А Джон уверенно чувствует себя с простыми смертными. Я не была больше богиней, которую он любил больше жизни. Я не была больше ведьмой, в которой он видел олицетворение зла и смерти. Теперь я стала женщиной, тело которой может умереть, и разум которой может совершать ошибки.
И, начиная с сегодняшнего дня и до самой моей смерти, Джон будет наблюдать За мной. И я не смогу бороться с ним. Он любил меня и в дни нашего счастья хорошо изучил мою натуру. Он знал меня лучше, чем кто-либо другой. И теперь я стала для него любопытным, достойным изучения образцом.
И врагом, которого надо победить.
Это не та роль, с которой я способна справиться легко.
Я позвонила Люси, и она вскрикнула, увидев меня.
— Я попрошу, чтобы обед прислали в вашу комнату, — сказала она, помогая мне пройти в спальню и причесаться. — Я скажу, что вам нехорошо.
— Нет, — у меня не было сил даже говорить. Я едва могла владеть собой. Как мне справиться с Гарри, Джоном и Селией? — Нет, — повторила я. — Я пойду обедать. Но поторопитесь, Люси, иначе я опоздаю.
Они не стали дожидаться меня в гостиной и уже сидели за столом. Лакей открыл передо мной дверь, и я вошла ровным шагом, с бледным лицом, которое озаряла безмятежная улыбка. В дверях я остановилась.
На моем стуле сидела Селия.
Она имела право там сидеть.
Этот стул принадлежал хозяйке дома. Она могла отсюда давать приказания лакеям, стоящим у стены, следить за огнем в камине, наблюдать, наполнены ли тарелки гостей и не пустуют ли их бокалы, и могла встречать глаза своего мужа теплой, любящей улыбкой.
Гарри виновато взглянул на меня.
— Надеюсь, ты не возражаешь, Беатрис? — тихо спросил он, подводя меня к столу, к месту напротив Джона, там, где обычно сидела Селия. — Мне показалось, что ты сегодня не выйдешь к обеду, и естественно, Селия заняла твое место.
Я безразлично улыбнулась и помедлила у стула Селии, ожидая, что она освободит его для меня. Она не шевельнулась и сказала:
— Я уверена, что тебе лучше сидеть напротив Джона, не так ли? Это будет совсем как в те дни, когда была жива мама.
— Я буду рад, если Беатрис будет моей соседкой, — уверенно завершил разговор Джон. — Мне больше нравится, когда я могу видеть ее.
И они все весело рассмеялись. Меня это потрясло. Как будто Джон никогда не валялся пьяным за этим же столом. Как будто мое место можно занять безнаказанно. Как будто я могу уступить его. Я кисло улыбнулась и села там, где они хотели. Я заметила быстрый обмен взглядами между двумя лакеями. Им придется поискать работу уже на следующий день, мстительно подумала я.
Этот вечер принадлежал Селии.
И я видела, что она заслужила его. Синеватое пятно виднелось на ее скуле, но ее глаза были безмятежны. Я догадалась, что Гарри ударил ее в гневе или страсти, но затем наверняка рассыпался в извинениях. Она не поняла подоплеки его поведения и решила, что это был самый темный момент в ее замужней жизни. Этот взрыв был первым и последним, случившимся с Гарри. Селия приняла его, как любящая жена.
Она заслужила свое место за столом.
Преданный ей деверь пил свой лимонад слева от нее. Счастливый муж сидел напротив. Селия сияла, как гвоздика в солнечном свете. Ее тревоги и беспокойство были рассеяны сначала спокойными уверениями Джона, а затем обещаниями Гарри, когда они лежали в постели. Джон сообщил ей, что он не знал об изменении майората, но что контракт может быть аннулирован. Как отец Ричарда, он обязательно добьется отмены совместного наследования. Джулия унаследует майорат с его полного согласия, а для Ричарда они определят какую-нибудь компенсацию.
Спокойствие Джона, его уверенные сборы в дорогу и теплое прощание с доктором Роузом освободили Селию от тревог. Она начала думать, что ошиблась. Она забьша то, что подсказывали ей ее чувства: запах греха в доме, странные взгляды Гарри, которые он бросал на меня, прося уделить ему немного времени вечером для делового разговора. Вид малиновых рубцов на спине Гарри. И свою тревогу, когда, просыпаясь ночью, она обнаруживала, что его постель пуста. Она смогла все это забыть, когда Джон честно посмотрел в ее глаза и уверенно сказал:
— Верьте мне, Селия, я со всем этим разберусь.
Она прибыла домой, замученная лишь тем, не сердится ли на нее Гарри.
Но Гарри совсем не сердился. Его взрыв, конечно, напугал ее, но затем, наверняка, последовала серия поцелуев, и Селия с любовью и верностью, наполовину предназначенными Джону, выполнила свой долг перед мужем, как я выполняла его перед своим хозяином. Гарри вошел в нее, как нога входит в привычный шелковый башмачок, простив ее вспыльчивость и не попросив больше ничего.
Суп был съеден, теперь перед каждым стояло рыбное блюдо. Джон ел с удовольствием.
— Замечательно! — обратился он к Селии. — Лосось! Как мне не хватало там вашего повара!
— Там плохо кормили, да? — спросил Гарри, его внимание было затронуто. — Я боялся, что так и будет. Как хорошо, что ты вернулся домой.
Джон тепло улыбнулся Селии. Но его ответ, обращенный к Гарри, прозвучал сухо.
— Да, ты прав, — сказал он.
— Расскажи, как там было? — Гарри, как всегда, вел себя бестактно.
— Это хорошая клиника, — спокойно отвечал Джон. — Все. продумано, и лечение на высоком уровне. Но там мне было одиноко.
Руки Селии вздрогнули. Она готова была протянуть их Джону в инстинктивном жесте сочувствия.
— Надеюсь, мои письма скрасили ваше одиночество? — спросила она.
— Какие письма? — переспросил Джон. — Я не получал ни одного.
Вилка в моей руке на мгновение замерла, но затем я спокойно потянулась к лососю.
— А мои письма ты получал? — поинтересовалась я. Глаза Джона встретили мой взгляд с тяжелой иронической усмешкой.
— Нет, моя дорогая, — вежливо ответил он. — Ты писала мне часто?
— Почти через день, — нагло ответила я.
— А я писала каждую неделю, — вставила Селия. — Что могло произойти с письмами?
Глаза Джона, холодные, как камни, не отрывались от моего лица.
— Не понимаю. А ты, Беатрис?
— Тоже, — коротко ответила я. — Возможно, доктор Роуз считал, что ты недостаточно здоров, чтобы получать известия из дому. Как ты знаешь, он запретил нам посещения.
— Я предполагал примерно эту же причину, — ответил Джон. Это было, как обмен ударами меча. Как нескончаемая дуэль. Но у меня не оставалось больше сил.
Я уступила. Я почти была готова уступить во всем. Я соглашалась отдать им этот вечер.
— Извини меня, — обратилась я к Селии. — Я устала, и, пожалуй, пойду к себе.
Я поднялась, и лакей распахнул передо мной дверь. Гарри поднялся и подал мне руку.
— Это не из-за того, что Селия села на твой стул? — его обычная глупость не покинула его. О каком стуле могла идти речь, когда мой муж смотрел на меня внимательными глазами и читал смерть на моем лице.