Поэтому, если есть возможность оставить вашего помощника в неведении, лучше оставить.
Капитан атомохода сделал маленькую паузу, давая время гостю осмыслить услышанное.
К удивлению тот не выказал никакого волнения и даже кинул вполне понимающий взгляд, мол: 'продолжайте, я и сам вижу, что с вами что-то не так'.
— Кстати, — продолжил Чертов, — однозначно следует взять у всех членов экипажа вашей шхуны подписку о неразглашении. Не знаю, существуют ли сейчас подобные формы…
— Поручительство о сохранении тайны, — помог офицер императорского флота.
— Как-то так…, - кивнул капитан, — чтобы ни словом не обмолвились о существовании ледокола под названием 'Ямал'.
А вы… Коль вы теперь по случаю и необходимости оказались замешаны в этом деле, то через вас в первую очередь…, вашей помощью и советом будем решать, как нам донести важные вести, наши технические новшества до самого верха, минуя ненужных посредников, лишних 'ушей' и не дай бог иностранных агентов.
— Извините, — кашлянул Престин, — вы, как я понял, такой долгой прелюдией готовите меня к чему-то…, кхм…, страшному. Но что вы имеете в виду под 'посредниками'? У меня есть прямое начальство по морскому ведомству, которому я обязан доложиться. Единственное…, ныне я имею позволение непосредственно известить главу Архангельской губернии. Это на сегодня мой самый большой 'верх'.
Не берусь судить на какой верфи построен сей мощный ледоход, но явно не в России. В таком случае непонятны ваши опасения по поводу иностранных разведок. Возможно ли сохранить в тайне подобный проект?
Что касается моего старшего помощника, то это достойный человек на которого я могу положиться во всём. А слухи о вашем появлении уже гуляют по Архангельску и всему побережью Мурмана. Правда, всего лишь слухи.
Признаюсь, у меня к вам накопилась масса вопросов. Почему у ледохода под американским флагом самоедское название 'Ямал'. Откуда вы такие — русскоговорящие? И ещё, но…, но я право теряюсь…
— Ну, что ж. Пришло время удивлять. Мы не просто русскоговорящие, мы русские. В большом смысле этого слова, несмотря на наличие в экипаже и бурята и татарина. И ледокол построен на русской земле. И несёт в себе столько технических совершенствий, что знай о них разведки других стран, их правители предпочли бы уничтожить судно, вместе с командой, нежели оно досталось кому-то иному.
Поэтому нельзя допустить, чтобы о нас пронюхали на 'западе'. Да и на 'востоке' тоже.
Война с Японией закончилась? Какой сейчас год, месяц?
Последние вопросы Чертов задал совершенной неожиданно, без перехода, что Престин не задумываясь машинально ответил:
— Одна тысяча девятьсот четвёртый, второе мая. Что-о-о?! Изволите шутить-с?
Неподслушанный разговор.
— Видал шхуну-паровичка? Какой чух-чух музейный… Мне, когда передали, что именно выдал наш 'старик' на совещании после Земли Франца, честно говоря, думал у него крыша поехала.
— Слухи и до этого ползли по ярусам — типа, что мы оказались в прошлом… Вот тебе и свидетельство.
— И чего думаешь?
— А то! Чё нам этот ледокол. Я так понял наш Чёрт решил с Россией оставаться. А скоро революция. Гражданская война. Можно и под раздачу попасть. И дальше — Первая мировая, Вторая. Не будет покою и тепла в Европе. В Штаты подаваться надо.
С нашими знаниями можно несказанно разбогатеть и жить вполне припеваючи.
— Конкретней. Какие знания? Политика? Предупредить Франца Фердинанда о Гавриле Принципе? Да нас раньше за яйца подвесят с такими заявочками… Да и не поверят.
— Я о технике. Типа изобретение какое-нибудь запатентовать.
— Чтобы подать патентную заявку тоже нужны деньги. И как вообще жить до того момента пока раскрутимся? Начальный капитал однозначно нужен.
— Стянем чего-нибудь с судна. Продадим задорого. Представь за сколько ноут уйдёт.
— Ты дебил? Это технология из-за которой нас, попади она в руки спецслужб, прикроют и не моргнут. А повторить её мы не сможем. Надо что-то попроще.
— Ну, да. Маху дал. Надо подумать.
— Вот и подумай. Старпом уже суету развёл. Библиотеку пересматривают. Надо подмазаться под это дело. Выудить себе рыбку лакомую.
А вообще, чего тут думать. Мелочь на продажу наскребём — на хлеб-соль. А патентовать надо что-то попроще, что мы сами осилим, скопируем. Да чего там далеко ходить — ща всё клепают, сварка только в экспериментах, если не ошибаюсь. Я на сварщика когда-то бурсу на три с плюсом отходил, и поработать пришлось немало. Тема известна от и до! У нас в цеху даже есть вполне компактный аппарат — упрём его и в катер. Главное время и место подгадать, чтобы до Норвегии хватило.
— Бля-я-я… Хватятся, на вертоле догонят. Ещё и посекут с 'калашей'. Чёрт наш не простит ни за что. И морпех этот пассажиром — крутой парень.
— А мы спешить не будем. Рассчитаем, посчитаем, подготовимся, выгадаем момент, вертол стреножим и тогда…
* * *
— Сто десять лет!? — Константин Иванович Престин только покачал головой, стараясь не смотреть на собеседника, посчитав, что тот немного не в себе, — ваш корабль способен проходить не только через льды, но и через время?
— Это было какое-то природное явление, феномен — вдруг всё заволокло белым свечением, экипаж потерял сознание, судно шло неуправляемым! А когда мы очнулись, через несколько часов выяснили, что уже здесь. В девятисотых.
Капитан ледокола вовсе не пытался что-то доказывать и убеждать — говорил с такой печалью и задумчивостью, что почему-то хотелось ему верить.
При упоминании о 'белом свечении' вежливая улыбка Престина похолодела и моментально сползла с лица. Он немедленно вспомнил уже наблюдаемую им ранее аномалию, пришибленную команду норвежской шхуны и уходящий во льды красный силуэт.
Рука непроизвольно дёрнулась перекреститься. В благоговении. Потому что сотворить подобное под силу только богу или дьяволу, а белый свет всегда ассоциировался с божественным проявлением.
И пусть Константин Иванович ещё не принял это поразительное физическое явление на веру, оно ещё не уложилось в голове, но он уже пробовал его на вкус своего разума, теперь иначе оценивая этот потрясающий ледокол, его тоннаж и мощь силовых установок. По-другому смотря на непривычную обстановку и предметы непонятного назначения.
— Сто десять лет! — Повторил он чуть тише, но казалось что эти 'сто десять' теперь обрели весомость всех тех десятков лет, ещё не прожитых, но уже как бы случившихся, — сто десять лет смены дня и ночи, закатов и рассветов…
Вдруг нестерпимо захотелось расспросить, расспросить: 'а что же будет, как дальше жить-то будем?'…, и о себе захотелось…, но тут же устыдился собственной гордыни:
'да кто я таков, чтобы обо мне помнили потомки!'.
Воображение прыгнуло амплитудой и снова упало в скепсис. Взяв себя в руки, отогнав волнующее наваждение и свою наивность, Константин Иванович как можно строже заявил, покачав головой:
— Мне трудно принять ваши слова на веру. Крайне трудно. Извольте…
— Да, етит твою! Иные вопросы без бутылки крепкого не разрулить и не понять! Мне проще показать, чем сказать, чтобы вы поверили, — Чертов залпом выплеснул позабытый и остывший кофе. Отыскал взглядом буфетчика, который подав напитки и булочки 'спрятался на стрёме' за стойкой раздачи, сделав ему знак, указал на телевизор, — поставь чего-нибудь.
Висящий на стене здоровенный ЖК-экран был подсоединён к общесудовой телевизионной системе. Параллельно имел соединение с DVD-проигрывателем. С ним-то и стал возиться буфетчик, вогнав диск в приёмник, перебирая пульты, выводил содержимое на обозрение.
— Понятие синематограф вам естественно знакомо…
Престин не ответил, уже глядя на засветившийся экран, на быструю смену цветных букв и обозначений. Потом пошёл видеоролик.
Случайно ли! И откуда он взялся, но диск был пропагандистским фильмом о проходе эскадры Северного флота России арктическим морским путём. 'Ямал' тогда тоже участвовал в проводке кораблей ВМФ через льды.
У Престина в буквальном смысле слова отвисла челюсть. Он даже не слышал, как вернулся мичман и его сопровождающий.
Чертов принял доклад у начальника службы безопасности 'где и как разместили матросов с шхуны'. Мичман же, позабыв всё на свете, оторопел с открытом ртом, уставившись в открывшееся окно телевизора — в другую, невообразимую реальность.
А на экране, под бравые комментарии ведущего, сменялись кадры: узнаваемая красная надстройка ледокола с акульей улыбкой, очерченные серыми обводами боевые корабли, бредущие кильватерным караваном среди ледяного крошева. Рисующий штрих-пунктир пути из Баренца до моря Лаптевых. Винтокрылая тушка 'Ка-27', зависшая над палубой.
А затем флагманский крейсер феерически стал долбить ракетами, бомбомётами и артустановками, и кто-то из гостей невольно охнул в восхищении.