«Цветные рыбки по обоям…»
Цветные рыбки по обоямплывут судьбе наперерез.Переселиться нам обоимв их нежилой подводный лес.
Вот я – ушел прозрачным бокомв нестройно мыслящий тростник.Вот ты – большим янтарным окомкосящая на мой плавник.
В ночь на микрон, на миллиметрсближаемся. Текут века,жильцы проходят незаметно,и не кончается река.
Город
В кабинке шаткой чужаканапрасно к небу поднимают –необозримые векалукавой сказкой подменяет
обманщик-город. В свой череди я бродил по теплой пыли.И разум спал. И ничегоглаза в пыли не находили.
Состарившись, приду опятьв чинар высокое собраньебосыми пятками читатьразвернутую книгу Брайля.
«Январь российский резче. Розовей…»
Январь российский резче. Розовейв нем неба край. И снег не тает в полдень.Рука, как незнакомый зверь,никак в перчатку стылую не входит.
Заденет встречный меховым плечом.Из-под ноги экспресс уйдет с вокзала.И сам себя построчно перечтетшарф, что в дорогу женщина связала,
когда неловко схватишься за нить.Зато пути земного серединавидна. И след готова сохранитьзаснеженного города равнина.
Кормление чаек
Порезанный мельканьем белых крыл,соленый день остановил теченье.Я с чайкой осторожной говорилна эсперанто хрупкого печенья,
а он все длился. В нем я не был мной,забыл следить, как палуба дрожалаи море мраморное за кормойрезных мечетей кубики держало.
И если вниз на воду не смотреть,то кажется, что он еще не минул.Зависших птиц медлительная сетьеще скользит над этим тонким миром.
«Не догонит и хватку ослабит…»
Не догонит и хватку ослабитразноцветный московский острог.Распадается поезд-анапестна вагоны случайные строк.
Не проспать, не проспать, не проспать бы,не коснуться соседа плечом,не доехать до дальней усадьбынезнакомым иван-ильичом.
Сад
Садовник входит в сад, как входят в дом,отвыкший от хозяина. Он за ночьподрос, и сам себе шумит листвой,и занят собственными чудесами.Садовник гладит ствол, и в лица кронзаглядывает, и другой рукойсжимает черенок лопаты,как неуместный варварский трофей.
«Не щит, но меч принес я вам, деревья».Заботливый садовник-карабасберет секатор. Челюсти стальныесверкают, но не узнаны никем.И сок в зеленых жилах не застынет.
«Легко оторвусь от постели…»
Легко оторвусь от постелив преддверии долгого дня,и купол хрустальный апрелявнезапно накроет меня.
Как влажная роспись, подробнысплетенья дорожек и троп,и голубя голос утробный,и дятла далекая дробь.
Но – днем, словно веком, наполнен, –запомнив его наизусть,пройду лабиринтами комнати к теплой постели вернусь,
где формы моей не терялапокинутая простыня,где старость стеклянным футляромот мира спасает меня.
«Ни вина, ни гурий не надо…»
Ни вина, ни гурий не надо –небо синее, ветвь граната.Зерна светятся, манят до дрожипод шершавой треснувшей кожей.
Но чем дольше из памяти рвудетства выгоревшую траву,тем сильнее боюсь подменыи больнее жить наяву.
Тесный сруб не меня ли ждетна краю лакированных вод?Там сосна переходит дорогу,и все длится ее переход.
Лес
В заброшенном корпусе ржавчина, сырость,разбитые стекла и грязь.Но прямо на крыше загадочный выросросток, никого не спросясь.
Он будет тянуться еще много лет,рассеивая семена, –и значит, там скоро появится лесна будущие времена.
Когда на земле воцарится раздор,и скроются рыба и зверь,и Красную книгу за черным дроздомзахлопнут, как тяжкую дверь,
когда наши детские игры остудитпоследний и праведный суд –родятся в лесу непонятные людис очками на длинном носу.
Не зная о наших победах и бедах,лихие столетья спустя,в тени проводить будут дни и в беседах,густым опереньем блестя.
Где нам и не снилось, где так не бывает,где лишь удивись и замри –носатые люди гуляют от краядо края квадратной земли.
Pink Floyd. High Hopes
8 минут б секундна прожитие жизни.Поле ржаное,звон колокольный, последний отсчет.Разве друг тебя не предастна четвертой минуте?Или с женой не простишьсяна исходе седьмой?Все уже было. Пустишься в поле –заблудишься в поле.Где-то вдаликолокол смолкнет.Тьма упадет…
Юлия Немировская
Стихотворения
Поэт, прозаик, литературовед. Окончила филологический факультет МГУ (1984), там же защитила кандидатскую диссертацию (1990). С 1991 года живет в США; преподает в Орегонском университете. В 1980-е гг. входила в группу поэтов «новой волны», была участницей московского семинара К. Ковальджи и членом клуба «Поэзия». Стихи, проза, статьи и книги публиковались в «Литературной газете», в журналах «Юность», «Знамя», «Русская речь», «Окно», «Воздух», в издательстве McGraw-Hill и др., переводились на французский и английский языки. Первая книга стихов, «Моя книжечка», вышла в 1998 г. «Вторая книжечка», включившая в себя стихотворения последних лет, вышла в издательстве «Водолей» в 2014 г.
Святое время
Дождь отверзает устаНоты читает с листаСтраницы переворачиваюДень укорачиваюДождь время и небо времяСо всемиПереглядывается но лицаНе запомнитьТакже гранат кольцаНа руке блеснет и не видишь сноваИ нет другого
ДниМне сродниКаждый день как святойСтоит в рамке своей золотойПомолись обо мне,Филицита, Арсений,Кто глухой, кто звенит,Кто один, кто со всеми.Братцы-святцы.
Йосемите
Разве мне, истончаясь,Эти строки писать?Разве мне поручалиБерега и леса?Были знаки отдухов?Или клич мертвецов?Облака, как разруха,Окружили лицо.Я на самой вершине,И меня, слабый крик,Небесам подложилиПод шершавый язык.
Погром в Белой Церкви
В погребе с младенцем бабушкойТетя Рая, в огромном,И хозяин осторожно ей:Тихо, тихо сиди!Вы ж поишьте трохи борщикуКоли ищеудома…Чи вам сала… так неможно його!Ну хлибця тоди.
Я в тоннель на небо вылезу:Белым-белая хата,И стоят там, машут крыльямиТе чужие хохлы,Те чужие да премилостивые.Я теперь виноватаГде для них мне изобильныеПоставить столы?
Байрон и Пушкин
Черный бронзовый Байрон стоит на рекеИ молчит на английском своем языке:Радость, радость от пуль умереть на песке!Черный бронзовый Пушкин стоит на рекеИ молчит он по-русски, подавшись вперед,Что на белом снегу он от пули умрет,Радость, радость она его сердцу несет.И молчат они оба, и этот, и тот,Чтобы тайну не выдать загробных высот.
Я богомаз
Освяти, Господь, всего меня-человека.Вот лицо Твое, я его подглядел у грека,Вот и паллий, какой носил византийский цезарь,Тот, что прежнего цезаря в сакриуме зарезал.
Я писал, томясь по Тебе, Твои руки-лилии,Чтобы жены много веков на них слезы лили.Мне за то прости блуд рук и уст непотребство,Или в шар скатай, чтобы снова слепить из теста
Океан
Бывают стихиВ кричащих лесах и глухих.Глух запутанный сон, глух гнев,Что не вышел вовне.Глух песок, самшитИ река, что так мельтешит.Но кричит солнце и щитОкеана под ним:Ты силен, горяч, ты любим,И ты равен им!Шипят камни и облака.Сунь руку Господь –Обожжется рука.
Эшер
Стая маленьких ящерицПревращается в птиц;Птицы – в сумрак, дымящийсяМиллиардами лиц.Все кипит, перемешано,Праздник метаморфоз.Мне б хоть ящеркой Эшера,Но туда, где есть воз –дух
Стул
Больно спине,Когда человек,Чья радость – это еда,Садится плотно,Вольготно –НавсегдаМне вес отдает, а самОт телес избавлен,Летит себе в небеса.
Я им раздавлен.
В потолке открылся сезам,Беседа стремится заГраницу мира идей.Цари они, боги:Зачем же им ногиВнизу, в темноте?Ведь лица людей –Небесные клапаны.
А он внезапноОглянувшись, тайкомЛицо утирает платком.
Как тучность тяжкаКак жизнь проскака,Как ноет нога,Как скрипит иНавсегда к сиденью прибита.
Букет