А капитан 'Ямала' продолжал бередить свои ассоциативные образы:
— Потому что Арктика сама по себе…, как экскурсия — путешествие в прошлое!
Здесь нет бактерий, поэтому не разлагается дерево. Лёд и мороз — прекраснейшие хранители.
И нередко можно найти что-нибудь такое-эдакое…, выстёгивающее нервы, вмерзшее во льды и снегб за ебеню сотню лет назад, но как будто вчера! Целёхонькое. Почти.
Ильич, упокой его, в мавзолее позавидует! Вот как!
И если помереть (а придётся), то сгинуть бы здесь — во льдах, поближе к полюсу.
И если твои бренные останки не найдёт оголодавший мишка или человеки, пролежишь не одну сотню лет. Хэх! Сохранишься, словно тело астронавта в вакууме космоса в скафандре…, среди астероидов или на пыльных лунных тропинках. Романтика!
И не надо скептически улыбаться, молодой человек!
Посмотрите на эту базальтовую громадину, торчащую посреди льда и снега. Это ж…, совершенно фантастический пейзаж, словно другая планета…, как холодный вечный космос, где время замерло между 'вчера' и 'сегодня', посреди 'давно' и 'ныне', сохраняя часы, минуты на десятки, а то и сотни лет.
Ветер сносил слова в сторону, востря уши некоторых членов экипажа. Увидев, что опять набрал аудиторию, кэп прервался:
— Но…, долой лирику. Что это у вас?
В руке лейтенант всё ещё сжимал обрывок плотной бумаги (на вид и ощупь), который подобрал в хижине, поддавшись общему порыву, что-нибудь отыскать.
— Да, вот…, нашёл.
— Обёртка от пеммикана. Практичная еда для полярника. В самом ходу в девятнадцатом веке и до первой половины двадцатого, — повертев руке желтоватый лоскут, Чертов встретился с понимающим взглядом с Шабанова, — что у тебя на борту?
— Из жратвы — НЗ. Ещё сухарики какие-то молодёжные — Осечкин трескает постоянно, оттого с запасом. И сухой спирт, как топливо.
— Тащи всё. Оставим здесь. И двигаем обратно. Всё что могли, мы уже увидели. По уму — сделать рейс на Нортбрук, но…, покумекать надо.
— А если там сейчас кто-то загибается?
— Кто? Я всё понимаю…, конечно, не конвенция открытого моря, но коль у нас есть возможность помочь, надо бы… Вопрос — кому? У нас нет точной сегодняшней даты. И даже охватывая весьма большой период — с 1897 по 1913 год…, сейчас припомню…
В 1899 году — итальянцы. Где их там искать за островом Рудольфа…? И сколько на это уйдёт времени?
В 1901 — экспедиция Болдуина. Та же хрень.
Лето девятисот первого — ледокол 'Ермак' во главе с Макаровым. Всё пройдёт благополучно.
С тысяча девятьсот третьего по пятый — зимовка Фиалы.
Несомненно, если мы сгоняем на Нортбрук и на мысе Флора отыщем российский флаг, установленный парнями с 'Ермака' — привязка ко времени сузится. Но есть ещё один фактор, который я пока и не обдумал толком!
— Судя по фамилиям — все эти экспедиции, кроме 'Ермака', будут иностранными? — Влез внимательно слушавший лейтенант и, получив утвердительный кивок, решительно заявил, — в таком случае считаю, что нам не следует показывать свою технику и возможности представителям иностранных государств.
— Ну, вот и наш морпех пришёл к тем же умозаключениям.
— Я просто делаю маленькое упреждение, — пожал плечами офицер, тем самым давая понять, что до конца не принял версию капитана о попадании в прошлое.
С пилотским пайком НЗ, как и с сухариками в хрустящей упаковке немного пришлось повозиться — из-за этой самой упаковки, на которой были нанесены футуристические надписи, включая даты изготовления. В конце концов, просто распотрошили содержимое, рассовав в безликий целлофан, уложив в найденные в хижине ёмкости.
В отличии от Земли Александры, где сняли короткое обзорное видео с высоты, на Белле ещё изрядно пощёлкали камерами — был объект и предметы.
— А то, как вернёмся на 'Ямал' я и сам перестану верить в увиденное, — резонно заметил кэп.
Аккуратно собрали все памятные артефакты, понимая историческую ценность этих документов и записок.
Вход в зимовье тщательно заколотили, огляделись вокруг, оглянулись перед посадкой на домик — человеческий островок на островке, свидетельство людского посещения и пристанища.
Засвистели, побежали по кругу, завращались…, задрожал, отрываясь от земли — 'Миль' медленно, с припущенным хвостом прошёл полукруг над клочком суши. Уже с высоты пилот указал:
— Гляди, а мишка нас провожает, только что лапой не машет.
Хозяин тутошних северных пустынь стоял на каменистой россыпи. Поднятая кверху голова зверя поворачивалась вслед удаляющейся машине.
* * *
А по прибытию перво-наперво — на камбуз, в столовку.
Капитан намеренно не стал ни просить, ни приказывать, чтобы до поры помалкивали о результатах и выводах разведки на архипелаге. И сам пока не делал никаких заявлений.
И разговорчики среди экипажа естественно поползли.
'Пусть привыкнут, обдумают, пересудачат…'.
И только после запоздалого обеда (и ещё полчаса на 'пока оно уляжется') объявил сбор в кают-компании для начальников служб судна.
Расселись по креслам. Пообсуждали, точнее поспорили, но без азарта, с заметно гнетущим настроением.
Многие вообще отмолчались, думая о своём и видимо о личном. В воздухе витало скользкое слово 'неопределённость'.
Прокрутили фильм, снятый с 'вертушки' и затем в зимнике Ли-Смита — впечатления не произвёл. Старые бумаги разошлись по рукам, но люди продолжали проявлять скепсис. Чертов и сам прочувствовал, что на месте в живую всё смотрелось более реально. Да и здравый смысл продолжал вопить: 'этого не может быть!'. Человеческая психика упрямо цеплялась за стереотипы.
В чём полностью поддержали капитана, так это в решении идти к материку, к цивилизации. И нецелесообразности посылать на повторную разведку вертолёт, найдя даже применимый к нетривиальной версии аргумент: 'если мы оказались в прошлом, где нет никакой современной ремонтно-производственной базы, следует беречь ресурс сложной авиационной техники.
Да штурман пробурчал что-то про 'пару нормальных, да ясных ночей со звёздами — я бы поколдовал с обсервацией и приблизительной датой наверняка'.
Командир морпехов опять заикнулся об организации штаба и привлечения его подразделения к обеспечению безопасности.
В этот раз Чертов отнёсся к предложению военного не столь критически. Однако по-прежнему положительный ответ давать не спешил.
— Что ж, — подвёл черту совещанию, — пока будем плясать от имеющегося.
'Ямал' снялся с ледовых якорей, заворочался, получив пинок от винтов, потеснил льды, совершая движение и разворот на месте. Пополз по недавнему следу, затянувшемуся индиговой коркой посреди слепящего белым пространства.
* * *
Из припая выбрались в 19:00, если судить по хронометру. Солнце приспустилось, наливаясь красным.
Впереди простиралась открытая вода. За ней, где-то ещё не в пределах видимости, уже раз пройденные неприятные льды. Прикинули в штурманской направление и скорость их дрейфа. Течения с Карского моря и устойчивый 'норд' влекли дрейфующее поле к югу, юго-западу.
— Нам попался видимо отколовшийся бродяга-пак — спустившийся отрог океанического ледяного массива, обросший годовалым льдом местного происхождения, — сделал самое простое предположение капитан, — не понравился он мне. Рассчитайте маршрут, курс, время…, сам поведу.
Наведавшись в радиорубку, Андрей Анатольевич уселся и немного погонял шкалу, но не было даже словленной ранее морзянки. А поскольку записи перехваченных сигналов не велось, то и дежуривший на тот момент радист уже сомневался:
— Теперь уж и не знаю…, может это такие отголоски грозовых помех были…
Капитан покосился на блоки и терминалы глобальных систем, но там много не покрутишь, не подстроишь — просто светятся 'контрольки' отсутствия доступных спутников. Вот и весь сказ.
По пути к себе в каюту его перехватил Волков — старший лейтенант был настойчив и хотел обговорить какие-то вопросы с капитаном лично.
Не хотелось — устал, но согласился, надеясь, что недолго:
— Пройдёмте в мою каюту…, там.
Спустились палубой ниже. У двери каюты, Чертов попросил обождать, ненадолго скрылся у себя, потом вышел (видимо переодевшись) и предложил пройти в рабочий офис — соседняя дверь.
— Давайте, — натружено усевшись за стол, предложил хозяин кабинета, — выкладывайте. Вы всё по поводу ввода ваших парней в действие?
— И про это тоже…
— Эк, вы военные, так и норовите построить, возглавить да покомандовать! Да вы присядьте…
— Я просто хочу сказать, что всецело стою на вашей стороне. И несомненно признаю ваше командное право на корабле…
— На судне, — рассеяно поправил кэп.