание, внезапно бросившее меня умирать.
Тоскливая музыка, ворвавшаяся в мое сознание, насмехаясь, подливала масло в огонь, еще сильнее начиная меня изламывать. Не выдержав ее напора, я влетел в бальный зал, музыка в котором болезненно оседала на мне.
– Лео, прекрати сейчас же, – дрожащим голосом потребовал я, сам не заметив, как голос мой превратился в яростный крик.
Его длинные пальцы замерли на месте, остановив душераздирающую игру.
– Я бы сказал забыть тебе ее, но это был бы один из самых никчемных советов, – его хриплый голос звучал, словно он прекрасно понимал все то, что изнывало внутри меня. – Ты никогда не сможешь забыть ее, даже если она вонзит тебе нож в спину. Хотя, я бы забыл, наверное. – Его палец случайно коснулся одной из клавиш, вызвав неприятный звук, жалом вонзившийся в наш слух. – Ты был готов отдать ей все? Только не говори, что так и есть.
– Я и сейчас готов отдать ей все.
– Глупец, – процедил Лео сквозь зубы, тяжело ударив по клавишам. – Эта девчонка… Вейн, – он произнес ее имя с особой неприязнью. – Она заберет у тебя самое ценное, без чего ты уже не можешь существовать.
– Ей не придется этого делать. Я сам отдам то, что она так хочет получить.
Лео еще сильнее оскалился. Подскочив с места, он бросился ко мне, схватив за воротник рубашки:
– Как ты не понимаешь, Энгис, – удушающим голосом процедил он, прожигая меня бессильным взглядом. – Она не та, что нужна тебе. Открой глаза и увидишь, как ее руки тянутся к твоей шее, желая задушить.
Выхватив свой воротник из его рук, я молча, бросив на него разочаровавшийся взгляд, направился в сторону гостиной, едва сдерживая в себе порывы злости.
– Вот как, значит, – прошептал он, скрестив на груди слабые руки, которые были предназначены только для манипуляции над чувствами окружающих. – Предаешь всех нас ради нее.
Единственным убежищем, в котором могла укрыться одна несчастная душа, всегда была академия «Кёрс-Роуз», поэтому у меня не оставалось сомнений в том, что Вейн снова туда вернется. Ей попросту больше некуда было возвращаться.
Оставив