прогнившими шкурами!
— Вот ты ерничаешь, а мне, блин, не до смеха! Ты представляешь, что будут говорить мне в спину все эти его коллеги-калеки?
— Представляю! Будут шептаться, что невесту, краше тебя, — поискать!
— Угу-угу! Як же! Будут шипеть, как змеи встревоженные, о том, что у нас разница в тринадцать лет! Что захомутала я бедного, несчастного мальчика! Поймала его, лиходейка такая, на женской хитрости!
— Господи Боже! Ты долго слова-то заучивала? — засмеялась Ромала.
— Вот тебе смешно, а мне, блин, плакать хочется!
— Слушай, Марин! Ты его любишь?
— Чего?
— Да не чего, а ты его любишь?
— Угу.
— Что «угу»?
— Люблю.
— А он тебя?
— Говорит, что любит.
— Ну, это в принципе, был риторический вопрос, на него отвечать необязательно. Что ты ему нужна, это и так видно, поверь на слово! Ну и в чем дело тогда?
— В смысле?
— В прямом! Если у вас всё по взаимной и огромной любви, так будьте здоровы, живите богато, детей полну хату!
— Там, вообще-то, «а мы уезжаем до дому, до хаты», — пробормотала Марина удрученно.
— Ну, это там! У вас всё будет в ажуре!
— А у вас? — вдруг спросила рыжая.
С Ромалы словно смахнули веселое настроение. Подъехала в своей инвалидной коляске Тоска и уставилась на нее безжизненными глазами. Девушка за то время, что был рядом Дима, уже успела позабыть, какие бездонные и безжизненные глаза у Тоски. Цыганочка отмахнулась от нее, но на душе не посветлело.
— Ромал, это не мое дело, и я уже давно зареклась вмешиваться в подобного рода мероприятия, но… — Марина вздохнула и перехватила трубку в другую руку, — но… я видела Димку на днях. Ромал, он… Он… Нет, конечно, умирать он не собирается, но…
Ромала так сильно прижимала трубку к уху, что даже не сразу почувствовала, как оно онемело. Каждое слово рыжеволосой красавицы падало горячими свинцовыми каплями на открытую рану на сердце, которое вдруг заколотилось истерзанной птицей.
— Конечно, он уже большой мальчик, да и, как ни крути, всё же виноват, но, в конце концов, не смерти же заслуживает!
— Он… он… болен? — кое-как проговорила девушка, стараясь дышать глубже.
— Угу, и болезнь эта любовью зовется! Знаю, что я еще та заноза, но, Ромал, мне не плевать на Димку. Да и ты мне не чужая. Он ведь сгинет без тебя. Пропадет. Как и ты без него… Ладно, мне пора к плите, скоро Феникс домой притопает. Мужика кормить надо. Димку звала к нам, да он ни в какую. Слава богу, хоть под крышу дома вернулся, а то, прям, как бомж.
— То есть, как вернулся? Откуда?
— А я тебе разве не говорила? Он же в гараже… в смысле в мастерской жил!
— В гараже? — пробормотала Ромала, прижимая холодные пальцы к вискам, где с каким-то диким отчаяньем билась жилка.
— Ну да. Неужели я, правда, не сказала тебе? Он жил в гараже, всё это время. С того самого дня. Я ж тебе говорю, увидела его — не узнала. Сегодня ему раз сорок позвонила, дабы убедиться, что великовозрастное дитя перебралось ближе к родному очагу. Софья Михайловна уехала вчера. Димка кое-как уговорил ее съездить на курорт. Мы с нею, правда, договорились, что она прижмет Димыча и заставит вернуться домой, а я прослежу, так сказать, за этой миграцией в отсутствие бабушки, и если что…
— Как же он столько времени прожил в гараже? — пробормотала Ромала.
Марина смолкла и вздохнула.
— А что ему оставалось? Ты что, не знала, что мужики в большинстве своем трусы? И боятся они больше всего расспросов и женских слез, — вздохнула Марина. — Есть такое животное, не помню, как называется. Так вот, когда его пугают, то оно забивается в нору, избегает соплеменников и сидит, не показывая даже носа из своего убежища. Димка тоже избегал родных и близких. Так ему проще. А в гараже… Ну, не будут же мастера спрашивать, какого дьявола нужно начальнику в неурочное время на работе? Он ведь не просто начальник — владелец. Думаю, именно это и было для него основным аргументом.
— Ладно, Марин, иди, готовь ужин. Передавай привет Фениксу.
— Угу. Так что на счет свадьбы?
— Дату назначили?
— Пока нет, но, Ромал, у меня просьба к тебе. Видишь ли, близких подруг у меня нет, так что… Даже не знаю, как попросить… В общем, ты не согласишься быть подружкой невесты? — каким-то виноватым тоном попросила Марина.
Ромала улыбнулась.
— Почту за честь, — сказала она просто.
На другом конце явно с облегчением вздохнули.
— Ну и ладушки. Как всё решим, так позвоню, — выпалила Марина и отключилась.
Ромала повертела в руках раскаленную трубку и даже пару раз стукнула себя ею по лбу. Она долго собиралась с мыслями, листала в телефоне журнал вызовов, а слова, сказанные бывшей Димы, долго не шли из головы.
— Всё зависит от нас самих, — проговорила Ромала и, наткнувшись глазами на нужное имя, нажала «вызов».
— Привет, — сказала она, когда ей ответили.
Глава 53.
Дима двигал мебель. Лешка пыхтел рядом, но каких-то глобальных изменений в квартире пока не наблюдалось. Ремонт был закончен только в большой комнате и бабушкиной спальне. На кухню невозможно было попасть, да и вообще вся квартира напоминала Диме Мамаево побоище.
— Слушай, если до этого Софья Михайловна обзывала твою берлогу стоянкой Преображенского полка, то теперь как бы она охарактеризовала состояние всей квартиры? — усмехнулся Алексей.
— Бабуля сейчас изучает тонкости чайной церемонии. Думаю, она уже забыла, в какой кавардак превратила дом родной.
— Ну, намерения у нее были самые благие.
— Угу, угу. Как там говорят: благими намерениями дорога выстелена в ад?! Одно могу сказать: до ремонта я не знал, что у нас столько хлама набралось. И откуда что берется?
Он уже двое суток пытался навести маломальский порядок в доме. От бабули ему пришлось избавиться. Она долго охала и стенала, когда парень вернулся в квартиру. За всё время, что Дима ее знал, она впервые причитала совсем по-стариковски.