«Можно плетень и судьбу чинить…»
Можно плетень и судьбу чинить,Но такая вот жизнь начинается –Хочется нежное сочинить,А нежное не сочиняется.Не потому, что ушел во тьмуБог, как часики, тикая,А потому, что уже никомуНе нужна эта нежность тихая.
«Одиночество – это луна в окне…»
Одиночество – это луна в окне,Чай в стакане и жизнь в бреду.Одиночество – это душа в огнеИ постылая плоть во льду.Хорошо-то как: ни стол накрывать,Ни посуду потом не мыть.Даже розами не устилать кровать –И возлюбленной не хамить.
«Пустынная степь, луна…»
Пустынная степь, луна,Ковыль, поглощённый тьмой.Дорога всегда длинна,В особенности домой.
Так сладко купать в пылиБосые подошвы ногИ лишь на краю землиУзнать, как ты одинок.
Не мытарь, не фарисей –Когда же взойдёт заря!Так шёл домой Одиссей,Расталкивая моря.
Лет, может быть, через стоИ ты, ощутив предел,Придёшь, чтоб увидеть, чтоТвой дом давно опустел.
«Дождик какой опять…»
Дождик какой опять –Шепчущий, просяной.Спать бы теперь да спать,И Бог с ней, с этой страной!
Да нет, говорит трава,Не верь чужим небесам.Вот как поставят у рва,Так станешь травою сам.
Поймёшь лишь перед бедой,Что ты с ней одних кровей.А ров наполнен водой,А глина полна червей.
«Дар простоты не каждому даётся…»
Дар простоты не каждому даётся,Лишь избранным. А прочим остаётсяУродовать классическую речь,Побрякивать, отпугивая граций,Фальшивым серебром аллитерацийИ сонные метафоры стеречь.
Метафора – она, брат, как синица,И хороша, когда тебе приснится,Связуя быстротечные века,Свободная, не в золочёной клеткеСловарика, а на дремучей веткеРоссийского живого языка.
И всё же соль не в ней. Удел невежды –Рядить стихи в нарядные одежды,И простота не хуже воровства,Когда она, как нищенка с сумою,Как с полем ветер и как снег с зимою,С народом не утратила родства.
Ты помнишь слов обыденных свеченье,Крестьянской речи тихое теченьеИ чернозёмных мыслей торжество?Послушаешь – и сладостно, и больно!А чтоб достичь подобного, довольноБыть гением, не более того.
«Когда душа твоя соприкоснётся…»
Когда душа твоя соприкоснётсяС душой ручья, рассвета иль цветка,В ней что-то необычное проснётся,В чужие уходящие века.
И, ощущая страх пред небесамиИ пред природой распростёршись ниц,Ты поглядишь на этот мир глазамиПолзучих тварей и библейских птиц.
И вдруг, любуясь тем, как коромыслаЛистают вечность крылышками, тыПоймёшь, что в жизни нет иного смысла,Чем просто жить без всякой суеты.
«Пускай живут и майские жуки…»
Пускай живут и майские жуки,Пускай осенние кусают осы,Пускай живут на свете мужики,Пьют самогонку, курят папиросы.
Пускай и жизнь совсем уйдёт в распылНа этом злом и беспредельном зное.Ведь я не помню, кто меня любил –Живая тварь иль существо иное.
Вадим Муратханов
Стихи разных лет
Поэт, прозаик, переводчик. Род. в 1974 г. во Фрунзе (ныне Бишкек). В 1990 г. переехал в Ташкент, где окончил факультет зарубежной филологии Ташкентского государственного университета. С 2006 г. живет в Московской области. Один из основателей альманаха «Малый шелковый путь» (1999-2004) и Ташкентского открытого фестиваля поэзии (2001-2008). В 2006-2013 гг. зав. отделом поэзии журнала «Новая Юность», с 2006 г. ответственный секретарь журнала «Интерпоэзия». Автор семи поэтических книг.
«Вдали от капель, что наперебой…»
Вдали от капель, что наперебойподробно разлетаются на жести,ты где-нибудь становишься другой,все дальше, непонятней в каждом жесте.Но слушать дождь мне хочется с тобой.И значит, мы наполовину вместе.
«Пока вы не отвыкли от дыханья…»
Пока вы не отвыкли от дыханьяи речи близких в памяти свежи,нет ни души вокруг. Киномеханикбесплатно крутит прожитую жизнь.
Вот входите вы с робостью ребенкав пустынный зал на сорок мест.Стрекочет и потрескивает пленка,пока смотреть не надоест.
Прохлада
Лето. Людей покинули силы.Кружку губам донести – и ладно.Где-то там, за горами синимиходит вдали от людей прохлада.
Ходит вдали белоснежным теленком.И от нее получает летотолько с трудом узнаваемый голосна пленке арычной ленты.
«Удобнее иметь своим кумиром…»
Удобнее иметь своим кумиромровесника, чтоб можно было с нимв одну эпоху радоваться жизнии по немуза временем следить.Состарившись, ворчать и видеть в немтоварища по поколенью.А я люблю угасших звезд, сошедшихсо сцены и, желательно, с земли.Они смеются с выцветших конвертов,и крутится пластинка, как душа.От старости потрескивают сухоих молодые голоса.
«Когда покой – тогда, слепя…»
Когда покой – тогда, слепяулыбками, глядит с плакатов.Дает рассматривать себя,изображенную на картах.
Когда ж под вспышками в ночидуша к отправке не готова –то черной птичкой прокричитс верхушки тополя родного.
«Рождается весна. Как никогда…»
Рождается весна. Как никогда,мой многолетний бесполезен опыт.Вот-вот ее несмелая водавсе выходы на улицу затопит.
К ней надо поскорее на поклон,пока бедна травой и голосами.Уже виденье мухи за стекломсо мной пыталось встретиться глазами.
«Опали листья только-только…»
Опали листья только-только.Но видно с улицы: ужеодна рождественская елкагорит на верхнем этаже.
Безлюдно в комнате и зябко.Но смотрит, нарезая сыр,нетерпеливая хозяйкана календарные часы,
и лихорадочно считаетона бокалы для вина,и только снега не хватаетв квадрате черного окна.
Альбом
Свет. Черно-белая вода.Лицо, пока еще не в фазестаренья. Бледный карандашпроводит родственные связи.
Там, на канале, мой отец,желтеющий с собой в разлукеи забывающий о тех,на чьих плечах он держит руки.
А я за кадром, мал на вид,стою с лопаткой и вещамии не могу остановитьбумаги ломкой обветшанье.
«Конечный миг рисуется с трудом…»
Алле
Конечный миг рисуется с трудом.Зато виденью верю неизменно,где в мир иной наш деревянный домс закатом переходит постепенно.
И день за днем, обличьем не стара,моя незаменимая сестра,вытягивая руку над гардиной,ведет борьбу с растущей паутиной.
Она заранее включает свет,чтоб комната успела осветиться.Она всю ночь готовит мне обедна несоленой медленной водице.
Случай в горах
Все видели его в лицо,небритого, в помятой кепке.Мы рано спать легли. Был сонв горах на удивленье крепким.
Он должен был лишь сниться нам.Но несколько мгновений странныхон шел бесшумно по камнями таял в залежах тумана.
О нашей ночи между скалмой друг, который был поэтом,стихотворенье написал,где не упомянул об этом.
Другой мой друг, что жил средь книги бородой страниц касался,не сделал записи в дневники дату вспомнить отказался.
Он не ушел. Он невредим.Он прячется под верхним веком.Я скоро окажусь одинс моим небритым человеком.
«О том, что карманный фонарик…»
О том, что карманный фонарикне будет починен вовек,о киселе, недоеденномв ненаступившем завтра,о том, что солдатик зеленыйне будет отыскан в траве –надо же предупреждать,нельзя же вот так внезапно.
Не торопись, не бойся.Рисуя, глаза закрой:длится в любую минутупыльных дворов сиеста.Как только последнюю трещинкуна стену посадишь рукой,город тебя припомнит,не обделит наследством.
Наружу себя выговаривать –скучно. Не стоит трудаставить дни на учет,прислушиваясь к распаду.На чердаке голубиномзвенящая нота «да»не повинуется голосу,не поддается ладу.
«Цветные рыбки по обоям…»
Цветные рыбки по обоямплывут судьбе наперерез.Переселиться нам обоимв их нежилой подводный лес.
Вот я – ушел прозрачным бокомв нестройно мыслящий тростник.Вот ты – большим янтарным окомкосящая на мой плавник.
В ночь на микрон, на миллиметрсближаемся. Текут века,жильцы проходят незаметно,и не кончается река.
Город