бороться с нежитью. Я закрыл глаза, и, привычно пустившись в счет от одного до десяти, сконцентрировался. Когда необходимая величина сосредоточения была достигнута, я вклинился в Бездну Назбраэля. Каждый раз, когда я туда пробираюсь, чтобы зачерпнуть пригоршню «скверны», мною овладевают чувства брезгливости и пессимизма. Я как наяву вижу то, как Ров Ги Клош – цербер Назбраэля, подвергает пыткам людей, которые не заслужили попасть в Мир Света. Их муки проникают сквозь «преграду» и по крупице втискивают в меня, собирателя их стенаний, силу, которую я перековываю в пагубу. Орбита, что сейчас стала жечь мне перчатку, курилась дымом раздвоенности и миазмами вони. Я, перекинув её на Лик Эбенового Ужаса, вышел на тропинку, ведущую промеж чинных рядов мшистых могильников., Прильнув к потусторонней основе чародейства, я шел и выискивал Анну. Нервы мои напряглись, но это только подстегивало меня. Безлюдная череда крестов и эпитафий, сонные вороны и ухающие совы. Внутренним оком я искал сущность, что приходилась манипулятором Сиркудру и тюремщиком незапятнанных детских душ.
Вот из тьмы показалась гротескная чаша с возложенными в нее цветами. Я тронул свежие лепестки гладиолуса, постоял и, повинуясь инстинкту, пошел вдоль изгородей, строго на запад. Чутье звало меня дальше… Да, эта каменная, возведенная невесть когда, гробница с покосившейся треугольной крышей и обветренными боковинами – то, что я ищу. Именно из нее льется дотоле неуловимо ощущаемое поветрие Тьмы, что постичь дано только таким, как я – поборникам меланхоличной эзотерики. Сейчас оно достигло пика. Я потянул на себя безнадежно проржавевшее кольцо, и створы нехотя поползли в сторону. Изнутри на меня обрушился сладковатый запах тлена с примесью прелой листвы. Сырые стены, обметанные селитрой, и истлевшие факелы, обрамляли собою куцые порожки. Спускаться пришлось недолго. В нефе, украшенном грубой резьбой и облупившимися статуями арквириков (в народном эпосе времен независимости провинций, они – вечно молодые юноши и девушки в капюшонах и длинных ризах, являются бесстрастными проводниками в Мир Света или в Мир Тьмы), я различил расколотый надвое саркофаг. То, что он был не занят, не удивило меня, а вот то, что за его полостью зиждился вырытый, довольно свежий проход –несколько озадачивало. Видимо, Анна некогда решила расширить свои владения.
Правильно, в эту глубину вряд ли бы кто–то сунулся. Но я же не таков. Запалив парочку шариков Света, я, уверенно снизошел в хмарь. Туннель, что предстал передо мной, подсказал мне, что я попал в старое захоронение Хомтриков, на котором, скорее всего, уже воздвигли современное место вечного упокоения. Из ниш и затвердевшей почвы, то тут, то там недвусмысленно высовывались фрагменты скелетов. Их блеклые отсветы и тени, порождаемые моими шариками, повествовали о тайне и делах минувшей давности. Есть в этом что–то такое, необъяснимое и щемящее грудь. Этим можно проникнуться, лишь побывав в подобной скудельнице. Отверженная Урахом и принятая Назбраэлем Анна, выбравшись из гроба, каким–то образом проведала о том, что прямо под ней находятся забытые всеми катакомбы. Их устройство по понятным причинам было мне знакомо. Почти все подобные подземелья – вместилища останков – наши предки возводили одинаково – плюс-минус несущественные различия. Ветвистые коридоры, замыкающиеся сами на себе, непременно содержат в своем кругу часовню Ураха или Языческих (Старых) Богов – Хрипохора (всех Богов-Идолов) и других: Наулита, Вея, Хаэта, а может так статься, что и Драконова Племя. К ней–то мне и надо попасть. Почему? Во–первых, там обширное пространство. Это могло прийтись по вкусу Анне (есть, где развернуться), во–вторых, рядом с часовней укладывали мумифицированных волхвов, пророков и провидцев. Почившие святые и угодники, как уверяют легенды, всегда притягивают к своему праху извращенных низкопоклонников Ада. Они купаются в нем, натираются и едят его, унижая таким образом, Небо, Солнце и Луну. Также кое–кто из знатоков Мира Тьмы сказывает и такую идею – снимая нетленную кожу и прикладывая её к себе, создания Зла получают от нее какие–то частицы Благодати Ураха, от которых оторваны и по которым бессознательно тоскуют.
Я брел по стволу многовековой галереи, приглядываясь, не попадется ли мне ответвление, ведущие не по дуге, но напрямик. Такое отыскалось минут через десять. Паутинные занавески, в достатке увившие собой потолок, клоками свисали на мои волосы и щекотали лоб. Я отодвигал их рукой и продолжал идти. Во мне нарастал азарт. Наверное, это оттого, что я примерно представлял себе, с чем придется столкнуться. Если взять мой сравнительно недавний бой с гальванизированным арахнидом в Зрячей Крипте, то там я не был толком подготовлен к нему. Здесь же преимущество я негласно определил за собой. Почему?… Ага, не знаю. Я не всегда могу ответить себе на подобные вопросы. Так, и все.
За величавым саваном бледных сетей, любовно сотканным прадедами нынешних пауков из Хомтриков, я обнаружил довольно вместительный холл с куполообразной молельней, поддерживаемой колоннами. Среди раскуроченного траурного обихода летала сияющая пурпуром женщина. Мертвенно бледные черты лица за оболочкой исходящего от него сияния, алебастровые глаза, длинные загнутые когти, изодранные трупные ступни, рот с длинными клыками – это банши, разновидность нежити, что живет за счет поглощения душ. Банши умеют очень громко кричать, и их крик несет смерть. Естественно, она уже давно прознала о моем приходе и теперь поджидала меня для встречи тет–а–тет. Смею предположить, что банши не стала нападать на меня в проходах крипты, чтобы я не дал драпу. О, ну вот! Дубовые двери за моей спиной со свистом захлопнулись! Поднявшийся сноп пыли покрыл мой капюшон вековечной порошей. Неожиданно? Нет. Что–то подобное я и предвидел. Я начертил рукой Ограждающий символ, скороговоркой зачитав про себя наговор: «Тьмы Властелин, безропотен Страх, он ниспровергнет Нарочного в Прах». И шутливо (юмор – польза, сомнения – яд) сказал вслух:
– Аннушка, золотце! Что с твоим макияжем? Эти язвы на щеках сейчас не в моде!
– Осушииить! – допустимо по громкости для барабанных перепонок провыла банши, со всего размаха стукнувшись о мою защиту.
Проявившаяся Клятая Звезда Назбраэля откинула Анну обратно. Банши, вероятно, собиралась по-свойский припасть к моим губам и выпить из меня мое субтильное «я». Не вышло, ай, ай, ай.
– Кого это ты собираешься осушить, красотка? Меня, что ли? Не треснешь ли поперек-то? Не?
– Я чууююю ктооо тыыы! Тыыы черрнооокнииижник! Уухходии! Остааавь меняяя! Это мояяяя вотчинаааа!
Я, опустив Лик Эбенового Ужаса на уровень груди, прицелился.
– Бай, бай, нимфетка–конфетка!
Я выстрелил, но промазал. Тот, неугодный всему доброму сгусток магии, пронесся мимо ловкой Анны. Вы посмотрите только, успела увернуться!
– Вертлявая какая подлюка! – досадливо воскликнул я, вновь приклоняя мысли к посоху.
– Тыыы! Тыыы! Отвееедаййй!
Банши вихрем переместилась к алтарю Наулита и раздула впалые щеки…
Сама молельня выглядела так – мраморный