ноги. Недалеко от меня лежала куча сухостоя, упавшее дерево, на которое время и ветер нанесли ветки.
Надеясь, что под деревом смогу как-нибудь смогу умоститься, поднялась и поплелась к нему. Как-нибудь получилось. Куча хвои стала мне подстилкой, сухие ветки впивались в бока. Вытащив из-под себя несколько самых колких, немного поёрзав, неуклюже устроилась на боку. Сюда бы любимую грелку — матрасик, согреться и забыться. Я смежила глаза и ухнула в чёрную бездну.
Глава 5. Красная машинка
— Подъём! Встать! Живо!
В предрассветном мареве, едва мне удалось разлепить ресницы, колыхалась фигура охранника с собакой. Кирилл? Голос вроде бы его.
— Вставай!
Голова кружилась, но я оторвала её от лежанки и приподнялась. Тело от неудобной позы на одном боку, занемело, ноги замёрзли. Сквозь растрепавшую рогожку проглядывали носки с протёртыми пятками. Перед носом что-то шмякнулось. Протерев глаза, я разглядела свой кроссовок. По нему меня, видимо, искала овчарка.
В душе царили холод и пустота.
Посмотрев на мои ступни, Кирилл поморщился.
— В одном пойдёшь.
Этим сумрачным утром я ощущала себя молчаливой и послушной куклой, которую подвесили за верёвочки и дёргали за них, чтобы двигались руки и ноги. Руками и ногами я двигала сама под голосовые команды извне — новый тип взаимодействия для живых кукол.
— Шевелись!
Сдёрнула с правой ноги рогожу, принялась наматывать её поверх левой портянки.
— Быстрей! Из-за тебя всю ночь не спал. Хватит возиться.
Занемевшими пальцами кое-как замотала портянку на левую ногу, обвязала её тонкой полоской ткани, правую ногу втиснула в кроссовок, непроизвольно застонав от боли. Нога отекла, стопа была поранена. Кирилл толкнул меня в плечо. Что ж вы все такие звери…
— Живее!
Поднялась и, хромая на обе ноги, двинулась за Кириллом. Овчарку он спустил с поводка, она обнюхивала кусты, метила их, облаяла пару деревьев с белками, в одном месте принялась что-то ожесточённо рыть. Кирилл покрикивал на пса, не давая тому далеко удаляться. Рогожка на левой ноге размоталась, и волочилась по земле. Остановиться и подвязать её, у меня не было ни сил, не желания. Голова кружилась, иногда я опиралась на деревья, замирая на пару секунд, переводя дух. Раньше я не знала такой дикой слабости, от которой тянуло рухнуть в ближайшие кусты.
Кирилл, оглянувшись, что-то сказал. Его слова проплыли мимо сознания, а потом как сквозь мутную пелену дошло, что скоро начнётся дождь и надо торопиться. Каждый шаг отдавался глухой болью.
Странно, что я так далеко убежала. Мы, кажется, брели по лесу целую вечность. Когда достигли ворот лагеря, начался дождь. Он заплакал вместо меня, тёк по щекам, скатывался по подбородку, собирался в уголках глаз, намочил волосы, спину и штаны. Нас ждали, Кирилл по рации уже сообщил о нашем приближении. Он взял пса на поводок, мы прошли через КПП с незнакомым охранником и очутились на территории ненавистного лагеря. Кирилл грубо прошипел в спину.
— Поворачивай к медчасти.
Теперь он шёл позади, конвоировал меня как положено.
— Портянку подтяни и капюшон накинь.
И что-то добавил неразборчивое. Матерился, наверное.
На левой ноге, действительно, рогожка почти полностью размоталась, но я не могла наклониться и закрутить её. Пускай хоть свалиться, медпункт рядом, а в общежитии у меня есть запасная пара обуви. Похромала вперёд, пропустив мимо ушей, гневное ворчание Кирилла. На виду всей колонии он ведь не ударит? Вялые мысли в голове, в глазах размытая площадь и столовая. Ещё рано, столовая закрыта и любопытных женщин нет, меня никто не увидит. А если бы увидели? Раньше я бы страдала, ловила каждый косой взгляд и перешёптывания за спиной. Здесь и сейчас у меня выключились все эмоции.
На крыльцо вышел доктор, я, кажется, стала частой гостье в его владениях. Можно сказать, нынешняя фаворитка. Мы подошли к Виктору.
— Забирай, — коротко бросил Кирилл, развернулся и пошёл к калитке, разделяющей наши территории.
Док с красными глазами (не выспался бедняга) уже издалека рассмотрел мои ноги.
— Разувайся здесь. В кабинет грязь не тащи.
Я посмотрела на его почти мальчишеское лицо в мелких чуть заметных веснушках на носу и щеках. Наверное, немного старше меня или мой ровесник. Скрытый садист, который приехал в колонию воплощать в жизнь свою бессознательную программу. Такую инфу особенно про хирургов и стоматологов выдал на лекции преподаватель психологии, а в заключении сказал, что за спиной каждого хорошего специалиста приличное кладбище. Его откровения тогда меня сильно покоробили, но сейчас, глядя на Виктора, подумала, преподаватель был прав.
— В коридоре таз с водой и чистая тряпка на полу. Помоешь ноги и проходи в кабинет.
Покачнувшись, я села на ступеньку, сняла кроссовок, раскрутила рогожку, обнаружив на ней масляные пятна, сняла подранные носки, скомкала тряпьё в грязный ком и положила сбоку крыльца. Осторожно ступая голыми ступнями по деревянным ступеням, сбитым из рассохшихся досок, порадовалась, что под ногами тёплое дерево, а не мёртвый бетон. Поднялась к двери и вошла внутрь.
В тазике с тёплой водой обмыла грязные ноги, потопталась на тряпке, вытирая подошвы. Сойдёт. Вошла в кабинет и села на стул без приглашения.
— Ступни покажи.
Меня слегка качало, слабость и безразличие стали моим защитным куполом, под который мало, что проникало. Док, кажется, слегка психанул. Как он очутился рядом, я даже не заметила. Присел на корточки, поднял одну ногу, вторую.
— Сейчас обработаю…хлоргексдином.
Последнее слово произнёс ядовито, с нажимом, специально для меня.
— Пластырь не нужен, без него быстрей заживёт.
Кинул взгляд ниже пояса.
— У тебя месячные?
Спросил спокойно, как истинный доктор. Прикрыла глаза. Виктор понял, что я куда-то улетела…
— Майя, я с тобой говорю! — повысил голос.
— Нет.
Раздражённый тон дока меня не пугал, а причёска раздражала. Видела я таких парней, над каждой волосинкой трясутся, а потом бац… — залысины, и бегом волосы трансплантировать.
Шаги дока в сторону медицинского стола. Шуршание. Снова ко мне.
— Иди на кушетку. Здесь неудобно.
Меня покачивало. Если лягу на кушетку, потом не встану.
— Ладно.
Док за лодыжку поднял одну ногу, протёр ступню ватным диском. Защипало, я дёрнулась. Обработал вторую.
— До свадьбы заживёт
Снова отошёл. К Виктору я испытывала скорее дружеские чувства. С ним я могла бы учиться на одном потоке, пить сидр в общей компании, ныть друг другу про надоевшую учёбу, обсуждать преподов и умничать на медицинские темы.
— До вечера побудешь в стационаре.
Видя моё нерабочее состояние, док подхватил меня под мышки, встряхнул и поставил на ноги.
— Скоро завтрак принесут, — подтолкнул меня к двери. — Чего шатаешься? Голова кружиться?
Риторический вопрос остался без ответа.