Рассмотрим теперь конкретные научные гипотезы о факторах антропогенеза (видообразования homo sapiens и промежуточных видов рода homo). Одна из самых популярных гипотез в России и бывших советских республиках, благодаря школьным курсам истории и анатомии – марксистская теория о ключевой роли труда в формировании организма человека.
Действительно, сравнительная морфология верхних конечностей современного человека и его ископаемых предков явно указывает на системную эволюцию этого органа, постепенное приспособление именно для постоянной работы с все более сложными инструментами. Палеонтологические находки антропологов, как правило, сопровождаются первичными археологическими источниками – все более искусно обработанными орудиями. Так что существование взаимосвязи между процессами первобытного «труда» (обработки орудий) и системной эволюции организма первобытного человека можно считать доказанным. Но является ли в данном случае сам «труд» фактором развития, или все же следствием действия иного, более сильного фактора?
Во-первых, основоположники марксизма явно были идеологически ангажированы, утверждая труд в качестве первичного фактора антропогенеза. Ведь им очень нужно было обосновать приоритет труда в экономической и политической системе капитализма. Во-вторых, никто из марксистов так и не объяснил, с какого перепуга человекообразная обезьяна вдруг начала трудиться, чтобы добровольно превратиться в человека. То есть происхождение человека обосновывается действием фактора, признака, который присущ только самому человеку. Очень похоже на историю с бароном Мюнхгаузеном, который сам себя вытащил из болота за волосы, да еще с конем. Нет, все же недаром знаменитый барон и основоположники марксизма были земляками!
Конечно, адвокаты догматического марксизма могут указать на тот факт, что все прочие приматы уже умеют использовать готовые орудия. То есть, как бы уже умеют немного «трудиться». Но такой контраргумент и вовсе перечеркивает идею фактора «труда», поскольку биологами, очень внимательно изучающими приматов, так и не было отмечено случаев добровольного и даже вынужденного перехода приматов от простого использования примитивных инструментов к их целенаправленному изготовлению или совершенствованию. Таким образом, первобытный «труд» никак не может рассматриваться в качестве первичного фактора, но только в качестве благоприобретенного стереотипа поведения, как вторичный фактор, действительно повлиявший на системную эволюцию человеческого организма.
Что же из этого следует, если «труд» не является первичным фактором? Может быть, мы на ложном пути? Нет, вовсе наоборот. Ведь если действительно существует вторичный фактор антропогенеза, резко отличающий все промежуточные и современный виды homo от всех человекообразных приматов, значит должен быть и некий первичный фактор. Что-то, что заставило самого первого прачеловека не просто взять в руки первый магический инструмент – Артефакт, но и начать его постоянную обработку. Постоянную – в нашем случае означает передаваемую из поколения в поколение, а с учетом жестокого давления природной среды на пралюдей – возобновляемую во всякое время, свободное от сна, поиска пищи и защиты от врагов. То есть речь идет о новом стереотипе поведения, имеющем силу инстинкта. Значит, и первичный фактор, вызванный Странным Происшествием, должен иметь «магическую» силу, прерывающую обычный замкнутый круг биологических инстинктов. Таким образом, критический разбор первой гипотезы о факторе «труда» только убеждает нас в необходимости вести поиски дальше вглубь доисторического времени.
Вторая, тоже весьма популярная в последние годы и довольно остроумная гипотеза антропогенеза связана, как раз, с экологическими обстоятельствами. Американский зоолог Десмонд Моррис опубликовал в 1967 году книгу «Голая обезьяна», где привел большое число доводов в пользу предположения о том, что эволюция предков современного человека на каком-то этапе должна была происходить в водной среде. Например, даже редкие волоски на спине человека имеют направление, соответствующее обтекающему потоку воды при плавании.
Во всяком случае, другие виды животных в ходе эволюции лишались растительности на теле при переходе в водную среду обитания. В то время как подавляющее большинство сухопутных видов животных в естественных условиях сохранили шерстяной покров. Кроме того, именно эволюция прачеловека в водной среде могла существенно облегчить и объяснить переход к прямоходящей осанке (точнее – к прямоплавающей). И еще прачеловек вырабатывает альтернативную меху тепловую защиту – в виде солидной жировой прослойки, как и у водных животных – тюленей и китов.
Однако, судя по сохранению густых волос на голове и способности возвращаться на сушу, прачеловек был животным прибрежным, то есть земноводным как «царевна-лягушка». При возвращении к сухопутному образу жизни, потеря шерсти обернулась благоприятной возможностью использовать всю поверхность голого тела для охлаждения через потоотделение. Что в свою очередь, позволило более интенсивно передвигаться на суше, а значит охотиться на быстрых животных и успешнее конкурировать с мохнатыми родственниками. Тем более что повседневные тренировки в водной среде должны были повысить выносливость и мышечную силу.
В своей книге Д.Моррис также подробно останавливается на отличиях в сексуальном поведении между человеком и другими приматами, что также будет нам интересно на следующих этапах расследования. Мы, со своей стороны, можем дополнить и подкрепить зоологическую, точнее зооморфологическую аргументацию Д.Морриса следующими рассуждениями экологического порядка:
Как мы вывели из общих принципов видообразования, одним из главных факторов начала антропогенеза должен был быть экологический кризис для популяции приматов. Одним из стандартных следствий экологического кризиса является вытеснение всей или части популяции в соседние экологические ниши. Хорошо известно, что для обитающих в тропическом лесу приматов главной пищей являются плоды и побеги разнообразных растений, а также насекомые. В случае вытеснения части популяции из тропического леса, наиболее близкой по структуре пищевых цепочек экологической нишей являются, как раз, мелководные участки водоемов с мангровыми зарослями. Здесь также есть в достатке разнообразные растения, а насекомых заменяют моллюски. При этом баланс диеты водоплавающего прачеловека смещается в сторону белковой, но при этом достаточно легкой пищи. То есть обеспечивается необходимое для быстрого плавания наращивание мышечной ткани и жировой прослойки, а водный этап эволюции становится необходимым этапом для последующего перехода к смешанной растительно-рыбной, а затем и к растительно-мясной диете.