— У тебя тоже шок, Беатрис, — холодно сказал он. — Хочешь бокал ратафии? Или портвейна?
— Нет, — мой голос звучал безжизненно. — Мне ничего не нужно.
— Вы подумали, что потеряли его? — спросила миссис Мерри. — Он был таким бледным.
— Да, — опустошенно отозвалась я. — Я думала, что потеряла его, следующего сквайра. И тогда все, что было сделано, напрасно.
В комнате повисло гнетущее молчание. Все обернулись ко мне. Каждый повернул ко мне ошеломленное лицо, будто я была экспонатом на выставке уродов.
— Ты думала о нем как о сквайре? — недоверчиво спросил Джон. — Твой ребенок умирал у тебя на руках, а ты думала о том, что твоя работа была сделана впустую?
— Да, — ответила я. Я смотрела в пустой камин, и мне не было дела до того, что они подумают. Мне больше ни до чего не было дела. — Если бы он умер, кто бы пришел в Вайдекр? Майорат принадлежит им обоим. Я все поставила на них.
Я спрятала лицо в ладонях и затряслась в беззвучных рыданиях, но никто не протянул ко мне успокоительные руки. Никто не сказал доброго слова.
— Ты расстроена, — наконец произнесла Селия, но ее голос был холоден. — Я приехала в карете. Поезжайте в ней домой. Джон довезет меня в вашей коляске. Отправляйся домой, Беатрис, положи Ричарда спать и отдохни сама. Ты не знаешь, что говоришь. У тебя шок.
Я позволила Селии проводить меня до кареты, с нами села миссис Остин. Затем Селия возвратилась обратно, и кучер Бен отвез меня домой. Теплое тельце Ричарда покоилось у меня на руках.
Когда за окнами кареты замелькали зеленые деревья подъездной аллеи, я вспомнила взгляд, которым обменялись Джон и Селия, когда он похвалил ее сообразительность, а она его опыт. Когда она произнесла: «Ваша рука не дрогнула», это предназначалось не только для его ушей. Она хвалила его как первоклассного доктора. Она дала понять всем в этой комнате, и таким образом деревне и остальному миру, что доктор Мак Эндрю лучший доктор, который когда-либо был в графстве. Она возвратила Джона обществу. То, чего он не добился бы никогда, Селия совершила в одно мгновение.
Пусть люди с моей подачи твердили, что его слабость и пьянство убили мою мать. Но я, когда мой ребенок был в опасности, помчалась за помощью именно к нему. Я ворвалась к Джону с сыном на руках, я назвала его «доктор», а не «мистер». И это говорило само за себя, и ни у кого не вызывало сомнений, его опыт и умение спасли жизнь моего ребенка.
Карета подкатила к ступеням крыльца, и Страйд, открывая дверцу, был поражен, увидев меня, а не Селию.
— Леди Лейси приедет позже в моей коляске, — мне стоило громадных усилий выговорить эти слова. — Произошел несчастный случай. Пожалуйста, пришлите кофе ко мне в комнату. Я не хочу, чтобы меня беспокоили.
Страйд, как всегда бесстрастно, кивнул и провел меня в холл. Я медленно пошла к себе, даже не взглянув на няню Ричарда. Она знает, что его надо сразу положить в кроватку. И проследить за ним, пока он спит. Он не нуждается сейчас в моей заботе. Между нами сейчас существовал барьер. Я поняла — и я громко объявила это всем, — что мой сын, мой любимый сын, дорог мне только как наследник Вайдекра.
Я могла любить тень от ресниц на его щеках, его кудрявые волосики, его сладкий, сладкий запах. Но когда я решила, что он умирает, первое, что пришло мне в голову, это Вайдекр.
Вайдекр. Похоже, что он довел меня до сумасшествия. Я закрыла за собой дверь, легла на спину и замерла. Я слишком устала, чтобы остановиться и подумать. Подумать, что же я делаю. Удивиться, что же со мной стало, если я забочусь о Вайдекре, в то время как умирает мой сын.
На столике возле моей постели стояла бутылочка лауданума. Я смотрела на нее пустыми глазами. Я не чувствовала ни вины, ни страха. Я отмерила две капли в стакан с водой и медленно выпила его, смакуя, будто это был сладкий ликер. Затем я легла и заснула. Я не боялась снов. Реальность моей жизни была хуже того, что я могла увидеть во сне. Я бы предпочла спать и спать, и не просыпаться.
Утром я пожалела, что проснулась. Все покрывал серый туман. Из моего окна не было видно ни холмов, ни леса. Я не видела даже розового сада. Весь мир казался безжизненным и беззвучным. Люси, которая принесла мне шоколад, обнаружила дверь запертой и громко спросила: «Мисс Беатрис? У вас все в порядке?» — и мне пришлось встать на холодный пол и открыть для нее дверь.
Ее глаза расширились от любопытства, но в них не промелькнуло сочувствие, когда она увидела, что я ложусь обратно в постель и укрываюсь одеялом до подбородка.
— Пришлите кухарку разжечь у меня камин, — раздраженно сказала я. — Я забыла оставить дверь открытой, и она не смогла войти. Здесь очень холодно.
— Ее нет в доме, — не извинившись, начала Люси. — Она ушла в Экр. Сегодня некому будет разжечь вам камин. Остались только слуги второго этажа. Все остальные ушли в Экр.
Туман, казалось, проник в самую комнату, настолько здесь было холодно и сыро. Я дотянулась до чашки и с жадностью выпила шоколад, но это меня не согрело.
— Ушли? — переспросила я. — Ушли в Экр? Зачем?
— На похороны, — ответила Люси, подойдя к высокому гардеробу и доставая мое черное утреннее платье и свежевыглаженное белье.
— Чьи похороны? — спросила я. — Ты говоришь загадками, Люси. Положи мои вещи на место и расскажи толком, что случилось, почему слуги неожиданно взяли выходной. И не спросили у меня разрешения?
— Они и не собирались отпрашиваться у вас, — Люси, наконец, оставила платье, а белье развесила на распялке перед холодным камином.
— Почему бы это? — поразилась я. — Что ты имеешь в виду?
— Потому что это похороны Беатрис Фосдайк, — ответила Люси. Она стояла, подбоченившись, и с вызовом, совершенно непочтительно, глядела на меня. Я сидела в кровати, скорей как замерзший ребенок, чем как хозяйка громадного поместья.
— Беа Фосдайк не умерла, — возразила я. — Она сбежала в Портсмут.
— Оставьте, — в глазах Люси светилось явное превосходство. — Она надеялась найти там работу модистки или продавщицы. Но ей ничего не удалось, так как у нее не было ни рекомендаций, ни выучки. Все свои деньги она прожила за одну неделю. Она скопила эти деньги на приданое, но ей пришлось много платить за комнату, и они быстро кончились. Тогда она стала работать чистильщицей.
— Что это такое? — я слушала эту историю как сказку. Но какой-то холод, как туман, проникал мне в грудь, и мне становилось страшно.
— Вы не знаете? — Люси глядела на меня почти с насмешкой. — Чистильщицы собирают на улицах и канавах испражнения животных и человека и потом продают их. Позорное занятие.
Я поставила чашку на место, так как почувствовала, что к горлу подкатывает тошнота. Потом сделала гримаску отвращения.