бешеный.
Альфонсо отошел, а потом вернулся с дымящейся чашкой. Он, положив мою голову к себе колени, сказал:
– Выпей. Это настой из целебных трав. Я сварил его из того, что есть вокруг. Он поддержит тебя.
Покорно проглотив пряный отвар, я, бьющийся в ознобе, вяло отер облитый подбородок.
– И все же… Поведай мне, что произошло после того, как я отрубился…
– Ты не отстанешь же, верно? – вздохнул Альфонсо, проводя ладонью по моим вспотевшим волосам. – Не берусь что–то сказать, о твоем сражении с Анной, однако, по всей видимости, ты применил колдовство, которое случайно угодило в алтарь Наулита. Именно он, с посула Анны, стал вместилищем скверны Назбраэля. Когда ты его продырявил своей волшбой, рок рабства душ перестал тяготеть над куклами. Я сразу понял это по изумленным крикам, попавшего в западню Сиркудра. Они убили его, и тогда, я… Я снял свои чары с дома и поговорил с ними. Дороти заверила меня, что ты в огромной опасности, и что мы должны немедля торопиться к тебе на выручку. Я почувствовал, что надо ей довериться. Она хлопнула в ладоши, и мы все перенеслись на кладбище Хомтриков. Ума не приложу, как ей удалось такое провернуть, ну тут, наверное, сыграла свою роль мистическая привязанность кукол к месту их первоначального упокоения. Когда мы ворвались в зал, ты уже находился на волосок от гибели.
– А дальше?
– Анну постиг жребий Сиркудра, – мрачно ответил Альфонсо. – Дети же, заключенные в тела мертвецов… Они попросили меня разжечь огонь. Я штабелями уложил валяющихся рептилий, ты же в курсе, что по преданиям они горят, что твоя смола, и накидал сверху корней. Вспыхнуло так, что зависть бы взяла все фонари Толкучки. Дороти, Дранга, Хенджой да и все остальные, попрощались со мной, сто раз сказали нам спасибо, а потом взошли на кострище.
– Да, – устало протянул я. – Только так они и могли скинуть с себя гнет Назбраэля.
Альфонсо уставился вдаль.
– Они что–то ощутили? Напоследок?…
– Безмятежность, наверное…
Я закашлялся.
– Потерпи, Калеб, уверен, что уже завтра я доставлю тебя в Ильварет.
– Спасибо, – прошептал я. – И Юнивайну тоже передай спасибо, что откликнулся на твой зов.
– Обязательно. Тебе необходим отдых. Спи.
Весенние запахи, мучительная боль, переклички каких–то птиц и холод, холод, холод. Ах, как бы сейчас пригодилась Серэнити с её чудодейственным врачеванием. В путешествии к Пику Смерти меня множество раз секла сталь и только искусность Великого инквизитора выуживала мою шкуру с того света. Серэнити, где ты, моя дорогая? Получается ли у тебя осуществлять свой план по объединению военных знамен Братства Света? Я бы хотел, чтобы ныне ты оказалась рядом со мной, а не где–то там, далеко–далеко. И это не потому, что я могу опрокинуться в могилу. Нет. Я просто скучаю по тебе, моя светловолосая и непримиримая воительница. По твоим восклицаниям: «Шаттибраль!» и строгому взгляду, за которым, как в зеркале, отражается привязанность и сердечность… А моя Эмилия? Моя милая Эмилия? В лихорадочном бреду, подсунутым мне лукавым хапешом, который принадлежал канувшему в «были» и «небыли» ящероподобному исчадию, я пестую в себе комочек тепла, что тянет свои зачатки из оптимизма, привитого мне моей подругой. Её неунывающий вздернутый носик, изумруды–глаза, линии–брови, щеки с неизменной улыбкой… Её вид, её воздушные движения и грация, все они убаюкивают меня и уговаривают бороться за свою жизнь… Она тут… Держись, Калеб, держись! Не сдавайся!… Стискивая Луковое Спокойствие, тяжело свисающее с шеи, я проваливался в хрупкое сновидение… В кротком по своей пригожести осеннем парке, облагороженным колоннами, оплетенными плющом, и скамеечками, застрявшими у мощеной тропинки, образ близко стоящей Эмилии отошел на задний план. Нет, он не пропал, но как–то соскользнул вглубь. Опираясь на Людвирбинг, Эмилия, горделиво приосанившись, застыла, как гротескная статуя. Из–за дерева вышла Лорина. Опадающие на неё оранжевые и горчичные листья придавали колдунье флёр тайны и мистики. В плаще, застегнутом фибулой в виде разложенного шатра, она смотрела на меня фиалковыми очами и молчала. Я захотел подойти к ней, обнять её, но не мог сдвинуться с места – подошвы сапог словно прилипли к прелой подстилке. Лорина протянула тонкую руку вправо. Повинуясь её движению, я повернулся. Среди зеленой поросли, уже подернутой золотистыми вкраплениями увядания, на скамейке сидел Квиль Лофирндваль. Посох моего приемного отца искрился келейным сиянием. Мрачно хмурясь, он, вопреки своему суровому облику, будто бы источал благодушие, сострадательность и отзывчивость. Виляющий хвостом Виноград примостился около. Три дорогих мне человека… три… зачем они собрались здесь? Потом стали появляется другие… Бертран Валуа, Альфонсо Дельторо, Серэнити, Дурнбад, Грешем, Говард Демей, Манфред Второй, Клакацин Темный, Элизабет Темная, Снурф (он выбрался из–за валуна и зашипел), Мурчик, Лешпри и Шилли Хельберты, Нифиль, Брубор, Петраковель, Юнивайн и его собрат – оранжевый гнедой конь в молниях, Безымянный, какая–то очень красивая девушка-вампир с черными-пречерными волосами, мягкошерст, нирф, эндорит и царственный эльф (я ощутил, что с некоторыми из них судьба меня ещё не свела), Дебора Ольвинхайд, Бритсморру и Лайли Серебряная Часовщица – друзья юности, погибшие в Ледяных Топях, Эшли Шторм (высокий и нескладный, он улыбался и поигрывал жезлом), Парабелла – ясноокая и гордая. Она и Эшли тоже погибли, но только уже в Бархатных Королевствах. Эмириус Клайн с венцом из сапфиров (чопорно, шелестя крыльями, вампир прошествовала в середину моих знакомых, умерших и живых, будущих и прошлых), Птикаль, Катуб, Марципан, Суптона, Тина, Пимин Бои, Король Брен, Бракарабрад, Импрет, Фирджи, Дукас, Горгон Преломляющий Оттенки и еще десятки людей и созданий, что я знал раньше и знаю до сих пор. Все они окружили меня плотным кольцом. Я оглядывался и не понимал – зачем они все тут собрались? Вдруг ряды пошатнулись и отошли мне за спину. По–прежнему прибывая в состоянии оцепенения, я стал следить за тем, как из леса, окутанного туманной завесой, неторопливо поплыли тени. Не оформившиеся окончательно, они имели в себе расплывчатые черты лиц, и нельзя было сказать, кому они раньше принадлежали. Одна, восемь, пятнадцать, сорок, и далее… Их был целый легион. И они желали мне зла. Они были мои враги. Среди них всех выделялась тень, более других принявшая физический вид. Деформированная волна, из которой состояла тень, то смыкалась, то размыкалась, пока не оформилась в четкую структуру человеческого тела. Передо мной предстал рогатый мужчина с опрятной бородой и зрачками змеи. Он сделал жест и тени – его сподвижники, откатились чуть назад. На их черных, струящихся ликах, горели раскаленные и очень недобрые угли глаз.
– Кто из вас, трусливых ягнят, будет говорить за Калеба! – громко спросил он у тех, кто стоял позади меня.
В его голосе звучала неприкрытая издевка.
– Я!
Ко мне подошла Эмириус Клайн.