на решение проблемы истекало весьма.
— Знаю, — ответила я, после чего опустилась на колени и откинула край покрывала.
Все та же девочка с каштановыми волосами и в белом платьице огромными от страха глазами смотрела на дверь. Медвежонок оберегал от чудовищ, которые проникли в дом, чтобы утащить ее в большое и страшное логово.
Вновь раздались крики. Кто-то приказал осмотреть другие комнаты в поисках ребенка. Инстинктивно потянувшись к девочке, я схватила пустоту. Мираж, который, покрывшись рябью, не замечал меня.
«Найдите ребенка!» — сквозь противный треск рации прозвучал глубокий голос.
Я привстала на колени и повернула голову к входу в тот момент, когда порог детской пересекла неясная тень.
Высокий военный в бронежилете выглядел, как на сгусток белесого дыма, сквозь который проступали очертания человека. Он медленно продвигался вперед с оружием наготове. Ни лица, ни каких-либо отличительных знаков я не разглядела, кроме серебряного креста на черной куртке. Тот был заключен в круг, а под ним выгранен Георгий Победоносец.
Потертая надпись на окантовке: «За веру, царя и отечество».
— Не помните его, Ваше Сиятельство? — прозвучал издалека вопрос Макса.
— Нет.
Сколько бы я ни вглядывалась в размытые черты, никак не получалось рассмотреть молодого черносотенца.
«Закрой нос рукавом и старайся глубоко не дышать, пока не выйдешь. Молчи, что бы ни услышала. Потом беги отсюда как можно дальше», — прозвучал шепот в голове.
Он поднялся, затем коснулся рации, но я так и не услышала его дальнейших слов. Взгляд уперся в правую руку, которой черносотенец сделал короткое движение. Дверцы шкафа загрохотали, а многочисленные плакаты и вырезки разлетелись по комнате разноцветными бабочками.
«В детской чисто. Ребенка нет», — прозвучало так уверенно, что на сердце внезапно отлегло.
— Телекинетик, — прошептала я, глядя на жилистого черносотенца. — В тот день ты специально перевернул все вверх дном. А потом сделал вид, будто не нашел меня.
Знакомый стрекот заставил отвести взор от застывшей тени и вновь посмотреть на девочку. Точнее, на себя прошлую. Маленькую и несчастную Агнию Колчак, которая в одночасье лишилась и дома, и семьи, а впоследствии и имени.
Безликая не двигалась.
— Чего ты добивалась? — я поднялась на ноги и дождалась, когда она вылезет наружу. — Прошлое болезненно, но оно больше не пугает меня.
Она упорно молчала, лишь издавала надоедающий стрекот. Ни напасть, ни убегать он не пытался. Все также стоял на месте, постепенно теряя сходство со мной и возвращаясь к прежнему обезличенному облику.
— Не знаешь, как поступить, верно? Нет ни хозяина, ни его приказов, — догадалась я.
Тонкий, прохладный и немного грустный аромат ландыша с терпкими нотками разогнал запах дыма и гари. Медвежонок выпал у меня из рук и осыпался мелкими осколками. А я смело ступила вперед под хруст разбившегося стекла.
— Где Егор?
На мой вопрос фантом склонил голову к плечу, затем вытянул руку и указал на дверь.
— Там?
Кивок.
— И ты позволишь мне поговорить с ним?
Снова кивок. На сей раз с легкой задержкой, зато более уверенный.
— Обещаю, что не причину ему зла. Только помогу справиться с личными страхами, — поклялась напоследок и шагнула к темному проходу.
В тот момент, когда я переступила порог, пространство снова исказилось. На сей раз передо мной раскинулась поляна с ландышами. Их бутоны, похожие на крохотные нежно-белые колокольчики, прятались за жесткими листьями в попытке укрыться от ветра, разгуливающего между деревьев.
Именно так пахла любовь Егора, чистая и светлая, словно майские цветы, которые заполоняли округу перед приходом лета. А вот грусть пропиталась сладковатыми оттенками гниющей листвы, хвои и дерева.
Ступая по влажной почве, я напитывалась запахами леса и наслаждалась минуткой покоя. Даже неудивительно, что фантом потерялся в закоулках сознания Егора. В затаенных уголках разума прятался маленький островок счастья, который сохранялся благодаря неугасшим чувствам к погибшей возлюбленной.
Похоже, что в схватке с неизвестным менталистом победило сердце.
— Уходите.
Спрятанное за деревьями озеро встретило меня приветственным шелестом и стуком прохудившейся лодки, которая частично ушла под темные воды.
Едва я ступила на пирс, как вокруг все знакомо забурлило. Пришлось остановиться и посмотреть на лежащего впереди Егора. Смазливую мордашку некроманта покрывали синяки и ссадины после боя с Максом, а под искривленным носом запеклась кровь.
Но его, кажется, не волновал ни собственный побитый вид, ни прохлада леса. Он по-прежнему неподвижно лежал, раскинув руки, и пялился на стальные тучи. Поэтому я не нашла ничего лучше, как поежиться от холода и поинтересоваться:
— Долго собрался здесь валяться?
— Хоть вечность.
— Тогда место выбрано неудачное.
— Плевать.
Даже не шелохнулся.
— Позвать твою подружку? — я уставилась на ногти, но незаметно следила за Егором.
Ничего. Пусто. Ноль эмоций. Все, что в нем скопилось, он вложил в этот лес.
— Как хотите, — вяло откликнулся в ответ.
— Уверен?
— Мне все равно. Можете позвать безликую или утопить меня в чертовом озере. Какая разница, как я сдохну? Долбанный фантом лучше, чем пули императорских шавок.
Егор сделал над собой усилие, перевернулся набок и подложил руку под щеку.
— Если все равно, чего здесь прячешься? — я цокнула языком и сделал к нему шаг, но продолжала коситься на воду.
Мало ли.
— Я не прячусь. Просто жду, когда она придет и заберет меня.
Еще шаг, затем второй и третий. Волна качнула лодку, и та со стуком встретилась с краем пирса. Пришлось остановиться в метре от Егора, который не шелохнулся и бестолково рассматривал черную гладь озера.
— Кто «она»? Фантом? — спросила я и не ожидала, что он ответит.
— Женя. Моя Женя.
Глава 70. Ольга
У боли — хоть моральной, хоть физической — всегда имелся вкус. Как любое блюдо, приготовленное человеком, она бывала горькой, сладкой, кислой и даже пресной. Все зависело от того, кто испытывал ее.
Описать всю гамму эмоций парой слов просто невозможно, тем более когда ты эмпат. Они пронизывали атмосферу невидимыми нитями, проникали в легкие, забирались в отдаленные уголки подсознания и путали следы.
Я отчаянно продиралась сквозь дебри в душе Егора, пока искала их источник. Его любовь, доброту и ласку, которые зазеркалье отражало, как чудесный лес, отравляли негативные эмоции. Печаль, тоска и ненависть к себе превращали чистое озеро в зловонное болото. И оно постепенно разрасталось, грозя выйти за невидимые границы, чтобы поглотить все живое.
— Егор, очнись.
Я