Читать интересную книгу Кошак (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич

Понимание этого сильно выбило из колеи. Немалого труда мне стоило удержать на лице покровительственную усмешку. Даже взгляд её выдержать удалось, не показывая собственных сомнений. Пусть видит наглого псионца. Для большей достоверности образа, я ещё и оценивающе прошёлся по её телу взглядом. А ничего так… Стройная. Подтянутая. Явно следит за собой. Движения, опять же, характерные для пусть не профессионального, но минимум опытного рукопашника. С такой можно и…

Мысль о кошках физически уколола, и я отвернулся, разрывая невербальный контакт. Они ведь будут всё это видеть и слышать! Дикость какая. Не заслужили девочки такого обращения, незачем их обижать показной изменой. Разве что совсем припрёт, и другого способа сохранить инкогнито просто не останется… Я хотел успокоить Милену, заверить её в собственной любви и верности. Уже приоткрыл рот, когда ощутил пристальный, колючий взгляд новоприбывшей леди. Обращённый на мои губы. Она что, читать по губам собирается?! Вот ведь профессионалка! Видимо, общение с кошками откладывается на неопределённый срок. Рядом с такой лучше лишний раз не рисковать.

Леди меж тем обожгла меня взглядом своих чёрных, бездонных глаз и обратила свой взор на Горма. Тот поспешил подняться, немного даже засуетился, но быстро подобрался и с некоторой даже степенностью проводил гостей к столу. Кстати, интересный штрих: «офицеры» вошли сами, минуя хозяина квартиры. Получается, для него они безусловные авторитеты, раз походя получили абсолютный доступ к домовой электронике.

Чего, впрочем, не скажешь про остальных. Никого из рядовых подпольщиков появление большого начальства не впечатлило. Как трепались за жизнь, так и продолжили в том же духе, только взглядами мазнули по вновь прибывшим. Любви там особой, к слову, не было. Так, лёгкое уважение, а у кого-то и вовсе некоторое даже пренебрежение — особенно со стороны фанатов абсолютной свободы. В остальном же прибытие новых гостей прошло, как до того прибытие остальных завсегдатаев — буднично и без пафоса.

Однако постепенно фокус внимания всё же переместился к высоким гостям застолья. Там слово, там реплика, и вот уже спутник дамы полностью владеет вниманием слушателей. Что-то в нём такое было… Его хотелось слушать. Вот есть такие люди: вроде бы ничего особенного во внешности, но как начнут глаголеть — заслушаешься. Соловьями заливаются. И не сказать, что какие-то абсолютные истины излагают, но сам тембр голоса, какая-то гипнотическая подача материала и ещё масса штришков выдают в них прирождённых ораторов. Для себя я сразу окрестил мужчину Проповедником.

— Вот, — пнул меня под локоть сосед-Фанатик. — Сейчас вещать будет.

— Кто?

— Да этот… Проповедник, — скривился подпольщик. Видимо, с прозвищем я угадал правильно, равно как и с его истоками.

— Товарищи! — начал меж тем оратор и над столом как-то неожиданно установилась тишина. Ещё немного, и можно будет услышать, как муха пролетит. Хотя откуда в небоскрёбе посреди огромного города мухи? — Все мы разные, с разными мечтами и чаяниями. Вот ты, Старик — умудрённый опытом и закалённый в борьбе старый революционер. Ты — как совесть этого города. Что старая власть, что новая, у всех ты отмечаешь недостатки и борешься против них. Или ты, Фанатик. Для тебя не существует никакой власти, никакая власть для тебя не авторитет. Ты веришь в то, что люди в состоянии сами о себе позаботиться, опираясь лишь на разумное начало в каждом из нас. Или ты, Горм. Ты — за просвещённую власть, где каждый сможет реализовать себя, а не только… генетически изменённый — как сейчас — или избранный по праву рождения — как во времена Независимости. Но всех нас объединяет одно. И это одно — общий враг. Здесь и сейчас наша общая задача — сбросить ярмо Республики. Ну а дальше каждый сможет доказывать свою правду, и в итоге правым окажется тот, за кем пойдёт свободный штарнский народ.

Проповедник сделал паузу, давая каждому осмыслить сказанное. Над столом разлилось физически ощутимое одобрение. Выступающий смог достучаться своей речью до каждого, подсластить пилюлю, которую он вбросит позже, индивидуальной лестью. И как бы ребята ни относились к оратору, они просто в силу человеческой психологии не смогли остаться полностью равнодушными. Мне же особенно запомнилось последнее изречение, про того, кого поддержит народ. Обычно народ поддерживает самых-самых прожженных демагогов, кто особенно красиво стелет. Типа самого Проповедника. Особенно же принципиальные, в то время, пока демагоги привлекают внимание масс, режут друг друга по углам политического олимпа. Каждому, как говорится, по способности. Посчитав паузу достаточной, оратор продолжил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да, мы жили и боролись при прошлом правительстве. Там было много плохого. Придя к власти, мы верим, что сможем всего этого избежать, ибо нашей учительницей стала сама история. Но просто сидеть и ждать нельзя. Если прошлое правительство было плохим, то республиканская власть… поистине ужасна. Нет, это не то явление, какое в прошлой пропаганде величали «белой плесенью». На деле всё оказалось куда сложней и коварней. Мы видим на голограммах политических деятелей обоих полов, жёсткого притеснения мужчин в Штарнии нет, появляются рабочие места… Но. Всё это — лишь маска, за которой скрывается подлинная суть Республики. Придёт время, и эта маска будет отброшена прочь. А это рано или поздно случится! Ведь даже из-под лубочной маски уже нет-нет, да проступает жуткая харя неприглядной реальности поработительной системы. Наши дети. Республика забрала наших детей. Где они? Нам говорят — их будут воспитывать с учётом лучших достижений психологии и образования многотысячелетней цивилизации. А что на деле? Сейчас мы видим лишь, что у нас забрали детей, ничего толком не объяснив. Забрали без права посещать их лично. Демонстрируют лишь какие-то абстрактные картинки, где фигурируют какие-то дети. Наши? Или это вообще монтаж? Отнятые дети — вот реальный факт! Вернут ли их? Мы не знаем! А ведь дети — это будущее. Наше будущее. У нас забрали его — будущее штарнского народа. Так почему мы должны молча сносить такие выверты нового режима? Мы и сами вполне способны воспитать наших детей, и даже если из них ничего путного не выйдет — это именно наши дети! Мы рожали их не для Республики с её перемалывающим независимые цивилизации бездушным механизмом! Не для роли смазки межзвёздного механизма порабощения!

Мимика, тембр голоса, эмоциональная энергетика — всё это волнами распространялось от оратора, обволакивая сознание, ввинчиваясь в него уколами «понимания». Что может угрожать псионцу в недоразвитой колонии? Что способно сокрушить его сверхчеловеческую мощь, перед которой пасуют калибры боевых кораблей? Слово. Одно лишь слово. Разумом псионец, как и республиканец — всего лишь человек. Со всеми его слабостями. Сейчас мне пришлось ощутить всё это на собственной шкуре.

Откинувшись на спинку кресла, я прикрыл глаза. Слова про воспиталища и отобранных детей резали по живому. Ведь где-то там, в недрах Республики, взрослеет и моя кровинушка. Плод нашей с Валери любви. Один такой плод — Литания в её современном виде, и второй — наше чадо. И то, и другое для меня недоступно. Как же это заманчиво: пропитаться ядом недовольства политикой Республики! Ведь для этого есть самые веские, вещественные основания — в отличие от людей передо мной, у которых нет таких личных оснований. Именно последнее обстоятельство окончательно отрезвило меня. Я открыл глаза и всмотрелся в лица «офицеров» сопротивления.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Женщина смотрела. Смотрела на меня. Остальные были ей не интересны, она пришла сюда исключительно по мою душу. В её бездонных глазах отражалось нечто, что живо напомнило мне Ведьму. Откуда взялась эта женщина? Прибыла из более развитой колонии? Или прямиком из Республики, движимая духом противоречия? Хотя, казалось бы, чему ей-то противиться! Республика дала ей всё — таким, как она, дала. Но, видимо, и на старуху бывает проруха. Человеческое чувство протеста неискоренимо. Чем больше человек получает от общества, чем больше хочет от него взять. Зависть, сознание, что он сам сделал бы лучше — да мало ли что ещё? Всё это обрекает его на протест. И вот сейчас эта в высшей степени серьёзная дама ловила малейшие изменения моей мимики, строя какие-то свои далеко идущие планы с их учётом. Даже Проповедник, в свете рентгеном пронзающего взгляда своей подруги, не казался таким уж опасным противником. Подумаешь! Всё, что он говорит — всего лишь слова. Их можно трактовать по-разному. А можно и вовсе заткнуть его кулаком или полями. Женщина же… Складывалось ощущение, что она уже учла в своих планах и кулак, и поля, и всё это против неё окажется в итоге бессильно, станет её собственным оружием против тебя.