Она отвернулась, мысленно зацепившись за слова мужа «цены детям нет». Слишком разный смысл они вкладывают в это.
И всё же они говорили, сообща решали многие вопросы, добивались порядка в городах. Дороги контролировались военными, по ним с каждой неделей всё увеличивался поток оборотней. Кто-то переезжал в другой город, надеясь начать новую жизнь, кто-то решался попробовать продать свой товар дальше, чем соседям, нередко встречались гонцы, спешащие к императору, и, само собой, подвозилось питание для вояк, казна императору.
Поездка затянулась, и обратно кортеж возвращался лишь к концу второго месяца. В половине городов Аня поставила помощниками глав лейнов. Не из-за того, что ей хотелось всё контролировать, но часто больше некого было.
Люди понимали, что именно меняет их королева; видели, как выглядят благоустроенные города; сами поучаствовали в строительстве не только домов для себя, но и были на столичной стройке; на себе ощутили организацию масштабных дел; знали, что такое настоящая школа и воспринимали срочную организацию обучения как первый шаг, а не в виде глобальных перемен.
Как бы не ревновал Гор Аню к Вартеку, а тот так и не научился скрывать своего восхищения человеческой правительницей, он назначил его ответственным за весь учебный процесс в империи. Аня хотела заступиться, зная, что муж потом строго спросит с Вартека, но он ей пояснил:
— Аня, не принижай своего любимца. Он же не один будет этим заниматься!
— Как не один?
— А ты вспомни Риза-снабженца. Назначаешь главу семьи — значит, поручаешь всё дело семье.
— Но Вартек не глава…
— Он имеет вес в семье, так что он если и не всех членов задействует, то большинство.
Во время пути решались многие вопросы, назначались на новые должности никому не известные ранее оборотни, и к концу поездки уже стали проявляться первые сложности. Но это лишь показывало, что назначенцы работают, уже меняют жизнь, а не сидят тихо и они не страшатся спрашивать, не скрывают проблемы.
Но самое неожиданное и необычное приобретение случилось в городе широкогрудых волков. Наиболее крупные из всех, любящие покрасоваться статью, и вечные соперники Чёрных.
Аня всё удивлялась, как Гор с ними не расправился, но как оказалось, ещё его отец погулял среди них и подчинил стаю широкогрудых. Они встретили императора с рычанием, зная, что с последнего совета не вернулся их вожак, впрочем, как и бета Гора, ответственного за их земли.
Аня даже думала, что их ночью пожгут, но вскоре выяснилось, что те рычали от страха. Клан широкогрудых крепко держали не только со стороны чёрных, но и их вожак отличился. Он устанавливал, кто с кем будет жить, кто чем займётся, кто сколько должен платить ему из заработанных денег и всегда хвастал, что он ближайший друг Гора. Так что, не зная подробностей гибели своего вожака, широкогрудые готовились к смерти за то, что не уберегли его. Но сильнее всего Аню поразила другая история, связанная с вожаком широкогрудых.
Два года назад один из его младших сыновей сильно поранил ногу и, не дожидаясь лекаря несколько раз менял ипостась, надеясь унять боль. В результате кости сдвинулись так, что исправить уже ничего было нельзя, мальчик остался хромым. Мать ребёнка и его самого выставили на улицу.
Сплетники, повторяя слова своего вожака, называли мать и жену самкой, родившей калечного щенка. Несложно догадаться, что случилось с молодой красавицей, выброшенной на улицу, раз она не прожила дольше года. А вот мальчик дотянул до Аниного появления, и не благодаря чьему-то сочувствию, а случаю.
Пока была надежда восстановить ножку, он лежал в кровати, обласканный участием родственников, скучал и начал учиться. Всего лишь за пару месяцев пристрастился к этому делу. Потом лекарь осмелился сообщить, что более он ничем не может помочь ребёнку — и жизнь изменилась. Обо всём, что было ранее, пришлось забыть и выживать.
Все родственники отвернулись, боясь вожака, а уйти из города было нельзя, ведь они не Чёрные волки! Да и куда идти? Поначалу мать прятала его, боясь, что приходящие к ней за развлечением волки убьют его, освобождая её от калеки. Потом одних любовников сменили другие, попроще и погрубее, и он больше никого не волновал, лишь бы не попадался под ноги. Вскоре вновь одни ушли, новые пришли, но еду как плату за ночь оставляли. А дальше и эти перестали ходить, то есть самцы ходили, но никто уже не считал нужным платить. А защиты не было.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Увечному волчонку, пытающемуся отстоять мать, доставалось всё больше и больше, пока она не выгнала его. Он не сразу понял, что мать уже не чаяла пережить каждую следующую ночь, а его хочет таким образом спасти. Мальчик проболтался на улице две недели, а когда вконец оголодал и вернулся, то угол между домов, где они жили последнее время, был пуст и пах смертью.
Началось самостоятельное выживание худенького хромого мальчонки. Вот тут-то вскоре ему удалось совершенно случайно помочь одному из лавочников нарисовать вывеску и даже написать на ней «рыба». Лавочник сто раз спросил, не обманул ли его дохляк и правильно ли написано слово, но убедившись, что всё верно, покормил маленького грамотея и похвалился новой вывеской соседу. С тех пор появилась подработка за еду.
Аня увидела в стороне от дороги мальчика, очень худенького, но такие не редкость, но этот что-то писал на снегу. Она сама себе не смогла бы объяснить, почему подошла и посмотрела. Он ведь мог просто рисовать, но ребёнок писал, причём старался выводить красивые буквы.
— «Добро и зло неразделимы как две слившиеся реки» — прочитала Аня и с удивлением уставилась на писателя.
— Ты это где-то прочитал?
— Я это понял сам.
Аня посмотрела на него, но отвела глаза — столько взрослости было в мальчике, понимания, а самого его от ветра качало. Длинная чужая рубаха, причём грязь на ней могла служить дополнительной защитой от холода, старые детские штаны, превратившиеся из-за роста в бриджи и черные босые ноги в снегу. Оборотни не особо чувствительны к холоду, но зимой в человечьем обличье все носят меховые сапоги и тулупы.
— Тебе же холодно, обернись зверем, — попросила она.
— Не хочу терять человеческое, слишком часто я в звериной шкуре.
Аня стояла и не знала, что делать. Он не первый несчастный ребёнок, встреченный ею, их сотни брошенных, несчастных, и она помогает им по мере сил. Она уже два полных вагончика детей отправила в столицу под опеку Семича и его подруг, а здесь…
— Как тебя зовут?
— Мрак.
— Как ночное светило, — улыбнулась она, — а я госпожа Анна. Пойдём со мной, ты ведь один?
— Я один, — подтвердил мальчик, — но я калека, — Мрак прошёлся перед Аней, показывая своё увечье.
— Люди часто калечатся, но это лишь меняет их жизнь, а не отвращает всех от них.
— Вы… — мальчик потянул носом, — человечка. А какая у меня будет работа?
— Раз ты грамотный, то очень ответственная работа, — не особо подумав, ответила Аня, но потом уже не отступила и не отправила мальчика от себя в столицу.
А он стрельнул глазами на сужающую круг охрану и, как подобает воспитанному оборотню, склонился, понимая, что за волки сторожат эту девушку.
Аня привела его к себе. Он помылся — и проявились его порода и стать, да и, несмотря на то, что он был насторожен и вздрагивал, он старался держаться так, как будто всю жизнь провёл среди знатных волков. Впрочем, Аня всё вызнала у него и убедилась в своих догадках. А Мрак стал их с Гором летописцем.
— Всё, что видишь, описывай: «Мы приехали в город, жители встретили нас…» — как есть, так и напишешь, «император повелел…», в общем, что он скажет, то и запишешь. Повторяться не надо, если во всех городах одно и то же, то так и отметь. Если какой-то случай покажется мелким, но выражающим характер императора, то записывай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мрак кивал и волновался, получится ли у него. Всё получилось, и эта должность осталась за ним.
Гор ничего не сказал, он наблюдал, как подобранный щенок менялся. Сначала он набрал силы, распрямил плечи, потом поменялся взгляд. Уже спустя пару дней у него была приличная одежда, а к концу пути мальчик дважды получил жалование и осмеливался отдавать указания.