Решив не нагнетать, Хельмо принужденно засмеялся, даже принял шутливо-обиженный вид и подтолкнул его в плечо.
– Так, перестань. Ты обижаешься, потому что он не вынес тебе ключи на парчовой подушке. Я понимаю. Зря он медлит…
Но Янгред с раздражением прервал его:
– Хайранг, между прочим, замечает похожее и волнуется. – Он начал даже подниматься. – Так что подумай-ка еще наедине с собой, а я пока прогулялся бы в саду и…
– Никуда ты не пойдешь! – Возмущенный Хельмо удержал его за рубашку. – Слышишь, огнейшество? Сядь сейчас же, мы не закончили! И мед не допили…
Янгред со вздохом подчинился, но глянул так, будто беседует с ним стена, и стену эту ему вдобавок ужасно жаль. Потер глаза, спросил безнадежно:
– Ну и что ты хочешь, раз ты все равно меня не слушаешь?..
– Слушаю, – возразил Хельмо, стараясь говорить поровнее. Как ни было обидно за дядю, ссориться не стоило. Он даже улыбнулся. – Я никого не слушаю, как тебя, но сейчас ты не прав. Что, думаешь, меня захотят убить, даже не царя? – Янгред на полном серьезе кивнул. – Ты с ума сошел! При дворе и так-то давно нет распрей, а тем более кому нужны воеводы?..
– А Грайно твой? – устало напомнил Янгред.
Хельмо вздохнул. Он понимал, что, если не донесет то, что думает, разговор будет повторяться, а то и выльется в придворную склоку. Надолго ли дяде хватит сил терпеть прикрываемую церемониалами, но все равно то и дело выпячивающуюся подозрительность Янгреда? И как после такого говорить о долгосрочной службе?
– Та распря как раз и была последней. – Хельмо постарался отогнать эти опасения. – И поверь, все помнят, к чему противостояние думных и ратных, и в частности то убийство, привело. А еще не забывай: Грайно заподозрили в подлости, из-за этого все так повернулось. Так что же тебя удивляет, что я стараюсь никого попусту не подозревать? Тем более дядю, которого люблю и с которым нам нечего делить. – Тут он хмыкнул, осененный новой мыслью. – И, знаешь, будь я тобой, я опасался бы скорее, что он придушит тебя, это ведь вам он должен ценную вещь. Так, может, это мне надо за вами приглядывать?
Но он не увидел и тени ответной улыбки, Янгред лишь кусал губы. Издав горестно-укоризненный стон, Хельмо навзничь повалился на крышу и закинул руки за голову.
– Зануда… дикий, как я не знаю кто!
Но на него поглядели сверху вниз, с прежней горечью.
– Как ты неосмотрителен, как доверчив, как…
– Янгред! – оборвал он.
– Да?.. – Может, в тоне поймали наконец предостережение.
– Пойми, он вырастил меня, – произнес Хельмо. – Дал все, что мог, даже больше, поверил в меня. А ты намекаешь, будто он теперь хочет меня извести. Хотел бы ты, чтобы тебе сказали так о наставнике, о бабушке, о Хайранге или…
– Это иное! – Но, говоря, Янгред отвел глаза. Хельмо вздохнул.
– А в чем различие? Я упорно не вижу. Мы доверяем любимым людям. Нет?..
Янгред покачал головой; лицо окаменело, но только на мгновение. Тут же уголки губ дрогнули в слабой – настоящей ли? – улыбке. Спорить он вдруг прекратил.
– Хельмо… – окликнул мягче, почти даже… робко? Что-то новенькое. Хельмо вяло передразнил его мимику: поднял бровь. – Знаешь… а ведь ты задолжал мне историю.
– Что? – Тут он потерялся совсем, а вот Янгред воодушевился, почти как когда говорил об Ольяне.
– Про мой замок, Хельмо.
– Твой что? – недоумевал он, пытаясь вспомнить, какой замок мог остаться у огнейшества. Но тот, усмехнувшись, уже пояснил:
– Ну, Звездный. В нашей долине.
– А-а! – вспомнил Хельмо, но насторожился. С чего вдруг такое? Идет на мировую, пытается увести разговор подальше, куда ни один теленок не добежит? Ну, пусть так. – Я…
– Да я ее знаю уже сам. – Янгред махнул рукой. – Кое-кто из наших услышал от ваших и мне передал. – Тон опять неуловимо поменялся. – Может… тебе напомнить?
– Ну я вообще ее тоже… – начал Хельмо, но осекся: Янгред подался ближе.
– А все-таки давай напомню, а? Тебе вроде бы нравится, как я рассказываю.
Правда, рассказчик из Янгреда был непревзойденный. И голос, и само то, как он все выстраивал, Хельмо завораживало – еще одна черта, роднящая с дядей. Вообще много их было, черт: нелюбовь к охоте, подозрительность, да еще это… И все же чудился в предложении некий подвох. Или вызов? С другой стороны, под вечер, за медом, все лучше пустого перемывания дядиных костей. Может, удастся наконец отвлечься.
– Ну давай, – пожал плечами он. – Она одна из самых загадочных для нашей страны. Мало кто в нее верит. Я сам, если честно, не совсем. Да еще язычество это…
– А я – да, пожалуй, – вздохнул Янгред. – В последнее время все больше.
И, устроившись рядом на прогретой черепице, он тихо заговорил.
Язычество, иначе не назовешь. Это были апокрифы, с ними боролись, переписывать их запрещали, но как появилась печать, снова зазвучали по уголкам Острары древние слова. А главное, кое-что их подтверждало. Ничего было с этим не сделать.
Некоторые просвещенные жители Империи и в древности не верили священному писанию. «Люди зародились из земли…». Разве возможно такое? Как? Прямо из грязи? А что же сейчас не зарождаются? Много было вопросов, а ответа – ни одного. Зато говорили, что Замок – не замок вовсе, а корабль с неба. И не Бога корабль, а людей. Жили они когда-то на иной планете, но прилетели искать лучшей доли. Почему еще замок так гладок и холоден? Почему не пускает внутрь и не поддается разрушению? Почему стены стучат как металл и разве что не ржавеют, а крыши сияют в ночи?
Древних предков, по легенде, прибыло немного. Корабль-то один, а значит, за лучшей долей отправился маленький отряд. И не просто за лучшей. Они искали помощи, потому что родной их дом захватил какой-то враг и сами они победить его не смогли. И вот, угнетенный народ украл вражеский неболет и снарядил лучших, чтобы те, добравшись до иного обитаемого мира, привезли спасителя или оружие. Беглецы пролетели сквозь звезды. Оказались здесь. Но были они уже другими.
Мчась сквозь небесную черноту, они успели потерять счет времени и часть товарищей, заблудиться и перессориться; кое-кто сошел с ума. Кончилась еда, почти кончилась вода – и иные сошедшие на землю напоминали трупы. Путь был страшнее цели. Его не хотелось повторять, да и получится ли? Корабль упал. Его предстояло еще чинить, а никто не умел. И вот, под ясным солнцем, на зеленой траве малодушие мало-помалу овладело большинством в отряде. Они решили не возвращаться, тем более, как им казалось, на этой прекрасной