дикой планете нет ни спасителей, ни оружия – она будто только родилась. Она свободна. И здесь можно хорошо зажить.
«Мы исполним долг иначе, – сказал сын одного из царей захваченных далей, – мы возродим наше величие. И, может, когда-нибудь мы найдем к нашим братьям иной путь. А если нет… разве лучше будет, если не спасется никто вообще?»
С этим все согласились. Все, кроме одного. У этого одного, чьего имени не осталось, была там, на порабощенной планете, жена, и во что бы то ни стало он хотел вернуться к ней. Вот только никто его не слушал.
Предки эти верили еще не в Хийаро. Молитвы они возносили Синей Лебедице, Богоматери, сотворившей вселенную из яйца. Богоматерь любила детей своих, а лучших даже награждала сиянием – настоящим ореолом вокруг головы и тела… но одного она никому никогда не прощала, за одно жестоко наказывала. Неверность.
Лебедица явилась к беглецам в попытках образумить их и напомнить, зачем им даровано спасение. Но измученные люди стали швырять в Нее камни. Только один – тот самый – закрыл Богоматерь собой. Камни полетели и в него. Видя, что его вот-вот забьют насмерть, Лебедица велела: «Отступись. С вами все решено». Он не пожелал, и тогда она показала ему видение – как жену его убивают захватчики. И понял он, что такая судьба постигла семьи всех дерзнувших сбежать. Он упал замертво с разорвавшимся сердцем – и кольцо его, деревянное венчальное кольцо, вспыхнуло и почернело. У прочих в отряде тоже были кольца, дружеские, супружеские… но они остались целы, ведь эти люди от своих ближних отреклись.
Лебедица исчезла – и никогда больше не являлась. Беглецы постепенно заполонили планету, смешались с местным народом, забыли прошлое, точнее, стали стирать его как позорное пятно. Никто среди них больше не сиял. Никто не возносил Богоматери молитвы. И только обычай с кольцами остался, и кольца эти продолжают сгорать – потому что Лебедица по-прежнему покровительствует всем влюбленным, верным друзьям, связанным узами.
Говорят, это Она однажды наслала Полчища, не сумев удержать в себе черную материнскую обиду. Говорят, она же, испугавшись, упросила иного Бога, Милосердного Воителя Хийаро, снизойти к потомкам межзвездных беглецов-предателей. Говорят, Злато-Птица, которую Хийаро оставил людям, – тоже Лебедицино дитя и знамение того, что однажды они получат прощение. Кто знает… но не потому ли иные из них вновь начинают сиять?
Хельмо слушал задумчиво, с некоторым успокоением. Да, сердце его утихло, как утихало в детстве – когда о Звездном Замке и Синей Лебедице говорил дядя. Но вот Янгред закончил, пристально посмотрел на него, и в глазах прочиталось: «Думаешь, я тебя тут развлекаю? Понял, к чему клоню?» Хельмо, поскольку правда не понял, все же сказал:
– И правда… красиво ты говоришь. Спасибо.
Но Янгред даже не улыбнулся.
– О чем эта история, Хельмо, как тебе кажется?
Теперь он почувствовал себя на уроке по какому-нибудь там закону Божьему или истории. Поморщился, но ответил все же очевидное:
– О любви? Верности? Кольца и правда не только супруги носят. Друзья, братья…
– Она о том, – глухо возразил Янгред, – что иногда те, кого мы любим всем сердцем и на кого возлагаем все надежды, нас все же предают. И нужно быть готовым.
– Господи, нет! – Хельмо сел. Схватил опять кувшин, наполнил чаши. Надо же все настолько переврать! – Так. Пей сейчас же, пей. Или я тебя отсюда просто скину.
Удивительно, но спорить Янгред не стал. Послушно чокнулся с ним, выпил, даже налил себе еще. Хельмо сделал то же и глянул опять в небо. Оно успело налиться сумеречной синевой, вернулся с охоты сокол. В городе зажигались первые огни. Сосредоточенно, упрямо Хельмо вглядывался в них, считал, сбивался, снова считал. Пытался справиться с собой: его разрывало сразу несколько чувств. Грусть за дядю. Досада на судьбу. Тепло к Янгреду, так пытающемуся его бог знает от чего защитить. Непонимание: от чего, почему, не сошел ли он вообще с ума, бабка-то у него была странная. А вот страх… страха не было, ни тени.
– Ты признай самое простое, – снова заговорил Янгред. Злым его голос не был, но угрюмость оттуда не уходила. – Похож ваш царь на загнанного зверя, Хельмо. Может, потому видит во всех врагов, даже в близких. Разве нет?
Не поспоришь, как ни хотелось. Дядя здорово сдал за осаду, ему необходим был отдых – без забот. Но разве не все они в таком отдыхе нуждались? Хельмо снова посмотрел Янгреду в глаза и взял за плечо, коротко сжал пальцы на рубашке. Серой. Не острарской.
– Он устал и тревожится за сына. Скоро все наладится. Надо переждать.
Он сполз по крыше ниже и опять лег, а голову запрокинул. Синева манила.
– Так, может, переждем в походе?
Хельмо поморщился. Янгред все еще упрямился и вдобавок забывал о главном.
– Ты прости, – он помедлил, – но я все равно не готов брать огненных туда. Не раньше, чем вы получите ключи, больше никаких затянутых обязательств. Ваш бунт…
Он не стыдил намеренно, но догадывался: Янгред устыдится. То отступление с последнего рубежа лежало булыжником на его совести, сам признавался. Пользоваться этим не стоило, но как иначе, если закусил удила? Янгред дернул плечами и сухо напомнил:
– Деньги уплачены. Люди будут слушаться. Кто не будет – убью, хватит с меня.
– И все-таки. К тому же… – Хельмо опять повернул к нему голову, – я, повторюсь, доверяю дяде, но хватит ему медлить. А ну как перенесет сдачу долины, узнав, что ты собрался в поход? Хочешь этого?
Янгред досадливо возвел глаза к небу. Этот довод его вроде пронял.
– Не хочу. Братцы уже душу мне вымотали: когда, когда…
– Вот! – Хельмо перелег на живот и подпер руками подбородок, поставив на крышу локти. – Это первое дело, я и сам выдохну, ну а дальше… – он решил хоть в чем-то пойти на попятную или, по крайней мере, сделать вид, – дальше ладно уж, поговорим об Ольяне снова, а ну как я тоже заскучаю? – Не желая бурной радости, он поспешил повторить: – Но не раньше, чем через пару дней, слышишь? Нет. Послезавтра ты получишь ключи, а завтра…
– Что завтра? – отчеканил Янгред. Просветлевшее было лицо снова напряглось.
– Да ничего. – Хельмо отпил из чаши, делая вид, что не заметил этого. – Ты сам должен помнить, завтра у Тсино день рождения. Дядя устраивает пир, я должен там быть с боярами, воеводами, их супругами и детьми…
– А, – с облегчением ответил Янгред и уточнил: – Да. Что дарим?
Он улыбнулся: царевича успел, может, не полюбить, но зауважать, особенно когда услышал довольно странную историю о