черные туфельки на невысоком каблучке звонко стучали по каменному полу, звоном разлетаясь по всей моей комнате.
Остановившись у зеркала, основания которого были искусно облачены в серебряную каемку, Вейн замерла на миг, погрузившись в какие-то без конца тревожащие ее мысли.
– Что-то случилось? Почему ты так грустна? – едва приобняв ее за плечи, встревоженно спросил я.
Мои прикосновения точно обожгли ее, отчего она неожиданно отстранилась от меня, бросив пугливый взгляд в мою сторону.
– Вейн? – Она без конца начинала меня пугать, нагоняя самые невероятные мысли, болезненно тревожащие меня.
Тяжело выдохнув, она присела на стул, стоящий у моего шахматного стола, прислонив ладонь к своему разгорячившемуся лбу.
Присев перед ней на колени, я заглянул в ее пустые глаза, в которых ничто не могло более отразиться. Я хотел было обнять ее, но руки мои не могли даже приблизиться к ней.
– Прости, – на вздохе сказала она, вновь посмотрев на меня прежними глазами, полными ясного света, – прости меня, Энгис. Я не знаю, что и сказать тебе, чтобы ты смог понять меня.
– Мои прикосновения болезненны для тебя, – механически проговорил я, больше не надеясь ее коснуться.
Она встрепенулась, как птица, попавшая в клетку, крепко и так нежно заключив меня в горячих объятиях.
– Да о чем же ты?! Еще ничьи объятия не были для меня так желанны. Просто я не могу поверить, что это все реально.
Хотел бы я верить ее словам, как когда-то, но что-то внутри меня съежилось в серый клубок, не зная, как уже снова стать похожей на мою прежнюю душу.
Она не выпускала меня из своих объятий, но я уже не мог как прежде даже дотронуться до нее, боясь увидеть то перепуганное до смерти лицо, которое до сих пор стоит у меня перед глазами.
Тяжелый сон, внезапно свалившийся на меня грузным кошмаром, не давал мне ни капли покоя. Он был, как мне казалось, самым реальным из всех, которые мне однажды удалось увидеть в призрачном царстве великого и ужасного Морфея. Это был бы один из самых обычных кошмаров, если бы не одна душа, нашедшая место среди моих собственных страхов.
Очнувшись один в огромном и холодном поместье, я был подавлен самыми разнообразными чувствами. Они давили на меня, прожигали мою грудь, хватались за сердце, пытаясь его вырвать и вмиг разорвать, смеясь над тем, как я медленно умираю.
Одиночество, тоска, смятение и грусть… Я всегда ненавидел эти чувства, презирал их, будучи слабым существом на их громоздком фоне. Что бы я ни делал, куда бы я ни шел, они всегда преследовали меня, были в моей голове, беспристрастно терзая ее самыми токсичными мыслями.
В этом мире я был страшно одинок, несчастен, печален. Но стоило однажды мне увидеть ее, ту, что кружила в саду черных роз, задорно заливаясь радостным смехом, как я вмиг ожил, позабыв о кошмарных страданиях, с которыми мне приходилось уживаться. Я хотел было выглянуть в окно, прокричать ее имя, но ни единого слова не могло сорваться с моих губ, заставить ее поднять голову, чтобы посмотреть на меня. Тогда, бросившись к центральным дверям, я выбежал на улицу, едва хватаясь за воздух.
Когда моги мои привели меня в сад, он был пуст. Цветы больше не цвели, разбросав все свои бархатные лепестки по чернильной земле, да и никакой девушки там уже не было. Засохший терновник, взявшийся точно из ниоткуда, схватил меня за ноги, пронзив их насквозь своими смертоносными иглами.
Повалившись на землю, я уже не мог встать, изнывая от невыносимой боли, забравшейся глубоко в мое сознание.
– Ты отдашь мне свой мир? – раздался знакомый голос, давно приходящий ко мне во снах. С трудом подняв голову, я увидел перед собой ту самую девушку, то прекрасное существо, кружившее среди некогда живых черных роз, заставляя мое сердце пробуждаться от извечного холодного сна. – Ты обещал, помнишь?
Я протянул к ней свою дрожащую от неимоверной боли руку, пытаясь хотя бы дотронуться до нее, как резкий угол нескольких десятков ядовитых иголок сковал мою руку в тесных объятиях, напоив жадную землю свежей кровью.
Задыхаясь от ядовитого воздуха очередного кошмара, я едва раскрыл свои спящие глаза, схватившись руками за голову. Она изнывала, не в силах выбросить из себя ту боль, что была испытана мною внутри подсознания. Я ощущал на себе все то, что было в этом кошмаре, даже чувствовал этот воздух, пропитанный неизвестным мне ядом. Забираясь в легкие, он медленно отправлял меня, забирая последние капли здравого рассудка. И только тогда, когда перед глазами окружающий мир перестал утопать в дурманящим рассудок тумане, я заметил, что Вейн рядом не было.
Тишина не давила на нее, не испытывала на прочность, она просто была рядом, став в какой-то момент ее неотделимой частью. И даже мрак, что вечно затворяет окна в поместье, не настораживал ее, лишь успокаивал, давал надежду на какое-то невесомое существование.
Ей казалось, будто во всем здании она находится одна, совершенна одна. Хоть где-то в глубине разума она и понимала, что это далеко не так. Чувство полного одиночества и своевольной свободы взяли над ней окончательный верх.
Ступив на изящную резную лестницу, ведущую на самый дальний этаж, Вейн на мгновение затихла, прислушиваясь к каждому шороху, что мог внезапно донестись из вне. И лишь когда она удостоверилась в своем полном одиночестве, которое ей было сейчас необходимо, она продолжила подниматься вверх, лишь на мгновения затаивая робкое дыхание. Ее хрупкие ноги осторожно нащупывали каждую ступеньку.
Когда Вейн уверенно миновала лестницу, она поспешила тенью пробраться к одной из дверей, нетерпеливо желая ее отворить. Эта дверь была в самом дальнем и темном коридоре поместья, у которой давно никто не зажигал в канделябрах свечи и даже не думал о ней многие-многие годы.
Когда ее рука бережно легла на пыльную ручку, от которой неприятно веяло мертвецким холодом, она, затаив дыхание, слегка надавила на нее, но чье-то внезапное присутствие за спиной не дало ей довести дело до конца.
– Что тобой движет? – раздался тихий голос Лео, в котором чувствовалось какое-то редкое для него утомляющее опустошение. – Скажи, для чего ты здесь? Я не прошу многого от тебя, я лишь хочу знать. Если ты пришла, чтобы все разрушить, я…
– К чему это все, Лео? – немного взволнованный голос Эндиана ворвался в напряженную атмосферу. – Не нужно так. Разве не видишь, ты ее пугаешь?
Тенью проскользнув мимо МакРоуззи, Эндиан слегка приобнял Вейн за плечи, как поступает с каждым, кого пытается защитить от неминуемой опасности.
– Защищаешь? Ее? – В серо-голубых глазах Лео заискрился не одобряющий огонек, пожирающий перед собой все светлые чувства. – Она не та, которую следует защищать, и ты это знаешь. Глупо с твоей стороны переходить на ее сторону. Эта девчонка…, – последние слова он сказал так, словно попробовал самый кислый фрукт, который мог бы только существовать.
Вейн удрученно опустила глаза, не желая более быть жертвой этих ядовитых глаз.
– Оставь ее, Лео. Иди своей дорогой. Если уж ты решил показать себя, то это не самый лучший способ сделать это. Она останется здесь столько, сколько пожелает Энгис. Не тебе распоряжаться ее судьбой.
МакРоуззи больше ничего не сказал, лишь еще раз недоверчиво бросил взгляд на Вейн и поспешил раствориться в окружающей его тьме.
Оставшись наедине с Эндианом, Вейн виновато подняла на него свои глаза, в которых даже он сам готов был вот так провалиться, пропасть без вести.
– Мне не стоило этого делать. Прости, – чуть ли не шепотом обронила она. – Из-за меня у тебя проблемы.
Губы Эндиана сложились в насмешливую улыбку:
– Я делаю это только ради Энгиса, не ради тебя. Знай, если ты снова окажешься здесь, я…
– Что тогда, Эндиан? – Я практически дышал ему в затылок, ожидая увидеть его растерянные глаза, не знающие, куда податься.
Обернувшись в мою сторону, он опустошенно посмотрел на меня, не найдя в себе ни единого для меня слова.
Скоро оставшись с Вейн наедине, я тревожно бросил на нее взгляд, сердечно просящий прощения за произошедшее.
– Я сама