То есть гипотеза о водном этапе эволюции прачеловека выглядит достаточно привлекательной. Но эта гипотеза является лишь дополняющей, объясняющей отдельные морфологические и физиологические изменения в биологической стороне антропогенеза. И никак, на первый взгляд, не помогает в вопросе социальной эволюции. Наоборот, переход к изготовлению каменных орудий, и тем более – к освоению огня, в водной среде намного более затруднен, если возможен в принципе.
Может быть, в таком случае, переход к водному образу жизни произошел задолго до Происшествия? То есть Артефакт был приобретен уже в водной среде или после выхода из нее? Аргументом против этого, как и главным возражением против гипотезы Морриса является преимущественно сухопутный процесс эволюции человека и его орудий. Между тем, если бы начальный фактор антропогенеза был связан с пребыванием в водной среде, то логично было бы ожидать дальнейшей эволюции преимущественно в прибрежной зоне. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что практически все социально-экономическое развитие цивилизации, так или иначе, связано с активным освоением речных и морских побережий. Первые цивилизации возникли на болотистых островах в дельтах Нила и Тигра-Евфрата. Античная культура возросла на островах и берегах Эгейского моря. Римская империя объединила все побережье Средиземноморья. Русская цивилизация возникла на речных путях «из варяг в греки».
Самые ранние мифы и сказки, отражающие доисторическое социальное развитие, практически хором повествуют нам о живущих на островах или непосредственно в воде сиренах, наядах, русалках, «царевнах-лягушках», а также племенах амазонок. То есть речь всегда идет о том, что водный или изолированный образ жизни присущ некоторой маргинальной и противостоящей обычным людям и племенам части человеческого рода. Это уже ближе к компромиссному решению парадокса признаков водной эволюции.
Чтобы довести исследование «водного фактора» до логического завершения, зададим всего один вопрос: Почему «водяной прачеловек» был ВЫНУЖДЕН постоянно вести водный образ жизни? Это вопрос нас вынуждает задать присущий любым биологическим системам общий принцип гомеостаза. Или говоря проще, стремление любой живой системы к экономии жизненной энергии.
Водная гипотеза достаточно легко объясняет тренировку и наращивание мышечной массы, необходимой для поддержания скелета в вертикальном положении, с последующим переходом к доминированию на суше. Однако, это такой же вторичный фактор, как и «трудовой инстинкт». Потому что нет объяснения самому факту постоянного пребывания наших «русалок» в воде. Исходя из принципа гомеостаза для поисков дополнительного пропитания в прибрежных водах, первобытному человеку или его животному предку вовсе не было необходимости затрачивать излишнюю энергию. С эргономической точки зрения проще обитать на берегу, изредка ныряя в воду. То есть, признав вторичный «водный фактор», нам нужно идти глубже и найти некий иной фактор, заставивший стаю прачеловеков или часть стаи постоянно находиться в воде. Этот фактор принудил «царевну-лягушку» заняться еще и первобытными физкультурой и спортом, а не только первобытным трудом.
Кроме того, нужно учесть, что тропические водоемы и мангровые заросли – это привычное и весьма массовое место обитания самых разнообразных змей. А змеи для всех приматов в обычных, лесных условиях – источник самого дикого страха и стресса. То есть, должен был существовать еще более сильный фактор, заставивший прачеловека преодолеть животный, инстинктивный страх перед змеями. Легенды о русалках, сиренах, а также сказки о царевнах-лягушках подсказывают нам, что таким первичным фактором, загнавшим часть сообщества в воду, могло быть то самое «неполное разделение» первобытной стаи на две неравных части – основную и маргинальную. Для такой ситуации необходим, разумеется, высокий уровень напряженности во взаимоотношениях двух частей одного сообщества – смертельный страх основного сообщества и жестокая дерзость маргинальной части, что отражено в легендах и мифах о сиренах, нимфах и русалках.
Однако эта высокая психологическая напряженность не могла быть изначальной. В самом начале первичное социальное разделение первобытной стаи на основу и маргинальную часть не должно было быть остроконфликтным. Иначе маргинальное сообщество не смогло бы постепенно эволюционировать до силы, внушающей страх основной стае. А вот обеспечить такую эволюцию до статуса маргинальной силы вполне могло совершенствование орудий, правда, не столько как орудий «труда», а скорее как орудий убийства. Таким образом, водная гипотеза рассказывает нам уже не о вторичном, а о третичном факторе социально-биологической эволюции прачеловека. И указывает нам все то же направление в поисках первичного Фактора Икс.
Уточненная нами «водная» гипотеза на основе «неполного разделения» первобытных сообществ на «сухопутную» и «земноводную» части позволяет нам объяснить и некоторые другие феномены в эволюции прачеловека. Например, до недавнего времени считалось, что современный или кроманьонский человек появился после вымирания предыдущей стадии эволюции – неандертальского человека. Затем, неандертальцы были признаны отдельной тупиковой ветвью, то есть братьями, а не предками кроманьонцев. И лишь недавно было установлено, что неандертальцы и кроманьонцы сосуществовали на юге Европы на протяжении многих тысяч лет. Разумеется, это лишь гипотеза, но не было ли такое параллельное сосуществование следствием «неполного разделения» между эволюционирующими рядом, но раздельно сухопутными и «водными», мохнатыми и голыми прачеловеками?
Д.Моррис в своей небольшой, но очень емкой книге коснулся еще одного феномена биологической эволюции человека – неотении и дополняющей ее неофилии. Неотения – это проявление в физиологическом развитии взрослой особи признаков, присущих ребенку или даже признаков, в обычном физиологическом развитии проявляющихся лишь на стадии эмбрионального развития. Неофилия – соответствующий психологический феномен предпочтения носителей неотении.
Если мы вспомним, что растущий эмбрион повторяет эволюцию биологического вида, то такая неотения может быть возвращением к признакам прежних этапов эволюции. Речь идет о системной мутации, которая может оказаться полезной при изменении экологических условий. Непосредственной причиной, спусковым механизмом любых мутаций является мощный стресс, вызванный неблагоприятной экологией. В числе таких мутагенных стрессов не последнее место занимает социальная изоляция. Примером неотении, в частности, может быть редкое оволосение тела взрослой особи, характерное лишь для младенцев этого волосатого вида.