Этот разгром, вероятно, заставил Алексея задуматься о том, во что же он ввязался, – однако прибытие на протяжении зимы 1096–1097 годов Боэмунда, Раймонда и других сеньоров с дисциплинированными войсками придало ему уверенности. У императора к тому времени уже сложились определенные представления о своевольном характере крестоносцев, и он предпринял меры предосторожности; как только прибывал очередной «франк» или «кельт» (как византийцы именовали жителей западноевропейских стран), Алексей требовал поклясться: «какие бы города, области или крепости он в будущем ни подчинил, из тех, которые первоначально принадлежали Римской империи, он передаст их уполномоченному, которого назначит император». Крестовый поход, напоминал им Алексей, предпринимался на благо Византии, а не ради личной выгоды.6
Весной 1097 года объединившиеся силы крестоносцев переправились через пролив и заняли территорию Румийского султаната. В середине мая они осадили Никею и еще до конца июня принудили город к сдаче. После этого, при содействии византийских войск под командованием Татикия – полководца, которому Алексей мог доверять, – крестоносная армия направилась на юг, к Иерусалиму. Один за другим занятые турками города оказывались у них в руках: Смирна, Эфес, Филадельфия, Сарды…
Конец победам внезапно настал в городе Антиохия.
Под предводительством Готфрида, Боэмунда и Раймонда Тулузского крестоносцы осадили этот город 21 октября. Антиохия была наиболее укрепленной твердыней Сирии; ее древние стены доходили до берега реки Оронт, что обеспечивало защитникам постоянный запас воды и надежный путь для пополнения припасов и оружия. Крестоносцы же, хотя и одержали столько побед, были утомлены после нескольких месяцев сражений. Почти никто из них прежде не видел Антиохии, и мощь ее укреплений неприятно поразила их. «Мы обнаружили, что город Антиохия весьма обширен, – писал граф Стефан де Блуа своей жене, – укреплен с невероятной мощью и почти неприступен».
Осада затягивалась, ночи становились холоднее. К декабрю войска дочиста обобрали окрестности, провианта и топлива не осталось. Запасы истощились. Отряд, посланный в дальний поиск за провизией, столкнулся с турецким разъездом и вернулся с пустыми руками. Лошади, не выдерживая такого скудного рациона, погибали во множестве; к январю из семидесяти тысяч, вышедших из Никеи, оставалось едва две тысячи. «День за днем голод нарастал, – пишет Гильом Тирский. – Вдобавок шатры и палатки в лагере прогнили, и многие из тех, у кого еще была пища, погибали потому, что без крова не могли выдержать жестокий холод. Дождь лил потоками, от чего и пища, и одежда плесневели, и нигде не было сухого места, где бы пилигримы могли приклонить голову… Среди войска в лагере началось моровое поветрие, настолько губительное, что уже не хватало места хоронить мертвых».7
Петр Пустынник, все это время находившийся при войске, теперь дезертировал и попытался вернуться домой, однако один из военачальников, Танкред Тарентский, приволок его обратно и заставил поклясться, что тот больше не сбежит. В феврале византийский командующий Татикий поднял своих людей и увел обратно в Константинополь. Оставшихся тревожили слухи о приближении мусульманской армии.8
Вероятность, что Антиохия доведет крестовый поход до развала, становилась реальностью. В то же время положение в городе было намного лучше, чем в лагере. Современник событий, сирийский летописец Ибн-аль-Каланиси, сообщает, что в Антиохию по реке доставляли такое количество масла, соли и других необходимых припасов, что цены на основные продукты питания в осажденном городе были ниже, чем снаружи. Между тем те из крестоносцев, кто оставил идею совместных действий, преуспели гораздо больше. Балдуин, младший брат Готфрида, отделился от основного корпуса крестоносцев и отправился в независимое княжество Эдессу, правитель которого сперва взял его на службу как наемника, а затем принял как сына и наследника.[219] Стефан Блуаский объявил, что слабое здоровье вынуждает его уйти, и расположился со своей дружиной на более удобных квартирах на побережье Средиземного моря.9
В день 4 марта настроение крестоносцев слегка повысилось: примерно в десяти милях от их лагеря на берег высадились со своих кораблей англичане. Когда они останавливались в Константинополе для пополнения припасов, император Алексей приказал погрузить на корабли необходимые для осады инструменты, материалы и мастеров, чтобы доставить их в Антиохию. Флотом командовал лично Эдгар Ателинг – тот самый наследник трона Англии, который в возрасте четырнадцати лет сдался Вильгельму Завоевателю. Теперь Эдгару было под тридцать, и он успел поучаствовать по меньшей мере в двух неудачных кампаниях. Ему еще не исполнилось двадцати, когда он уехал в Шотландию, где ввязался в бесславно закончившееся восстание против Вильгельма Завоевателя, а десять лет спустя присоединился к быстро угасшему мятежу против сына и наследника Вильгельма.
Теперь он бросил якорь у побережья Средиземного моря, готовый помочь в завоевании Антиохии. Раймонд Тулузский и Боэмунд встретились с ним и организовали перевозку осадного оборудования в лагерь; затем крестоносцы построили дополнительные укрепления, которые заблокировали водный путь доставки припасов в Антиохию, и город начал слабеть.10
Завоевания турков
Наконец защитники Антиохии стали терять мужество. Боэмунд, имевший репутацию ловкача («настоящий мошенник», как называла его Анна Комнина), сумел договориться с одним из городских стражников. «Боэмунд дал ему понять, что обеспечит его богатством и почетом, – говорится в хронике «Gesta Francorum», – и тот, поддавшись на эти уговоры и обещания, сказал: „Я впущу его, как только он пожелает!“»11
Темной ночью 2 июня предатель открыл задние ворота, и Боэмунд провел своих людей в город. Они перебили стражу у Мостовых ворот и открыли их изнутри. Остальные крестоносцы хлынули в Антиохию. Ожесточение, вызванное долгой осадой, прорвалось яростью: «Победители легко прорывались в места, ранее для них недоступные, – пишет Гильом Тирский, – и, обезумев от жажды крови и алчности, не щадили никого, невзирая на пол, на слабость, и не обращали внимания на возраст… Более десяти тысяч горожан было убито в тот день; повсюду на улицах лежали непогребенные тела мертвых»12
И все же, несмотря на победу, крестоносное воинство вскоре оказалось между молотом и наковальней. Огромное войско мусульман под командованием мосульского эмира Кербоги, направленное великим султаном турок из Багдада, подошло к Антиохии всего спустя три дня.[220]
Крестоносцы заперли ворота города и возблагодарили бога за то, что уже не находятся в осадном лагере. Однако вскоре условия внутри стали гораздо хуже, чем снаружи. В Антиохии закончилось продовольствие; теперь к этому добавился невыносимый смрад от разлагающихся тел. Началась эпидемия. Доходило до того, что крестоносцы выкапывали павших животных и поедали гниющее мясо.13
В отчаянной попытке приободрить крестоносцев Боэмунд («весьма способный на всевозможные выходки», – добавляет Анна Комнина) объявил, будто бы Господь подал знак надежды и избавления. Знамение, по его словам, было явлено крестьянину, состоявшему на службе у Раймонда Тулузского: Петру Бартелеми[221] было видение, как он утверждал, что часть священной реликвии – копья, которым был пронзен Иисус Христос во время распятия – находится в городе. Петр Бартелеми рассказал об этом Раймонду и епископу Адемару, находящемуся при войске графа Тулузского в качестве представителя папы. Раймонд поверил ему.
Адемар, с другой стороны, охарактеризовал эту историю как «пустые слова». Тем не менее он пожелал выяснить это на практике. Боэмунд лично привел Петра Бартелеми и Раймонда Тулузского в компании еще нескольких человек в церковь святого Петра в Антиохии, где они принялись копать в том месте, на которое указал Петр Бартелеми. Яма оказалась пуста; Раймонд Тулузский, разочарованный, покинул церковь, но в этот момент Петр Бартелеми спрыгнул в яму, а когда вылез из нее, в руке его был зажат наконечник копья.14
Раймонд Тулузский, человек благочестивый и честный, очевидно, мерил других той же меркой, что и самого себя; он сразу же поверил в подлинность находки. Епископ Адемар предпочел промолчать. Новость быстро разошлась среди крестоносцев, знак божьего благоволения воодушевил их. 28 июня 1098 года крестоносцы в сопровождении духовенства, несущего «священное копье», вышли из Антиохии и заставили мусульман обратиться в бегство.
Теперь Антиохия была в руках крестоносцев, но императору Алексею город не достался. Боэмунд присягал ему, отнюдь не собираясь сдержать клятву. Под тем предлогом, что взятие города было организовано им лично и город сдался ему, он заявил, что и править им должен он. Остаться в Антиохии и сделаться самостоятельным правителем – таково было его твердое намерение. В этом он следовал примеру Балдуина, младшего брата Готфрида, который уже успел прийти к власти в Эдессе и превратил ее в независимое христианское государство – графство Эдесское. Боэмунд метил выше: он желал стать князем Антиохии – христианской державы на территории Сирии.[222]