Читать интересную книгу Слова сияния - Брендон Сандерсон

Шаллан медлила. Если Адолин согласится на брак, то сделает это из-за нее или из-за лжи?

«Глупая девчонка, – подумала она. – Ты пожелала изменить свою внешность, чтобы заставить Ватаха следовать за собой и чтобы получить место у Себариала, а сейчас сомневаешься?»

Но если она захватит внимание Адолина с помощью иллюзии, ее ждет трудный путь. Ведь она не сможет носить иллюзию постоянно. В замужней жизни?

«Лучше посмотреть, что получится без нее», – подумала Шаллан, выходя из экипажа.

Взамен она должна положиться на женскую хитрость.

Хотелось бы только знать, есть ли она у нее.

Глава 48. Со слабостью покончено

Три года назад

– Твои рисунки действительно хороши, Шаллан, – сказал Балат, пролистывая страницы ее набросков.

Они находились в саду в компании Викима, который сидел на земле и бросал тряпичный мячик своей громгончей Сакисе, чтобы та ловила его.

– Я неправильно передаю анатомию, – ответила Шаллан, смутившись. – Не могу разобраться с пропорциями.

Ей требовались модели для позирования, чтобы она могла совершенствоваться.

– Ты рисуешь лучше, чем мать, – проговорил Балат, переворачивая страницу, и увидел набросок самого себя во время тренировки на площадке с наставником по искусству фехтования. Он показал его Викиму, который приподнял бровь.

На протяжении последних четырех месяцев ее средний брат выглядел все лучше и лучше. Менее тощий, более плотный. Он практически постоянно носил с собой математические задачки. Однажды на него выругался отец, заявив, что это женское и неподобающее занятие, но – в редком случае несогласия – арденты отца подошли и уговорили его успокоиться, объяснив, что сам Всемогущий одобряет интересы Викима. Они надеялись, что этот путь, возможно, приведет Викима в их ряды.

– Я слышала, что ты получил очередное письмо от Эйлиты, – сказала Шаллан, пытаясь отвлечь Балата от альбома с набросками.

Она не могла перестать краснеть, когда он переворачивал страницу за страницей. Рисунки не предназначались для глаз других людей. Они ничего из себя не представляли.

– Ага, – ухмыльнулся он.

– Ты отдашь его Шаллан, чтобы она прочитала письмо для тебя? – спросил Виким, бросив мячик.

Балат откашлялся.

– Мне прочитала его Мализа. Шаллан была занята.

– Ты смутился! – проговорил Виким, указывая пальцем. – Что там, в тех письмах?

– Вещи, о которых моей четырнадцатилетней сестре знать совсем не нужно! – воскликнул Балат.

– Настолько пикантно, а? – спросил Виким. – Я бы никогда не подумал такого о дочке Тавинара. Она кажется слишком правильной.

– Нет! – покраснел Балат. – В них нет никаких пикантностей, просто они личные.

– Личные, как твой...

– Виким, – оборвала его Шаллан.

Он поднял голову и заметил, что у ног Балата запузырились спрены гнева.

– Шторма, Балат. Ты становишься таким чувствительным, когда речь заходит об этой девчонке.

– Любовь превращает нас всех в идиотов, – проговорила Шаллан, отвлекая братьев друг от друга.

– Любовь? – переспросил Балат, посмотрев на нее. – Шаллан, ты едва доросла до того, чтобы закрывать свою безопасную руку. Что ты можешь знать о любви?

Она покраснела.

– Я... неважно.

– О, посмотрите-ка, – оживился Виким. – Она придумала какую-то остроту. Теперь тебе придется сказать ее вслух, Шаллан.

– Не нужно хранить такие вещи в себе, – согласился Балат.

– Министара говорит, что я слишком много болтаю не подумав. Не лучшее женское качество.

Виким рассмеялся.

– Такие вещи никогда не останавливали ни одну из знакомых мне женщин.

– Да, Шаллан, – согласился Балат. – Если ты не можешь рассказать нам, о чем думаешь, тогда кому можешь?

– Деревьям, камням, кустам. В целом, чему угодно, что не доставит мне проблем с учителями.

– Тогда тебе не стоит волноваться насчет Балата, – заметил Виким. – Он не может сказать ничего умного, даже если заранее подготовится.

– Эй! – проворчал Балат. Но, честно говоря, брат оказался недалек от правды.

– Любовь, – заговорила Шаллан, хотя частично только чтобы отвлечь их, – похожа на кучу навоза чуллы.

– Вонючая? – спросил Балат.

– Нет, – ответила Шаллан. – Мы стараемся избегать и того, и другого, но неизменно вляпываемся в обе эти вещи.

– Какие мудрые слова для девчонки, которой исполнилось четырнадцать всего лишь три месяца назад, – произнес Виким с усмешкой.

– Любовь, как солнце, – вздохнул Балат.

– Ослепляет? – спросила Шаллан. – Белое, теплое, мощное, но также способное обжечь?

– Неплохо, – сказал Балат, кивнув.

– Любовь – как хердазианский хирург, – сказал Виким, глядя на нее.

– И как это? – спросила Шаллан.

– Вот ты и скажи, – ответил Виким. – Посмотрим, на что ты способна.

– М-м... Оба заставляют почувствовать себя неудобно? – предположила Шаллан. – Нет. О! Единственная причина желать любую из этих вещей, – сильный удар по голове!

– Ха! Любовь – как испорченная пища.

– Необходима для жизни, с одной стороны, но также, несомненно, вызывает тошноту.

– Отцовский храп.

Шаллан содрогнулась.

– Нужно пережить, чтобы понять, насколько это может беспокоить.

Виким усмехнулся. Шторма, было так приятно видеть его улыбку.

– Ну-ка, хватит, вы двое, – вмешался Балат. – Такие разговоры неуважительны. Любовь... любовь – как классическая мелодия.

Шаллан ухмыльнулась.

– Если закончить выступление слишком быстро, зрители будут разочарованы?

– Шаллан! – воскликнул Балат.

Однако Виким покатился по земле. Через мгновение Балат покачал головой и разразился согласным смехом. Шаллан же покраснела.

«Я действительно только что произнесла это вслух?»

Последняя шутка была по-настоящему остроумной, гораздо лучше, чем другие. Она была еще и неприличной.

Шаллан почувствовала волнение от вины. Балат выглядел смущенным и тоже покраснел от двойного смысла, привлекая спренов стыда. Неуступчивый Балат. Он так хотел вести их за собой. Насколько она знала, он перестал убивать крэмлингов ради забавы. Влюбившись, он изменился, стал сильнее.

Шум колес, катящихся по камню, возвестил о прибытии повозки. Не было слышно стука копыт – отец владел лошадьми, но мало кто в округе мог себе позволить то же самое. Остальные повозки тянули чуллы или паршмены.

Балат поднялся, чтобы посмотреть, кто приехал, и Сакиса побежала за ним, издавая трубные возбужденные возгласы. Шаллан подобрала альбом с набросками. Недавно отец запретил ей рисовать домашних паршменов и темноглазых – он решил, что такое занятие непристойно. Теперь ей было трудно найти кого-то, на ком можно тренироваться.

– Шаллан?

Она вздрогнула, осознав, что Виким не последовал за Балатом.

– Да.

– Я был неправ, – сказал Виким, протянув ей какой-то предмет. Маленький мешочек. – Насчет того, что ты делаешь. Теперь я вижу. И... у тебя получается. Бездна, но у тебя получается. Спасибо.

Она потянулась, чтобы открыть мешочек.

– Не заглядывай в него.

– Что в нем?

– Чернояд, – пояснил Виким. – Растение, листья, по крайней мере. Если их съесть, тебя парализует. В том числе и дыхание.

Обеспокоившись, Шаллан потуже затянула завязки. Она даже не желала знать, каким образом Виким смог определить, что это за смертельное растение.

– Я носил его большую часть года, – тихо произнес брат. – Чем дольше оно у тебя, тем более ядовитыми становятся листья. Я чувствую, что больше они мне не нужны. Можешь сжечь их или поступить так, как тебе вздумается. Просто решил, что должен отдать их тебе.

Она улыбнулась, хотя и почувствовала тревогу. Виким носил с собой яд? Подумал, что должен отдать его ей?

Он убежал за Балатом, а Шаллан засунула мешочек в свою сумку. Позже она решит, как уничтожить его. Подобрав карандаши, девушка вернулась к рисованию.

Через некоторое время ее внимание привлекли крики, доносящиеся из особняка. Она оторвала взгляд от наброска, неуверенная даже, сколько прошло времени. Поднявшись на ноги и прижав сумку к груди, Шаллан пересекла двор. Лозы перед ней начинали дрожать и отползать подальше, но чем больше она ускоряла шаг, тем сильнее наступала на них, чувствуя, как они скручиваются под ее ногами и пытаются убраться в сторону. У культивированных лоз были слабые инстинкты.

Она добралась до дома, откуда снова раздались крики.

– Отец! – Это был голос аша-Джушу. – Отец, пожалуйста!

Шаллан распахнула деревянные двери из тонких досок и, шурша шелковым платьем по полу, вошла внутрь. Перед ее отцом замерли трое мужчин в старомодной одежде: похожих на юбки улату до колен, ярких свободных рубашках и тонких плащах, спускавшихся до пола.