— Это просто невозможно, — пролепетал он.
— Я, правда, не уверена, — ответила я. — Но то, что Селия направилась в Бристоль, свидетельствует о том, что она собирается объединиться с Джоном против тебя, меня и Вайдекра.
Гарри опять потянулся за портвейном и бисквитом, пальцы его дрожали.
— Какое-то злосчастье! — взорвался он. — Все идет из рук вон плохо после маминой смерти. Джон сошел с ума, и Селия, как ты говоришь, тоже ведет себя довольно странно. Если она и дальше будет вмешиваться в то, что мы с тобой делаем, я приму меры. Она ничего не понимает в земле.
— Вот это правильно, Гарри, — мой голос был спокоен, но внутри меня все запело от облегчения. — Видимо, ты слишком мягок с Селией, если она уезжает из дома, никому не доложив, и мчится к своему деверю рассказывать о наших сугубо личных делах.
— В самом деле, — согласился Гарри. — Я больше чем недоволен Селией. И когда она вернется домой, я скажу ей об этом.
— Отлично, — поддержала его я. — Мне кажется, это необходимо.
Я замолчала. Гарри просто кипел. Я знала, что за этим последует, и приготовилась провести томительную пару часов в тайной комнате наверху. Последнее время мы редко бывали там, я успокоилась за свою безопасность на земле, купленную деньгами и законом, а Гарри стал слишком ленив для этого. Но сейчас в нем проснулась прежняя похоть. Он налил себе еще бокал и протянул руку к моему. Я слегка привстала, наклонившись к нему, и он оглядел мою грудь.
— М-м-м-м, Беатрис? — проговорил он, ерзая на стуле. Я улыбнулась ему, прикрыв глаза.
— Да, Гарри? — спросила я.
— Джона и Селии нет… — Он не закончил свою мысль. Его дыхание стало тяжелым. Я послала ему влекущий взгляд из-под темных ресниц. Это был и вызов, и приглашение.
— Пойду разожгу камин, — сказала я. — Через десять минут, Гарри.
Он издал вздох предвкушения и намазал маслом еще один бисквит. Я выскользнула из комнаты, как змея, и закрыла за собой дверь. «Продолжай обжираться, Гарри, и ты умрешь не позже, чем через три года, — холодно думала я. — И тогда мой сын и моя дочь станут наследниками, а я буду их опекуншей и единственной хозяйкой Вайдекра. И ни Селия, ни Джон не смогут остановить меня».
Я не отправила вслед за Селией срочное письмо и не стала посылать за ней погоню. Если уж спокойная, тихая мышка Селия сбежала из дому, набросив только шаль на голову, как простая крестьянка, то ее теперь не остановишь, и никакое письмо не достигнет доктора Роуза раньше, чем она. Имея такого кучера, как Бен Тайк, она могла не бояться, что ее воротят домой. И оттого, что Бен очень любил своего дядю, мой приказ повернуть обратно заставит его только пришпорить лошадей.
Все, на что я могу рассчитывать, это неуравновешенность Джона, стыдливость и отчаяние Селии и предубежденность доктора Роуза, внушить которую мне подсказала какая-то сверхъестественная сила. Не зря ведь они считали меня ведьмой. Я сделала все, на что способна, решила я, сидя утром в ванне, перед камином, в моей спальне. Люси приняла у лакея через дверь еще несколько кувшинов горячей воды и стала лить на мою обнаженную спину обжигающую струю. Уперевшись ногами в край ванны, я с наслаждением изогнулась в горячей, сладко пахнущей воде.
— Мисс Беатрис, вы заживо сваритесь, — предупредила Люси, когда я жестом велела лить еще воду.
— О-о-о, — счастливым голосом протянула я. Мои пальцы стали ярко-розовыми от тепла, а ягодицы и все тело приобрели малиновый оттенок. После ночи, проведенной в побоях, пощечинах и оскорблениях, отчего Гарри буквально хныкал в экстазе, мне необходимо было чисто вымыться. Даже если я совершила все преступления против Вайдекра, на моей совести не лежало по крайней мере отвратительное извращение моего брата. Сексуальное наслаждение заключалось для меня в любви настоящего сильного мужчины. Гарри же, похоже, нуждался в бесконечном мазохизме: угрозах, ударах кнутом и других фокусах. Его полное, дряблое тело вызывало во мне не ненависть или похоть, а просто холодное презрение, что волновало его еще больше.
Я попросила еще горячей воды. Мне необходимо было смыть все следы его мокрых поцелуев со своей кожи.
Я бессильна сейчас что-либо предпринимать, размышляла я про себя, пока Люси обливала меня горячей водой и растирала жесткой щеткой спину от шеи до поясницы.
В самом худшем случае Джон и Селия явятся сюда наподобие карающих ангелов, чтобы разрушить мои злобные коварные планы. Джон может выяснить, что Гарри — отец Ричарда, и если тайна Селии — что Джулия тоже мой ребенок — станет всем известной, это может погубить меня.
Но на эту перспективу я смотрела сквозь пальцы. Я считала, что смогу справиться с подобной угрозой. Джон слишком долго пребывал в замкнутой атмосфере дорогой клиники и не готов к нашей сумасшедшей реальной жизни. Я сумела выдворить его в лечебницу, я смогу и с Селией управиться таким же образом. Их рассказы сочтут бредом. И прозвучит довольно убедительно, если я обвиню их во взаимной склонности, которая и довела Джона до пьянства и свела с ума Селию. Никто не поверит им, если я буду держать голову высоко, как королева, и встречать каждое слово как гнусную клевету.
Но я не предполагала, что они смогут сложить вместе две половинки головоломки.
— Не останавливайся! — обратилась я к Люси, которая послушно продолжала тереть щеткой мои плечи.
Джон был связан своим нежным и бережным отношением к Селии. Я знала это. Я наблюдала за ним в те первые дни, когда он метался между ненавистью ко мне, страстью к пьянству и страхом перед опутывающей нас паутиной. Если бы Джон собрался разоблачить меня перед Селией, разрушить ее брак, разбить ее сердце омерзительной правдой о ее муже, он сделал бы это тогда, когда он, связанный в смирительной рубашке, валялся на полу гостиной. Но он не выдал этой тайны. Он не жалел меня, он оберегал Селию от ужаса, который превратил бы ее жизнь в кромешный ад.
И я не боялась Селии. Если она решится действовать в одиночку, она не станет разоблачать меня. Она дала мне слово чести, а оно много значило для нее, раньше она любила меня, — это заставит ее молчать. К тому же, Селия, подобно моей глупой матери, ставит выше всего респектабельность, а выдать меня означало опозорить всех Лейси. Но сильнее всего удержит ее любовь к Джулии, которая могла перевесить любое чувство. Если Селия публично заявит, что я мать Джулии, то даже опозоренная, я всегда смогу забрать своего ребенка. Какие бы боль и смятение ни царили в ее душе, я была уверена, что она никогда не рискнет заикнуться о Джулии.
Джон и Селия у меня в руках. Они уязвимы, потому что они любят. В отличие от них я была свободна от этих пут. Моя любовь к Ричарду никак не мешала мне. Я могла идти своим путем. Я очень любила малыша, но не стала бы жертвовать собой ради его счастья. Селия и Джон предпочитают страдать. И поэтому я не боюсь их.